«Написан кровью тысяч женщин»: как «дело Салтанат» повлияет на жизнь казахстанок

Татьяна Чернобиль

Юрист, независимый консультант по международному праву в области прав человека, соорганизатор маршей 8 марта в Алматы 

— Формально принятый закон не называется законом о домашнем насилии. Были внесены изменения и дополнения в законодательство в части «прав женщин и обеспечения безопасности детей». Закон помогает женщинам, «находящимся в материальной или иной зависимости». Абьюзерам увеличили наказание. Но поможет ли это? 

В 2017 году побои из Уголовного перевели в Кодекс об административных правонарушениях. До этого побои наказывались жестче, но это особо не отражалось на динамике бытового насилия. Сейчас произошла их рекриминализация. По сравнению с версией УК до исключения из него побоев и легкого вреда здоровью, наказание за них остается меньше прежнего. При этом наказание за побои, совершенные в отношении лица, «заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии либо в материальной или иной зависимости», увеличилось с 45 (в 2017 году) до 50 суток ареста, а за легкий вред здоровью — с 60 суток ареста (в 2017 году) вплоть до двух лет лишения свободы сейчас. 

Регистрация правонарушения без жалобы потерпевшей, невозможность повторного примирения, особые требования к виновному уже существовали, когда этот закон приняли. Изменились только сроки наказания. 

Незамедлительное реагирование полиции и всех служб — вот, что нужно. Тут, конечно, остается уповать на то, что госорганы будут проявлять непримиримость и решительность, а не руководствоваться, как часто бывает, личными предубеждениями. Тем более сейчас, когда этот закон называет приоритетными направлениями государственной социальной политики «защиту, сохранение, укрепление и продвижение традиционных семейных ценностей, основанных на укреплении института брака и семьи».

Страх общественного порицания, социальной стигмы — «уят» или, по-русски, позор — свойственен не только казахскому обществу. Это часть коллективистской культуры. Возможно, ее распространенность заметнее в Казахстане, где семье и роду исторически придавалось большое значение. Мешает ли это женщинам заявлять об их правах? Тем, кто оказывается в ситуации бытового или сексуализированного насилия, возможно. Но я бы не сказала, что тут проблема в «уяте». Проблема в неработающих на практике законах и в необеспечении заявленной неотвратимости наказания.

Проблемы всех феминисток, наверное, везде более-менее одинаковы. В Казахстане это, в первую очередь, проблема безопасности и гендерное неравенство (лишь три года назад у нас отменили список запрещенных для женщин профессий, низкой остается доля женщин в политике). Сами идеи гендерного равенства никогда, насколько я знаю, не подвергались сомнению в Казахстане. 

Феминизм всегда существовал в нашей стране. Фемактивизм же — относительно новое для Казахстана явление, но, как я вижу, довольно распространенное и популярное, и не только среди молодежи. 

В митингах нам, алматинским фемактивисткам, власти стали отказывать, начиная с этого года. Первый и единственный санкционированный марш 8 марта прошел в 2021 году, в последующие годы власти согласовывали только митинги. Комментируя последний отказ, власти города сослались на некие «20 обращений с «категоричными требованиями» не допускать феминистского марша и митинга 8 Марта». Горожане якобы недовольны тем, что феминистки прикрываются борьбой за права женщин и пропагандируют «чуждые нетрадиционные ценности».

Алматинские фем-митинги и марши, в оргкомитет которых я вхожу, не единственные в стране. В апреле прошлого года фемактивисткам Астаны удалось провести митинг против домогательств. Такие мероприятия всегда проводились при огромной общественной поддержке. 

Асель Садвакасова

Актриса, кинопродюсер и певица

— Почти каждая женщина в Казахстане сталкивалась с насилием или была его свидетелем. В детстве я видела насилие, и хотя напрямую оно меня не задело, но наложило на мою жизнь отпечаток. Сейчас публикуют много видео, в которых женщины говорят, что им страшно заходить в лифт, если там только мужчины, страшно ходить по переулкам. Когда подобные ролики начали появляться, я поняла, что жила так же, и мне казалось это нормой. 

Скорее всего, только время покажет, насколько эффективным будет «закон о домашнем насилии», но я уверена, что это хорошее начало. К сожалению, [по причине] шокирующих событий, но женщины начинают говорить. Наступают времена, когда молчать невозможно. 

У нас были, есть и будут свободные и свободолюбивые женщины. Моя мама всегда поступала так, как считала нужным, а не так, как ей диктовали родственники или общество. Для меня мама — пример. Таких женщин в моем окружении много, я и сама такая же. Для нас свобода превыше всего. Меня, конечно, удивило, когда в одном видео мужчины стали возмущаться, что после принятия закона будет много разводов — у нас очень устаревшие устои. В современном мире полно примеров, как должны выстраиваться здоровые отношения между мужчиной и женщиной. Традиции можно соблюдать, но при согласии обеих сторон. 

«Уят» — это крайность, в которую впало наше общество. Это про «не выносить сор из избы» и «не позорить семью». Стыдно должно быть тем, кто оправдывает насилие и считает, что это норма. Я сейчас работаю с женщинами наставниками, они рассказывали мне о случаях сексуализированного насилия в детстве. Многим родители не верили и говорили, что «уят» о таком кому-либо говорить и лучше забыть о том, что было. Таких сломленных семей в Казахстане много. 

Я живу в Алматы — это большой современный город. У нас, конечно, распространены идеи гендерного равенства, особенно среди молодежи. Я крайне редко сталкивалась с дискриминацией по половому признаку, но не знаю, что происходит в регионах. Там, скорее всего, ни о каком гендерном равенстве и речи быть не может. 

Уверена, что большинство женщин Казахстана хотят чувствовать себя в безопасности, быть защищенными от агрессии законом. Если мы хотим, чтобы наше общество и государство развивались, необходимо равноправие между мужчиной и женщиной. Под равноправием я подразумеваю то, что никто не имеет права наносить физический или моральный ущерб другому человеку вне зависимости от пола. 

Дана Орманбаева

Независимый казахстанский журналист, доктор делового администрирования (DBA), писатель, общественный деятель

— Работа над законом о домашнем насилии велась с 2019 года, в инициативную группу в том числе входили Общественный Фонд «НеМолчи.KZ», правозащитники Дина Смаилова, Алмат Мухамеджанов, Халида Ажигулова, Салтанат Турсынбекова и многие другие их коллеги.

Процесс принятия закона сильно тормозило коллективное недовольство его так называемых «противников». Разные люди пытались воспрепятствовать даже обсуждению законопроекта. Например, против был «Союз родителей Казахстана» — он был озабочен тем, что якобы из-за этого закона уполномоченные органы будут приходить в семьи и забирать детей, но в законе не было ни слова об этом. 

В 2021 году закон в тогда еще «сыром» виде отложили в долгий ящик, и лишь после убийства Салтанат Нукеновой его вернули в разработку и вынесли на обсуждение. Только вопиющие случаи способствуют развитию в вопросе защиты от домашнего насилия: преступление, совершенное представителем элиты, экс-министром Бишимбаевым, стало слишком триггерным. Общество массово выразило гнев. 

По отзывам правозащитников, закон, к сожалению, не такой, каким хотелось бы его видеть: не все рекомендации были учтены. Но главная задача решена — нас услышали и глава государства, и правительство, и законодатели. Я и мои соратники искренне рады, что этот закон принят. Даже малообразованные люди и те, у кого нет времени погружаться в детали и изучать новые статьи, услышав, что закон заработал, осознают: теперь пощады за побои не будет. Возможно, абьюзеров это остановит. 

Идеи гендерного равенства в Казахстане становятся все более популярными, но они не должны насаждаться — у каждого может быть выбор. Моему старшему сыну 30 лет, он женат, у него есть ребенок. Я вижу, как они с супругой очень современно ведут семейное хозяйство и поддерживают отношения. Они все делают вместе: нет такого, что какая-то работа женская или мужская. В воспитании ребенка у них тоже равные роли: если мама занята, то папа помогает, и наоборот. 

В то же время «уят» — культура стыда — напрямую влияет на права женщин в стране. Но слово «уят» охватывает намного больше понятий, нежели просто стыд. Потому что стыд — хорошее и нужное чувство. Если человек его не испытывает, он «разлагается» как личность. Со временем смысл «уята» сильно исказили. Изначально, по замыслу Божьему, стыдно должно быть обижать женщину, ругать детей, подводить людей, мошенничать. 

«Уят» — это наш культурный код. Он тесно связан с другим понятием — «тыныш», что означает в прямом смысле тишину и молчание. Но мы уже не хотим «тыныш», мы хотим говорить и строить счастливое будущее для наших потомков.

Айсана Ашим

Журналистка, основательница изданий The Village Kazakhstan, Batyr Jamal, Masa

— Я думаю, главное в «законе о бытовом насилии», который приняли в Казахстане, — это то, что за побои следует уголовная, а не административная ответственность. Теперь факт нанесения побоев влияет на дальнейшую жизнь агрессоров — это может остановить их. Хотя наказание за насилие существенно увеличилось, я считаю, что оно должно быть жестче. Также в новом законе нет ответственности за преследование и домогательства. По моему мнению, для этого должны быть предусмотрены отдельные статьи. 

Не могу радоваться в полной мере этому закону, потому что он был написан кровью тысяч женщин. Понимаю, что в России нет закона о домашнем насилии, и на таком фоне его принятие в Казахстане выглядит круто, но хочется себя сравнивать, например, со Швецией, с другими странами, где люди уже думают не только о базовых правах. 

Закон приняли, потому что дело об убийстве Салтанат очень громкое. До этого закону о домашнем насилии было сильное сопротивление со стороны власти, а тут прямо в центре города бывший министр убивает женщину. Наверное, правительство поняло, что надо с этим что-то делать. Сейчас пытаются продвинуть идею, что принять этот закон собирались давно, что он никак не связан с Салтанат. В правительстве пытаются подстроить версию, что у нас не реактивная власть, а проактивная. Почти весь мир следит за судом над Бишимбаевым, и власти хотят уменьшить негативные настроения в обществе. 

Казахстанские феминистки, прежде всего, пытаются бороться с бытовым, сексуализированным, репродуктивным насилием и с тем, как о насилии говорят в СМИ. Например, недавно в передачу на национальном казахстанском телеканале «Хабар» обманом убедили прийти женщину, которая вместе с детьми ушла от избивавшего ее мужа и укрылась в кризисном центре в Астане — ей обещали, что зрители поддержат ее донатами. В итоге продюсеры привели ее в студию, она была в маске — эту маску с нее сняли, а потом в помещение без ее ведома зашел насильник. Ведущий сказал, что супругов собираются помирить, потому что семья — главное в жизни, а насильник же отец, ему нужно видеться с детьми. У женщины началась истерика, а ведущий продолжил что-то говорить. 

Установить контроль над женщинами помогает «уят». Но многое зависит от того, в каком значении его используют. Почему бы не сделать так, что «уят» — это воровать, быть коррупционером, проявлять насилие? Но на «уят», к сожалению, сильно влияют патриархальные установки. 

Молодежь поддерживает идеи гендерного равенства, в чем очень помогают соцсети. Я надеюсь и верю, что будут позитивные перемены и что мы будем жить в лучшей стране. Но для этого нужно продолжать работать и бороться, потому что всегда есть люди, которые противятся изменениям. Сейчас в Казахстане 21 министерство, и только три из них возглавляют женщины. Хотя о правах женщин говорят все чаще, в регионах до сих пор часто крадут невест: в уголовном кодексе нет статьи, запрещающей это. В такой патриархальной пирамиде убийство — кульминация гендерного неравенства.