«Куда тут худеть?»: как неприятие своего тела может стать серьезным заболеванием
Развернула себя из плаща, как будто обертку с пирожка. Нет, не согласовывается. Сняла с себя плащ, будто целлофан с пирожка. Нет, не согласовывается. Вынула себя, будто пирожок, из целлофанового дождевика. Нет, не то. Пирожок снял с себя целлофан и повесил на вешалку в углу. Но там уже висела гора темного, мутного, как в прокуренном клубе. Нет, штамп.
— Заходите, заходите! — заулыбалась хозяйка квартиры. — Вон туда, в спальню можете рюкзак кинуть, прямо на кровать кидайте, на покрывало, и плащ тоже можете.
Спальня была в самом конце коридора: квартира уходила вдаль, как парадоксальный прямой лабиринт без единого закруг ления, — был ли сам дом таким длинным, как его коридоры? Дарина осторожно положила плащ на полосатую шероховатость покрывала. Вот и развернули пирожок добрые люди.
Все уже собрались в огромной, неправдоподобно просторной для этого узкого дома гостиной — все обычные, отметила Дарина, никаких там калек, инвалидов, безногих (безногих она боялась больше всего, это был какой-то старинный мем с чудовищными опечатками про белый шум — не согласовывается, одернула она себя, вся твоя жизнь — опечатки про белый шум, дура ты дура). Обычные люди, как в метро или кафе. Некоторые даже в офисной одежде: девушка в черном похоронном пиджаке с приколотым к нему золотым цветочком гинкго.
— Спасибо, спасибо! — раскланивалась, как чибис, круглая и длинноногая хозяйка. — Нас сегодня немного больше, есть новенькие, но не беспокойтесь, это проверенные новенькие, с рекомендацией участников клуба.
Дарина испугалась, что придется вставать (она взгромоздила свой бледный сырный пирог на шаткий табурет в углу около напольной лампы, напоминающей хирургический софит) и расска зывать о себе, и оглядываясь одними лишь глазами, чтобы себя не выдать, мысленно подсобрала информацию: работаю редактором в издательстве детской учебной литературы, родилась в Твери, что еще, должно быть что-то еще.
— Смотрите, у нас сегодня будет довольно массивный раунд, главное блюдо одновременно как бы и десерт, — объявила хозяйка. — Это ну, скажем, немало. Но отказываться нельзя! Все помнят: в прошлый раз Настасья отказалась, и сейчас ее нет среди нас и не будет уже.
Тут хозяйка внимательно посмотрела на Дарину, у которой уже болели от всех ее выкрутасов глазные яблоки.
— Это для новеньких.
— Хорошо, — закивала Дарина. — Я так счастлива, что мне удалось среди вас оказаться, и было бы непростительным с моей стороны…
Ее никто не слушал, поэтому Дарина тут же замолчала. Как только она замолчала, все на нее посмотрели. Она вздохнула: да, на нее все всегда смотрят. Некрасивых людей интересно рассматривать; красивые же все одинаковые.
После вступительного слова хозяйки гости немножко разбрелись, разбившись на группки и компании, кто-то уже схватил пластиковые фужеры и начал цедить из них грушевый сидр с едкой безалкогольной пенкой, все оказались знакомыми друг с другом, и Дарина снова напрягла измученные мышцы глаз — должен же кто-нибудь к ней подойти, она же новенькая.
— Вы же знаете, кто сегодня будет? — спросила стоявшая со всем рядом, почти задевая Дарину плечом, высокая худая девушка у двух, предположим, подруг. — Рудольф, что ли? Вы видели Рудольфа? Он тут или вышел в туалет?
— Внимание! — хозяйка постучала ножиком о жестяное, покрытое капельками ледяного пота ведерко для дурацких безалкогольных бутылок с сидром. — Сейчас внесут! Готовность номер один! Разговорчики прекращаем! Настраиваемся!
Дарине раньше постоянно снились точно такие сны: странная большая компания в огромном доме за городом, все приглушенно переговариваются, и из предвкушающего сгущения тревоги ро ждается шепотное заговорщицкое «удалось достать сегодня, удалось», и потом выносят на блюде, скажем, бумажного отварного цвета ветвистые бронхи, и обязательно нужно съесть кусочек, иначе все обидятся.
— Герман! — объявила хозяйка. — Друзья, сегодня у нас Герман! И не забываем: мы должны съесть Германа всего целиком! У нас есть потенциал, нас двадцать три человека, все взрослые люди. Согласны?
Все замолчали, закивали и заулыбались.
— Герман! — шепотом выдохнула девушка в кожаных шортах поверх клетчатых колгот. — А он же в прошлый раз Катю не ел? Или ел?
— Да ел он! — толкнула ее локтем, допустим, подруга. — И не только ел, кстати.
Дарина мысленно покатала языком внутри рта безвкусное мочало бронха: ни разу еще у нее во сне не получалось сглотнуть.
***
Все началось на той вечеринке, где она отказывалась от еды настолько яростно, что какая-то рок-н-ролльного вида девица, вся в безвкусных цепях (лицо при этом у нее было идеальное, гладкое, навеки двадцатилетнее, словно вылепленное из мягкого розового мрамора), насела на нее: почему не ешь турецкий пирог, да я сама сделала турецкий пирог, а вот кюнефе, это сладость такая, бабушкин рецепт, почему не ешь, ты такая худая, а у нас вот принято, чтобы все ели!
— Мне необходимо сбросить еще четыре килограмма, — подчеркнуто доверительным тоном сообщила Дарина. — Я непростительно растолстела за время карантина и теперь стараюсь прийти в свое привычное состояние.
— Да посмотри на себя! — заорала девица. — Ты же тощая, как доска! Ты, что ли, тоже из этих, анорексичек? Ты чья подруга, ты откуда тут? Алису знаешь? Откуда ты ее знаешь?
Дарина вздохнула. Девица продолжала наседать, откуда-то вокруг них образовалась еще стайка девчонок — тоже гладеньких, как конфетки, — и все принялись щебетать об анорексии, нелюбви к себе, бодипозитиве: обо всем, что к Дарине не имело никакого отношения; вероятно, это был какой-то стандартный party talk, когда толпа малознакомых людей кидается, как голодные собаки на кусок мяса, на подброшенную в компанию довольно безопасную тему, в рамках которой можно как-то раскрыться перед незнакомцами и социализироваться. Одна довольно полненькая девочка сказала, что каждое утро ровно полтора часа, не меньше, измывается над собой в спортзале — именно измывается, настояла она, потому что родители ее регулярно наказывали в детстве, и вот она теперь наказывает саму себя, потому что если не наказывать — вырастешь плохим человеком, и вот она выросла, дальше расти некуда, а тело требует регулярных наказаний. Кто-то начал долгую дискуссию про BDSM в контексте этих вот наказаний; одна девушка призналась, что практикует это с обоими бойфрендами и ничего патологического в этом нет, обычная практика, которая просто нравится и никак не связана с детскими травмами и недолюбленностью, тут же зашла беседа о пластической хирургии и липосакции, мол, женщина должна иметь право быть красивой прежде всего сама для себя, поэтому если уж ей хочется какие-то определенные сиськи — мы ее осудить не можем; алкоголя все прибывало и прибывало, и беседа становилась совсем уж надсадной, потому что каждая пыталась рассказать свою историю, перебивая остальных.
Дарина вдруг обнаружила, что держит в руке кусок какого-то липкого сырного пирожка. Его притащила девица, которая спрашивала про Алису.
— Мне просто интересно, сможешь ли ты хотя бы откусить, чтобы попробовать, или у тебя все настолько плохо.
Дарина помотала головой. Девица потащила ее к зеркалу, обхватив за плечи, как задушевную подруженьку.
— Посмотри на себя, где тут худеть, куда тут худеть?
Дарина внезапно решила сказать правду, потому что все равно все были пьяные и никто уже никого не слушал:
— У меня все тело — это надутые дряблые белые колбасы, похожие на спущенные дирижабли, которые уже никогда не взлетят. Вот взгляни на мышцу руки, — она подняла руку над головой. — Она будто атрофированная, но в то же время раздутая, словно при водянке, и болтается, как флаг при трауре, видишь? И если мне удастся сбросить вес, то я…
— *** [Вот] ты странная! — обрадовалась девица. — Я знаю, с кем тебя надо познакомить! У меня есть одна такая же подруга, вот как ты, в смысле не подруга как ты, ты мне не подруга, я тебя впервые вижу, но она такая же психическая, я вас познакомлю.
— У меня нет необходимости в новых знакомых, — вежливо сказала Дарина.
— Так и у нее нет, — расхохоталась девица. — Просто она ходит в какой-то клуб. Тусовка какая-то для людей с пищевыми расстройствами. Короче, там ее починили ******* [офигенно], топчик прямо! Она нормальная щас! Жрет как не в себя.
— И толстая наверняка? — с надеждой спросила Дарина.
— И красивая ****** [очень]! Мужики в очередь стоят, а она их ***** [к черту] шлет! — девица стала копаться в телефоне, чтобы найти фото подруги в подтверждение очереди мужиков, но потом забыла, что искала, нашла фото соседской собаки, родившей каких-то при блудных щенят, стала тыкать в лицо Дарине щенятами (главное, не пирогом, подумала Дарина), рассказывая о драме преступной собачьей любви, а потом спохватилась и попросила Даринин телефон. Та так растерялась, что просто протянула девице свой восьмой айфон — лишь бы та отвязалась.
— Номер! — замотала головой девица. — Номер мне скажи, я подруге передам, она тебя наберет.
— А как называется этот клуб? — спросила Дарина зачем-то.
Девица открыла «заметки» в телефоне, ткнула куда-то пальцем и показала Дарине.
— Кк? — удивилась Дарина. — Это так молодежь сейчас пишет «ОК», я знаю.
Через два дня Дарине, так и не скинувшей ненавистные четыре килограмма, позвонила Мара, представилась и сообщила, что у них по пятницам собирается уникальная группа, она пока не может объяснить, какая именно, но совершенно потрясающая и помогающая; и вот одна участница недавно отвалилась и нужна новая, и Дарина идеально подходит, потому что у нее, кажется, дисморфофобия.