Как журналистка Ориана Фаллачи добивалась откровенности от Киссинджера и Индиры Ганди
В 1979 году, вскоре после революции в Иране, аятолла Хомейни дал интервью итальянской журналистке Ориане Фаллачи. Известная своей настойчивостью, она несколько раз задала ему вопрос о положении женщин на Ближнем Востоке. В конце концов Хомейни сказал: «Если вам не нравится исламская одежда, вас никто не обязывает ее носить. Она предназначена только для молодых и порядочных женщин». «Это очень любезно с вашей стороны, имам. Сейчас я сниму с себя эту дурацкую средневековую тряпку», — ответила Фаллачи и, действительно, сорвала с головы платок. Больше Хомейни никому интервью не давал.
Несмотря на то что аятолла ушел с той встречи, его сын Ахмад впоследствии рассказал Фаллачи: «Я никогда не видел, чтобы мой отец смеялся. Я думаю, что вы единственный человек в этом мире, который заставил его смеяться!»
За свою жизнь она успела поговорить с десятками людей — от звезд Голливуда до государственных деятелей. Во времена, когда не было социальных сетей, она выводила их на откровенные разговоры, заставляя говорить вслух то, что было на уме.
Партизанка
Летним днем 1928 года юная Тоска Кантини, работавшая компаньонкой у богатой вдовы, собиралась на прогулку по Флоренции и решила надеть изящную шляпку с вишнями. Увидев ее, резчик по дереву Эдоардо Фаллачи сделал комплимент, благодаря которому завязался непринужденный разговор между молодыми людьми. Знакомство переросло в отношения и брак. Спустя год на свет появилась их дочь Ориана — огорчив Эдоардо, который хотел мальчика.
Центральным событием в жизни девочки стала война. Позднее Ориана вспоминала: «Мне посчастливилось быть воспитанной мужественными родителями. Как физически, так и морально. Мой отец был героем Сопротивления, а моя мать — просто храброй».
Эдоардо арестовали чернорубашечники и подвергли пыткам, а Ориана уже в 14 лет присоединилась к партизанскому отряду «Справедливость и свобода» и под кодовым именем «Эмилия» разносила тайные послания и передачи партизанам. Если ей нужно было доставить ручную гранату, она прятала ее внутри кочана салата, а записки искусно вплетала в косы. Благодаря хрупкой фигуре Ориана выглядела намного младше своих лет, что позволяло ей оставаться незамеченной.
Ярким воспоминаем, навсегда врезавшимся в память Орианы, стала пощечина, которую неожиданно дал ей отец, когда она испугалась бомбардировки: «Маленькие девочки никогда не плачут». С тех пор она никогда не плакала на публике. А привыкнув постоянно подвергать свою жизнь опасности, потеряла чувство страха.
Студентка
В 1944 году, после освобождения Флоренции от немецкой оккупации, Ориана была уволена в звании рядового из корпуса добровольцев свободы, который объединял партизанские силы. Получив выплату в размере 15 670 лир (примерно $23), она купила обувь себе и двум младшим сестрам — Неере и Паоле. Некоторое время работала секретарем в женской организации (изначально возникшей для национально-освободительной борьбы, а позже превратившейся в политическую организацию левого толка), а также помогала партии «Действие», где познакомилась с ключевыми фигурами Сопротивления. А затем поступила в классический лицей Галилея.
Она читала все, что попадало под руку. Мать Орианы не разделяла стремление дочери стать писателем, а дядя Бруно, журналист старейшей флорентийской газеты La Nazione, возмущался: «Сначала надо жить, а потом писать! О чем можно писать, если она не жила?» Ориане приводились железные доводы сначала о Толстом, который мог позволить себе писать, потому что был графом, а затем о Достоевском, который зарабатывал на жизнь в игорном доме. В конце концов в угоду матери она решила стать врачом. Отец, удивленный таким выбором, воскликнул: «Я думал, ты хочешь писать и путешествовать, как Джек Лондон?»
Учеба далась Ориане тяжело — щуплая девушка в простеньком платье, сшитом матерью, была похожа на чью-то младшую сестру, пробравшуюся на пары. Терпя насмешки и уколы со стороны однокурсников, она нашла отдушину в редакции молодой газеты Il Mattino dell'Italia Centrale. С трудом справляясь и с учебой, и с работой, она начала часто болеть, перевелась было на факультет философии и письма, но затем совсем бросила учебу.
Журналистка
Внимание к деталям, живой и непосредственный язык привлекли к ней внимание престижной национальной газеты L'Europeo, с которой она сотрудничала следующие почти 20 лет.
В 1954 году Ориане удалось пробиться в пресс-поездку в Тегеран, где она встретилась с Сорайей, второй женой последнего шаха Ирана. В 1955-м полетела в Бельгию, чтобы узнать подробности романа принцессы Маргарет и полковника Питера Таунсенда (Елизавета II отправила его в Брюссель с дипломатической миссией, чтобы разлучить с сестрой). Еще через год ее ждало большое путешествие в США. Фаллачи тогда поразило, что в крошечном городе почти 1000 репортеров писали статьи для десятков изданий о фильмах, которые каждую неделю продавались миллионами копий по всей стране.
Во время американской командировки Фаллачи собрала материал для своей первой книги «Семь грехов Голливуда». За ней последовали другие: книга «Бесполезный пол» (1961) выросла из репортажа о женщинах на Ближнем Востоке; «Пенелопа на войне» была вдохновлена партизанским детством, а в сборник «Отвратительный» (1963) вошли не самые лестные портреты мировых знаменитостей — от Альфреда Хичкока до Ингрид Бергман. Все книги были успешны в Италии и за рубежом. Ориана Фаллачи смогла купить большой дом в Тоскане для своих родителей и обзавестись апартаментами на Манхэттене, куда она переехала в 1963 году.
Она не лезла за словом в карман, но и молчать умела убийственно. Например, когда Элвис Пресли отказал ей в интервью со словами: «Вы приехали из Италии, чтобы взять у меня интервью? Ну и что? А другие приехали из Китая», она описала его как «идиота с губами в форме бутона». А с Фрэнком Синатрой, который не захотел с ней встретиться, перестала разговаривать. Однажды они оказались в соседних креслах на премьере фильма. «Я смотрела на экран, делая вид, что не вижу его. Но незадолго до того, как погас свет, Фрэнк Синатра, у которого память, как у слона, похлопал меня по руке и спросил: «Ты все еще злишься?» — писала Фаллачи.
Интервью с Мохаммедом Али она и вовсе прервала, швырнув ему в лицо диктофон после того, как тот рыгнул ей в лицо.
Войны и поединки
В 1967 году Фаллачи стала первой в Италии женщиной — военным корреспондентом. За следующие семь лет она 12 раз ездила во Вьетнам, где шла война, одинаково критично рассматривая действия как американцев, так и Северного Вьетнама. Параллельно писала о событиях в США — последствиях покушений на Мартина Лютера Кинга в Мемфисе и на Роберта Фрэнсиса Кеннеди в Лос-Анджелесе.
В 1968 году освещала протест мексиканских студентов против коррупции под лозунгом «Мы не хотим Олимпиады, мы хотим революции» (Олимпиада должна была состояться в Мехико). Протест был жестоко подавлен, в результате погибли более 250 человек. Ориану ранил снаряд со шрапнелью. Она потеряла сознание и очнулась в грязной комнате, где на полу в лужах крови лежали другие раненые. Она пыталась объяснить полицейскому, что она иностранная журналистка. «Все вы так говорите», — усмехался он. Наконец, кто-то тайком позвонил в посольство, и за Орианой немедленно выехала карета скорой помощи. «Это была худшая резня, какую я когда-либо видела», — написала она вскоре после этого.
Но всемирную славу ей принесли интервью с влиятельными политиками. Каждый разговор похож на поединок, в ходе которого Фаллачи то держала оборону, то переходила в наступление. Она заставила Генри Киссинджера признать, что война во Вьетнаме была «бессмысленной» — позже он вспоминал, что это был самый «катастрофический» разговор с представителем прессы за всю жизнь. А премьер-министр Пакистана Али Бхутто разоткровенничался настолько, что рассказал ей о принудительном браке, в который ему пришлось вступить в возрасте 13 лет.
Фаллачи не робела и не благоговела перед сильными мира сего. Например, про короля и королеву Испании писала в письме подруге, что они сделаны из того же теста, что и Франко: Хуан Карлос — «послушный робот», а его жена — «дочь той королевы Греции, что состояла в Гитлерюгенде и заключила в тюрьму 50 000 греческих социалистов». А когда уже упоминавшийся Генри Киссинджер намекнул, что его смущает интервьюер-женщина, Фаллачи заявила, что может надеть накладные усы, если ему так спокойнее.
С некоторыми героями у нее сложилась прочная дружба — например, с астронавтами миссии «Аполлон». В книге «Тот день на Луне» она рассказала, что командир «Аполлона XII» Чарльз Конрад попросил у нее совета: что он мог бы сказать, высадившись, после знаменитой фразы Армстронга «Один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для человечества»? Конрад был невысокого роста, и Фаллачи подсказала ему реплику: «Возможно, для Нила [шаг] был маленький, но для меня — большой».
К Голде Меир Фаллачи прониклась чуть ли не дочерней любовью. Запись интервью с ней была похищена, и журналистка опасалась, что Меир не захочет давать его во второй раз. Но та приняла Фаллачи в своем доме в кибуце еще дважды: «Мы говорили о старости, молодости и смерти. Боже, как заманчиво она выглядела, когда говорила об этих вещах!»
Фаллачи признавалась, что первое впечатление остается для нее самым ярким, но не боялась менять мнение под давлением фактов и стремилась разглядеть в своем собеседнике то, что часто было скрыто за публичным образом. Об аятолле Хомейни, с которым у нее случилась пикировка из-за необходимости покрывать голову, она писала: «Он был полон достоинства, это точно. Невозможно было представить его в нижнем белье или приписать ему нелепость, как это бывает с диктаторами. Вместо этого чувствовалась таинственная печаль, странное недовольство, которое пожирало его, как болезнь».
И с горечью признавалась в разочаровании Индирой Ганди, из демократического лидера превратившейся в диктатора: «Обычно я не меняю своего мнения о людях, которых встречала и о которых вынесла суждение, сохраняя первое впечатление. Но иногда я делаю это с гордостью. Потому что иметь разум — значит также пользоваться им, чтобы распознать ошибку и исправить ее».
Степень по одиночеству
Фаллачи любила говорить, что у нее университетская степень в области одиночества — чтобы выполнить работу, ей нужно было побыть одной. Но когда умер ее муж, греческий политик Александрос Панагулис, Ориана бросила журналистику.
Следующие годы она посвятила написанию книг. В 1990-м вышла «Иншалла» о гражданской войне 1983 года в Ливане. После терактов 11 сентября Фаллачи написала книги «Гнев и гордость» и «Сила разума», которые вызвали противоречивые реакции: от поддержки до критики за резкую антиисламскую риторику и даже угроз.
Если Вторая мировая война сделала ее бесстрашной, то командировки в страны Ближнего Востока и освещение трагедии 11 сентября поселили в ней страх. В конце жизни Фаллачи была уверена, что западному миру грозит поглощение радикальным исламом — развивая эту мысль, она утверждала, что мусульмане посредством миграции и высокой рождаемости колонизировали Европу, которая превращается в «Еврабию». Из левой интеллектуалки она превратилась в икону крайне правых.
В 1992 году ей диагностировали рак молочной железы. Несмотря на болезнь, она продолжала писать — начала работать над романом, посвященном ее семье (он вышел в 2008 году под названием «Шляпа, полная вишни»). Ей провели успешную операцию, но из-за ее привычки выкуривать 50 сигарет рак вернулся, поразив легкие. Она чувствовала, что конец близок, и поэтому решила вернуться во Флоренцию, в свой родной город.
Фаллачи умерла 15 сентября 2006 года. Ее последним желанием было увидеть реку Арно, которую она ежедневно пересекала, чтобы помочь партизанам в борьбе против Муссолини. На ее надгробии написано: «Ориана Фаллачи. Писатель».