На ее книгах вырос Стивен Кинг: как Ширли Джексон превращала свои страхи в литературу
Американская писательница Ширли Джексон получила широкую известность как автор книг «Призрак дома на холме», «Мы всегда жили в замке» и других знаковых произведений в жанре готического романа. Их неоднократно экранизировали, а в 2020 году вышел удачный байопик о писательнице — «Ширли» с Элизабет Мосс.
Джексон касалась тем, которые в 1950-х были табуированы, — домашнего насилия, ксенофобии, угнетения женщин. За леденящими душу сюжетами скрываются личные трагедии писательницы. Эксцентричная Ширли, строившая карьеру в «эпоху идеальных домохозяек», терпела общественное давление и измены мужа.
Одиночка и толпа
Ширли Джексон родилась в Сан-Франциско в одном из самых богатых пригородов американского города. Ее родители, Лесли и Джеральдин Джексон, были консервативными завсегдатаями загородных клубов, и замкнутость дочери не находила у них понимания. «Первые рассказы я прятала от родителей в ящик своего стола. Я думала, что никто никогда не был так одинок, как я, поэтому я и писала о людях, находящихся в полном одиночестве. Я думала, что схожу с ума, потому что писала о том, что единственные здравомыслящие люди — это те, кого считают сумасшедшими, и что весь мир жесток и глуп, потому что боится людей, которые отличаются от других», — делилась Джексон в одном из своих эссе.
Ее ранние произведения посвящены как раз трагедиям людей, которых преследовали в изолированных сообществах. Леденящая душу новелла «Дорога сквозь стену», вдохновленная юностью писательницы в Калифорнии, рассказывала о героинях, которые не вписывались в привилегированную среду богатого района Пеппер-стрит. Беверли подвергается нападкам тинейджеров из-за особенностей развития, ее сестра Фредерика — из-за своей наивности, которой пользуются расчетливые сверстники, Мэрилин — единственный еврейский ребенок в округе, а Гарриет подвергается фэтшеймингу. Джексон не просто обличала пороки нетолерантного общества, но и говорила о последствиях буллинга. В одной из сюжетных линий подросток-изгой по имени Тодд совершает суицид, а соседи вместо того, чтобы взять на себя ответственность за травлю, вешают на него убийство.
В рассказе «Лотерея», который вышел в 1948 году в журнале The New Yorker, семья и соседи, состоящие в оккультном обществе, без малейших колебаний забивают камнями молодую женщину Тэсси Хатчинсон. Биограф Ширли Джексон, Рут Франклин, считает «Лотерею» феминистским манифестом и называет этот рассказ «притчей о том, как женщин заставляют жертвовать собой, личной энергией и амбициями». Неслучайно фамилия и трагедия центральной героини произведения совпадает с историей пуританки и религиозной деятельницы Энн Хатчинсон, которая в начале XVII века боролась за права женщин в колонии Массачусетского залива и подверглась остракизму за свои «еретические» убеждения. Но читателей, которые засыпали Ширли письмами, интересовало другое: где до сих пор проходят подобные лотереи и возможно ли увидеть обряд собственными глазами.
Кому ты такая нужна
Невзирая на хорошо продаваемый образ «литературной ведьмы», писательница всю жизнь боролась за право быть собой и существовала в абьюзивных отношениях — поначалу с матерью, а затем и с мужем.
Рождение ребенка не входило в планы только что вышедшей замуж Джеральдин Джексон, поэтому она не забывала напоминать дочери о том, что та была «результатом неудачного аборта». Мать вечно критиковала Ширли за внешний вид и возмущалась буквально всем — волосами, весом, «умышленным отказом развивать женское обаяние». Язвительные письма от матери Ширли Джексон получала и когда поступила в Рочестерский, а затем в Сиракузский университет, и когда стала известной писательницей. Джеральдин осуждала дочь за «беспорядочный образ жизни», «однообразные» произведения и «неухоженный» внешний вид. «Сегодня я все утро расстраивалась из-за того, насколько плохо ты позволяешь себе выглядеть», — писала мать.
Взрослая жизнь Ширли стала бунтом против авторитарной матери: она переосмысляла детские травмы в своих произведениях, перестала следить за весом, вместе с мужем вращалась в богемных кругах. Брак с амбициозным литературным критиком Стэнли Эдгаром Хайманом, с которым Джексон познакомилась во время учебы в Сиракузском университете на факультете журналистики, начинающая писательница воспринимала как награду за свои многолетние страдания в одиночестве. Для Ширли, которая на первом курсе переживала тревожность, депрессию и «страх перед людьми» (они будут преследовать ее на протяжении всей жизни), Хайман буквально выглядел спасителем. Джексон прежде всего видела в нем человека, который, в отличие от матери, не считал ее уродливой и верил в ее писательский талант. Однако при ближайшем рассмотрении союз с Хайманом оказался своеобразной заменой токсичным отношениям с родительницей.
По словам Рут Франклин, Джексон «была неуверенной в себе женщиной, настроенной критикой матери на принятие отношений с человеком, который относился к ней неуважительно и стыдил ее за законные, рациональные желания». После рождения первого ребенка супруги переехали из Нью-Йорка в тихий городок Беннингтон в штате Вермонт, где Джексон писала мрачные рассказы и занималась домашними делами, пока муж преподавал литературу в местном колледже, постоянно изменял Ширли со студентками и в подробностях докладывал супруге о своих сексуальных похождениях. Писательница, убежденная, что ее больше никто не сможет полюбить, терпела, заглушая боль алкоголем, транквилизаторами и амфетаминами.
Идеальная домохозяйка
Литературное творчество Ширли сочетала с ведением колонок в журналах для домохозяек Woman's Home Companion и Good Housekeeping. Из-за этого многие литературные критики долго не воспринимали ее всерьез — серьезное писательство казалось несовместимым со статьями о готовке и уборке.
Ширли признавалась, что ненавидела работу в журналах: «Я устала сочинять изящные биографические заметки, в которых притворяюсь, что я аккуратная маленькая домохозяйка в духе матушки Хаббард (матушка Хаббард — героиня детского стишка, воплощающая образ домовитой женщины. — Forbes Woman), варящей аппетитные каши над дровяной печью». Иронично, что именно это амплуа сделало Джексон главной добытчицей в семье. Она соглашалась на любую журналистскую работу — будь то сатирический очерк о семейной жизни или статья с рекомендациями по приготовлению традиционной индейки на День благодарения.
Помимо финансового содержания семьи, писательница смиренно исполняла роль хранительницы домашнего очага и воспитывала четверых детей, пока муж проводил время с любовницами и свободно распоряжался заработанными Ширли деньгами. «50% моей жизни я посвящаю стирке и одеванию детей, готовке, мытью посуды, стирке, починке вещей. Мне не нравится работа по дому, но я делаю ее, потому что никто другой этого не делает. Мы со старшей дочерью практически учимся готовить вместе», — делилась писательница. Отдушину Джексон находила в тревожных рассказах и романах, над которыми обычно работала по ночам.
Жители Северного Беннингтона не особо жаловали неприветливую и скрытную Ширли, и именно своих высокомерных соседей она вывела в героях «Лотереи». А тихую злость на мужа выплескивала в произведениях, героини которых не только сходили с ума, как обманутая девушка в рассказе «Демон-любовник», но и всерьез помышляли о мести. К примеру, рассказ «Что за мысль» в подробностях описывал ярость домохозяйки Маргарет, которая раз за разом прокручивала в голове план убийства мужа.
Опережая время, Джексон в своих текстах обращалась и к проблеме домашнего насилия, которая наиболее остро отражена в ее рассказе «Хорошая жена». В этом клаустрофобном произведении супруг-тиран запер жену в спальне, чтобы заставить признаться в измене. Джексон абсолютно не волновал вопрос, была ли героиня верна мужу, — писательница акцентировала внимание на психологическом давлении, которое испытывала женщина.
Другие героини Джексон страдали, ощущая на себе груз социальных ожиданий и страха одиночества, а любые их попытки вырваться из враждебной среды обычно приводили к помешательству. Такие чувства были не понаслышке знакомы и самой Ширли. В это мало кто поверил бы, ведь окружающие считали ее сильной, остроумной — и чуть ли не ведьмой.
Ведьма
В этот образ Ширли вжилась с подачи расчетливого мужа. Стэнли Эдгар Хайман усердно создавал вокруг жены мрачный антураж, который репортеры несли в массы. Он направо и налево рассказывал, что его жена коллекционирует книги о магии и завела шестерых черных кошек. В обществе Ширли ожидаемо побаивались и взаправду считали колдуньей, которая гадает на картах Таро и проводит черные ритуалы. Литературные критики даже отмечали, что она «пишет не ручкой, а метлой».
Однако изучением колдовства Ширли увлеклась отнюдь не ради саморекламы. Старинные трактаты о магии и ведьмах писательница воспринимала как «истории о влиятельных женщинах, женщинах, представляющих угрозу христианской морали, женщинах, которые бросают вызов социальным нормам, женщинах, которые получают то, что желают, женщинах, способных заполучить силу самого дьявола».
В произведениях Ширли Джексон неуверенные в себе, мнительные и хрупкие женщины часто сталкиваются со своими альтер эго — смелыми и свободными. В романе «Вешатель» одинокая первокурсница колледжа Натали, сбежавшая от властного отца, общается со смелой воображаемой подругой по имени Тони. В книге «Птичье гнездо» о диссоциативном расстройстве застенчивая конторская работница Элизабет открывает в себе еще три личности: очаровательную Бет, тщеславную и легкомысленную Бесс и ужасающую Бетси, которая обещает: «Когда-нибудь я буду все время держать глаза открытыми и тогда я сожру всех вас вместе с Лиззи». В «Призраке дома на холме» одной из союзниц одинокой изможденной Элинор становится самоуверенная и ироничная Теодора. В романе «Мы всегда жили в замке» у Констанс, которая не покидает пределы фамильного особняка, есть отважная и предприимчивая сестра Мэри-Кэт — Джексон описывала их как «две половинки одного и того же человека».
Все эти пары были словно отражением противоречивой личности самой писательницы — одновременно властной создательницы мрачных сюжетов и запуганной женщины, которая чувствовала себя запертой в собственном доме.
Узница дома на холме
Готический роман «Призрак дома на холме», вышедший в 1959 году, биографы и литературные критики окрестили не только жемчужиной творчества Ширли, но и ее самым личным художественным произведением.
Главная героиня, Элинор Венс, треть жизни посвятила уходу за токсичной матерью с инвалидностью и фактически отреклась от личного счастья. В доме наблюдается паранормальная активность, резонирующая с собственным состоянием Элинор. После смерти матери ее приглашают принять участие в расследовании этого явления, и женщина, только что освободившаяся от роли сиделки, с радостью включается в эксперимент, но вскоре выясняется, что она просто променяла одни дисфункциональные отношения на другие.
Автобиографичный и потому болезненный для Джексон «Призрак дома на холме» окончательно закрепил за писательницей титул королевы готической прозы. Он, например, оказал важное влияние на Стивена Кинга, который назвал этот роман «работой гения и важнейшим произведением XX века в жанре хоррор».
В романе «Вешатель» студентка Натали «размером с дом» пожирала свое общежитие и его обитателей: «Я съем комнату одним глотком, безжалостно пережевывая доски и маленькие сладкие косточки». В «Призраке дома на холме», напротив, зловещий особняк Хилл-Хаус стремительно поглощал психику Элинор. Образ небезопасного, зловещего дома, отражающего как уязвимость главных героев, так и их худшие побуждения, присутствует практически во всех произведениях Джексон. Создавая портрет поглощающего персонажей жилища, писательница вновь вдохновлялась личным опытом. «Я живу в сыром старом доме, где призрак топает по мансарде, в которую мы никогда не заходили (думаю, она замурована). Первое, что я сделала, когда мы только переехали, — нарисовала амулеты черным карандашом на подоконниках во всех комнатах, чтобы не пускать демонов. Ритуал даже возымел эффект. В подвале у нас растут грибы, а соседские дети обходят нашу ветхую обитель стороной», — писала Ширли.
В своем последнем романе «Мы всегда жили в замке», опубликованном в 1962 году, Джексон возвела гнетущую атмосферу особняка-тюрьмы в абсолют. Его героини — сестры Блэквуд, Констанс и Мэри-Кэт, одна из которых отравила всю семью, а другая взяла на себя вину. Теперь они живут уединенно в фамильном особняке с единственным выжившим родственником — дядей Джулианом, пока их мрачный покой не нарушает кузен Чарльз. Констанс попадает под обаяние молодого человека и даже подумывает покинуть особняк, а Мэри-Кэт, напротив, видит в кузене угрозу.
Вскоре после публикации романа «Мы всегда жили в замке» Ширли Джексон перенесла тяжелейший нервный срыв, после которого полгода не выходила на улицу. «Я вписалась в дом», — отмечала она в своих дневниках. На полное восстановление писательнице потребовалось два года, в течение которых она ничего не писала.
Смех возможен
Как только Ширли пошла на поправку, она задумалась о продолжении литературной карьеры и разводе со Стэнли. «Я хочу быть отдельной, быть независимой, идти своей дорогой одна, а не быть слабой, беспомощной и вечно униженной», — писала она. Джексон приступила к поиску нового, более позитивного стиля письма, который смог бы вдохновить других, таких же запутавшихся в себе женщин, на новую жизнь. Она принялась за работу над «забавной, счастливой книгой» о неунывающей и сильной духом вдове, которая отреклась от своего прежнего имени и перебралась в пансион, чтобы обеспечить себе «прекрасное существование». Ширли написала 75 страниц нового романа, но внезапно, в возрасте 48 лет, умерла от остановки сердца.
За свою жизнь Джексон написала шесть готических романов, четыре сборника рассказов, мемуары о воспитании собственных детей и ряд детских книг. Самые запоминающиеся произведения автора («Лотерея», «Вешатель», «Призрак дома на холме», «Мы всегда жили в замке») описывали «расколотых» героинь, которых писательница рассматривала сквозь призму травмы, показывая, как их желания — любви, сексуальных отношений, знаний, творческой свободы — сменялись отчаянием и ужасом под безжалостным давлением сексизма и женоненавистничества.
Книга о женщине, которая смогла стать хозяйкой своей судьбы, так и не была закончена, а сама Ширли Джексон не успела уйти от мужа-абьюзера. Но до последнего дня она с оптимизмом смотрела на собственное будущее — в ее дневнике остались слова: «Я капитан своей судьбы. Смех возможен, смех возможен, смех возможен».