«Опять в дурную компанию попал»: как женщины становятся заложницами созависимости

Кира возвращалась с работы. В вагоне метро паренек с рюкзачком стоял напротив нее и улыбался. 

— Девушка, вы красивая! 

Кира не ответила ему и стала протискиваться к выходу. «Площадь Александра Невского». Следующая станция — «Елизаровская». Она вышла из вагона и пошла по переходу. 

Две недели назад она написала письмо свекрови. А что делать? Не бросать же его одного. Дело, конечно, не в сапогах. Черт с ними. Но это было последней каплей. Они же целое состояние стоили. Ручная работа. Ушли за дозу? И где их надо было хранить? С собой носить? Сдать в банк? Ладно. Как пришло, так и ушло. Сам купил, сам продал. Потом-то он клялся-божился. Что в послед ний раз. Что для его спасения нужна доза метадона (является наркотическим веществом и запрещен на территории РФ. — Прим. ред.), а лучше две, а в идеале — три. А он у нее копейки больше не возьмет, иначе пусть рука у него отсохнет. Все эти «пусть моя рука отсохнет» ее уже не колыхали, не трогали. Одеревенела она. Сил нет ни на что. Ни на то, чтоб плакать, ни на то, чтоб уличать во вранье, стыдить, оскорблять, умолять. К чему все это? Ничего не хочется. Лишь бы все закончилось побыстрее. Квартиру или комнату хочется. С диваном, столом и книжным шкафом. Больше ничего. И покоя очень хочется. Господи, она же его заслужила. Как Мастер и Маргарита. Или для этого надо продать душу дьяволу.

Дорога от метро к дому вела через парк Есенина. Фонари освещали только аллею. Деревья и кусты по бокам аллеи стояли в темноте и в это время года всегда наводили на Киру ужас. Этот парк был местом сборищ наркоманов и алкоголиков. Она шла, боязливо поглядывая на чернеющие кусты, и вдруг боковым зрением заметила какое-то шевеление. 

Это был человек. Он двигался очень медленно, согнувшись пополам. Пытаясь продраться сквозь кусты, человек завалился набок и не мог подняться. 

Кира животным чутьем поняла, что человек, лежащий в кустах, ее муж. 

— Сережа, это ты? 

— Я, — прохрипел голос из темноты. — Кирюш, помоги мне. 

Кира помогла Сереже подняться. Его трудно было узнать. Сгнившие липкие листья облепили его голову. На лице грязь смешалась с кровью. Он не мог разогнуться. 

— Тебя били? 

— Битой по спине. ***** [Обманули], суки, на бабки. Это была левая хата. Зря я туда сунулся. 

Кира привыкла ничему не удивляться. 

— Как ты тут оказался? 

— Кирюш, ро́дная, не поверишь, еле дополз. Ты же по этой дороге от метро ходишь. Я знал, что я тебя встречу. 

Они пошли медленно. Каждое движение давалось ему с трудом. Кира шла, придерживая его за руку. Сережа то приходил в себя, то отключался — при этом колени его подгибались и он прикрывал глаза. 

Вдруг идти стало легче. Кто-то ухватил Сережу с другой стороны. Под фонарями Кира узнала па ренька с рюкзачком. 

— Девушка, вы помогаете бездомным? 

— Вы ухватите его повыше локтя, — попросила Кира, — так будет удобнее. 

— Посмотрите, как он вас испачкал. А я вас еще в метро заметил. Вы — красивая! Я шел и думал, кто же ждет эту девушку дома? Кто этот счастливчик? 

— Теперь направо. 

— А когда увидел, что вы подобрали этого бродягу, подумал… Мало того что красивая, так еще и добрая. Редкое сочетание в наши дни. 

Сережа еле передвигал ноги, поглядывая мутным взглядом то на Киру, то на паренька. 

— Вы его своим весом подпирайте сбоку, чтобы он не падал, — попросила Кира. 

— А вы замужем? 

— Да. 

— Кирюша, мне больно, — прохрипел Сережа. 

— Зовет кого-то. Бредит, похоже. Тут район такой страшный, я про Дыбенко всякие ужасы слышал. А этот парк ваще трындец. Как из фильма ужасов. 

Сережа приоткрыл глаза и уставился на паренька. 

— Это же парк Есенина, чертила… скажи ему, Кирюш…

— Вы не боитесь тут одна ходить в такое темное время? Будь я вашим мужем — я бы встречал вас каждый вечер. Вы, кстати, на Дыбенко живете? 

— Да. 

— А я на Коллонтай. Недавно переехал. 

— Эта сучка Коллонтай, — произнес Сережа так, будто кто-то замедлил его речь в несколько раз, — была женой матроса Дыбенко. А вообще, она ***** [потаскухой] была, и кого у нее только не было… 

Паренек улыбнулся. 

— Чувак, по ходу, историю любит. А куда мы его ведем? Вы знаете, где он живет? 

— Вон в том доме в конце аллеи. 

— А где вы работаете, если не секрет? 

— В Институте культуры. На Миллионной. 

— Серьезно? А я в Русском музее. Удиви тельно, как это мы с вами не встречались? Вы куда на ланч ходите? 

— Да как когда. Ну, вот мы и дошли. 

Кира было уже протянула руку к домофону, но в это время послышался лай собак. Они окружили со всех сторон, вертелись и подпрыгивали, повизгивая. 

— Откуда столько собак набежало? — недоумевал паренек. 

— Это мои собаки. Я их кормлю, — очнувшись, ответил Сережа. 

— Не бойтесь, — подтвердила Кира, — это его собаки. Они не опасны. 

Паренек поддержал сползающего Сережу за локоть.

— Кажется, я понял! — сказал он улыбаясь. — Вы — фея! И сегодня у вас вечер добрых дел, вы спасаете несчастных и обездоленных. А знаете что… Я дам вам свой номер телефона, и вы спа сете меня… например, от одиночества. Меня Костя зовут. Или давайте на ланч завтра сходим? 

Паренек покопался одной рукой в боковом кармане рюкзака, достал визитку и протянул Кире. 

— Вас как зовут? 

— Кира. И я замужем. 

— Точно. Я забыл. Кира нажала на кнопки домофона. 

— Хто там? — раздался голос в домофоне. 

— Это я, Зоя Викторовна. 

— Мама, это мы, — прохрипел Сережа. 

Паренек внимательно посмотрел на Киру, по том на Сережу. 

— А откуда вы знаете, где он живет? Он ваш сосед? 

Раздалось пиканье. Кира дернула за ручку двери. 

— Он мой муж. Вы подержите дверь, пожалуйста. Спасибо вам.

***

 — Святая Богородица, что с ним? 

— Мама, меня били. Битой по спине. Сережа сползал по стене в прихожей. Кира раз девалась, снимала обувь.

— Его в душ надо, — Зоя Викторовна безуспешно пыталась приподнять Сережу. 

— Мы его не удержим, он вырубается. Он же мертвый. 

— Я не мертвый. Я живой, — пробормотал Сережа. 

— Живой, живой он! Сыночка моя! — воскликнула Зоя Викторовна и погладила Сережу по грязному лбу.

Сережа сидел в кресле, свесив голову на грудь. Он то приходил в себя, ошарашенно озираясь по сторонам, то снова впадал в сон. Зоя Викторовна смачивала марлю в теплой воде, выжимала и протирала голову и шею сына. 

Надо же. Раньше он с трудом умещался в этом кресле. Смеялся, что мебель делают для дистрофиков и лилипутов. А теперь он стал похож на большой вопросительный знак. 

Кира достала чемодан и принялась складывать в него свои вещи. За последние месяцы она не раз собиралась съезжать, поэтому все было наготове. В конце концов, пока можно взять только самое необходимое. Никуда ее носки-трусы не денутся, остальное заберет позже. 

Зоя Викторовна крестилась, крестила Сережу и охала. 

— Хто ж его так? 

— Да откуда я знаю, — ответила Кира.

Сережа приоткрыл глаза и медленно произнес скрипучим голосом: 

— Это была левая хата. [Обманули] на бабки, суки… 

— Ты это близко к сердцу не бери, слышишь, — Зоя Викторовна схватила за руку, проходящую мимо Киру. — У мужиков это бывает. Он и в молодости такой был. Чуть что — в морду. Через это и срок свой получил — подрался. 

Кира высвободила руку и пошла на кухню. Чиркнула зажигалкой и закурила. Книги она заберет потом. Это не к спеху. Из ванной надо свои банки-склянки забрать. Что еще? Посуда там должна быть на первое время. Потом она докупит. Где сумка спортивная? 

Кира с сигаретой и пепельницей вошла в комнату, села на диван, откинулась на спинку и только сейчас почувствовала, как устала. Сегодня и вообще. 

— Кирочка, тебе к друзьям его присмотреться надо. Может, он опять в дурную компанию попал? 

Сережа приоткрыл глаза. 

— Эти суки с Петроградки. Они дурь левую гонят. У нас с ними терки. 

— Во! Во! Я че и говорю. Вот это сразу пресекать надо. Гони всех этих мазуриков взашей. Неча тут балаганы разводить. Ты же хозяйка в доме! Их, мужиков, — Зоя Викторовна сжала кулак, — во как держать надо! А чего это он засыпает? Прям не держит его… 

Кира сбросила пепел с сигареты. 

— Зоя Викторовна, даже не знаю, с чего начать…

— Я не на системе, мам, захочу — в любой момент соскочу. 

— Ты говори, говори… я и сама все про своего сына знаю, выпить он не дурак. Это все гены. Но ты жена, ты спуску ему не давай. Как дружков его разгонишь, так и не с кем пить будет. Дачу вам надо построить и каждые выходные — фьють, и на огород. 

Зоя Викторовна махнула в сторону мифического огорода. 

— Огород — это спасение, — добавила она и принялась обтирать Сережины руки. — А еще детей вам надо. И некогда пить будет. Ну, если только по праздникам. А по праздникам сам бог велел. А Сережа сейчас в какую смену работает? 

— Он не работает, — ответила Кира.