Бесконечно биться головой в закрытую дверь: как работают женщины-адвокаты в России
Ксения Карпинская
Адвокат Жени Беркович по делу спектакля «Финист Ясный сокол», экс-адвокат Алексея Малобродского по делу «Седьмой студии».
— В детстве я хотела быть врачом и ходила на курсы в Первом медицинском университете (Первый московский государственный медицинский университет имени И. М. Сеченова. — Forbes Woman). Когда побывала в морге, то поняла, что не смогу быть в этой профессии. Тогда решила, что хочу помогать людям по-другому — стать адвокатом. Моя бабушка была адвокатом. Она работала с 1946 по 1996 год и специализировалась на защите лиц из сферы торговли и уголовных делах (в том числе убийствах). Все это происходило на моих глазах, и мне это нравилось. Могу сказать, что в Советском Союзе было очень тяжело работать адвокатом, но при этом они были, в любом случае защищали людей по мере возможности.
В начале карьеры я специализировалась на трудовом праве, а по прошествии времени поняла, что мне больше нравится, как и моей бабушке, работать с уголовными делами. Кто-то благотворительные фонды организует, а я защищаю людей в суде. Да, адвокатам за это платят деньги, но кроме выполнения юридической работы, нужно все время находиться в контакте со своими доверителями. Конечно, я не занимаюсь психологической помощью, но по мере сил стараюсь поддерживать людей, особенно в следственных изоляторах.
Я считаю, что моя подзащитная, режиссерка Женя Беркович, сидит в СИЗО незаконно и несправедливо. То, в чем ее подозревают, не дает основания содержать ее в таких суровых условиях под стражей. Подозрение базируется только на заключении так называемой деструктологической экспертизы, а сам спектакль — не преступление.
В России маленький процент оправдательных приговоров, и это огорчает. Конечно, всегда хочется, чтобы человека, которого ты защищаешь, оправдали, и когда получается добиться того или иного положительного судебного решения, я испытываю практически непередаваемые эмоции. Хотя, чтобы достичь этого, нужно бесконечно биться головой в закрытую дверь. Но в любом случае, нужно продолжать бороться, чтобы невиновные люди не находились под стражей. Даже в отсутствие оправдательного приговора какое-либо смягчение наказания тоже является результатом.
Женщины не должны бояться идти в адвокатуру, в профессии нет ничего страшного — это в большей степени аналитическая работа. Но мужчинам отчасти проще. Я недавно была на следственных действиях, где обвиняемый и следователь (оба мужчины) разговаривали как-то странно, и я понимала, что происходит что-то не то. Оказалось, что они хотели использовать ненормативную лексику, а в присутствии женщины им это было делать неудобно.
Если говорить о проявлениях сексизма в отношениях с клиентами, то я никогда с этим не сталкивалась. Видимо, они заранее понимали, кто им нужен в качестве защитника — женщина или мужчина, или для них это не имело значения. Также мне никогда угрожали, но в некоторых делах следствие пыталось воздействовать на родственников моих подзащитных, чтобы они отказались от моей юридической помощи.
Анна Ставицкая
Адвокат, участвовала во множестве громких уголовных процессов, представляла интересы потерпевших в «Деле об убийстве Анны Политковской».
— Я решила стать адвокатом еще в детстве, когда увлеклась фильмами о Перри Мейсоне, герое одноименного романа Эрла Гарднера. Я была восхищена образом адвоката: тем, как он говорит, что делает, как выглядит. Безусловно, в то время я видела эту профессию очень поверхностно — мне просто нравилось наблюдать, как красивый и умный человек успешно выступает в суде и получает оправдательный вердикт. Став адвокатом, я поняла, насколько сложна эта профессия. Она требует и психологической устойчивости, и способности логически мыслить, и анализировать много информации, и развивать память, и знать законы, и обладать навыками оратора, чтобы отстаивать позицию в суде.
Мне часто задают вопрос, сложно ли выстраивать отношения с подзащитными, обвиняемыми в совершении преступлений. В основе этого вопроса часто лежит шаблонное представление, возникающее в голове от словосочетания «обвиняемый в совершении преступления». Сразу представляется образ этакого неандертальца с картинок Ломброзо (Чезаре Ломброзо — психиатр, развивавший идею о врожденной склонности к преступлениям. — Forbes Woman). Возможно, мне всегда везет, но могу сказать, что все мои подзащитные — очень интересные и неординарные люди. В каждом есть то, что меня восхищает. Гораздо сложнее в моей профессии то, что ты можешь вести дело безупречно, но не добиться успеха, несмотря на невиновность подзащитного. Не все зависит даже от самых блестящих умений адвоката.
Обычно представители судебной системы относятся к адвокатам крайне недоброжелательно, воспринимая нас как помеху правосудию. Они абсолютно не принимают принципы состязательности, равноправия сторон и презумпцию невиновности. Это отлично прослеживается в сравнении отечественных и зарубежных художественных фильмов. Адвокат предстает героем и борцом за справедливость в фильмах, которые сняты за рубежом. В наших же кинолентах зачастую адвоката изображают каким-то неприятным человеком, который берется за дело исключительно из-за денег. Но оставим это на совести режиссеров и сценаристов.
Исходя из личного опыта, могу сказать, что большинство моих знакомых коллег относятся к делу с душой, они преданы профессии. И это не странно, адвокатура — это тоже своего рода наркотик: она опустошает тебя из-за невозможности добиваться успеха при правосудии с обвинительным уклоном, но при этом ты не можешь перестать ею заниматься. Когда знаешь, что ты прав, но получаешь в ответ ненавистное для адвоката утверждение, [что в позиции стороны обвинения] «все законно обоснованно», хочется порой бросить профессию. Но она безумно интересна, особенно если ты боец по складу характера. Ни с чем не сравнимо ощущение, когда твой подзащитный получает оправдательный приговор. И я горда, что за время моей практики испытывала не раз это чувство счастья от победы. Правда, без любви к этой профессии быть адвокатом в России невозможно, нужно уметь, что называется, восставать из пепла, собирая себя по кускам.
Я часто встречаюсь с вопросом, кто лучше в профессии — мужчина или женщина. Я отвечаю однозначно: если у тебя есть мозг и ты этим мозгом можешь хорошо пользоваться, то ты можешь стать хорошим адвокатом, независимо от пола, и в административных, и в арбитражных, и в уголовных делах — кому что ближе. Я считаю наиболее интересными уголовные дела и не хочу заниматься чем-то другим. В уголовном праве от результата твоей работы зависит судьба человека. И ты не можешь расслабиться и сложить руки, сославшись на то, что слабая женщина. Кстати, никогда не признавала эпитета «слабая» по отношению к женщинам. Мое убеждение, что и женщина-адвокат, и женщина-хирург, и женщина-пилот равно «опасны» в профессиональной конкуренции, как и мужчины. Если у тебя есть призвание, целеустремленность, неравнодушие и амбиции, то пол не имеет значения.
Анастасия Тюняева
Адвокат по семейным спорам, делам о домашнем и сексуализированном насилии
— Я обучалась на тренера восточных единоборств (тхэквондо) и 18 лет отдала этому потрясающему виду спорта. Затем мои близкие стали потерпевшими от мошенничества, мне захотелось восстановить справедливость. Я обратилась в разные инстанции правоохранительных органов: каким-то чудом виновника нашли, и участковый привел его к моему подъезду «покаяться» прямо перед Новым годом. Надо сказать, что больше в моей практике такого «чуда» никогда не случалось. После этого я поступила на юрфак в МГУУ ПМ. Окончив университет, я начала стажироваться у адвоката по уголовным делам.
Моя специализация — домашнее насилие, семейные споры и сексуализированное насилие в отношении детей. Такая категория дел требует хорошо развитой эмпатии и умения подобрать правильные слова поддержки (особенно при первичной консультации). Я не подвергалась насилию в детстве и меня, в принципе, редко кто обижал. Думаю, что выбор такой категории дел обусловлен моей семьей, которая подарила мне ту самую любовь, которой я могу и хочу делиться с потерпевшими, оказывая им помощь и поддерживая их.
Из-за высокой эмоциональной составляющей (дела зачастую связаны с определением судьбы детей — решением об их месте жительства, порядке их общения с родителями), большинство юридических дел могут быть опасными. Могут приходить угрозы со стороны оппонента или «домашних тиранов», но это часть нашей работы.
Однажды я заявила на бывшего супруга моей доверительницы в прокуратуру за оскорбление, но его к ответственности не привлекли. После суда он угрожал мне: «Ходи оборачивайся». Муж другой доверительницы, на которого мы подали в суд из-за угрозы убийства, в переписке требовал, чтобы я прекратила юридическую помощь, иначе мне «не поздоровится». Бывшие супруги часто склонны к агрессии, но дальше угроз дело не доходит. А на меня они не особо влияют: я человек спортивно закаленный. Стоит учитывать, что угрозы поступали потому, что я активный адвокат, соответственно, неудобна противоположной стороне.
Я много времени провела в Бутырском СИЗО. Часто людям, находящимся там, даже не с кем поговорить, поэтому адвокат отчасти оказывает не только юридическую помощь, но и психологическую поддержку.
Самое главное в профессии — это свобода выбора, адвокат может оказывать помощь тем доверителям, которым он захочет. Также в работе помогают объединения в корпорации — комьюнити профессионалов, которые следуют одним этическим идеалам. Я получаю наслаждение от того, что могу быть полезной и помогать людям. Никакой гонорар с этим не сравнится. Бывает, при расследовании (особенно по сексуализированному насилию в отношении детей) я получаю отказ за отказом в возбуждении уголовных дел, это демотивирует и иногда заставляет усомниться в своей компетенции. Но когда получаешь положительный отзыв или победу в суде, то хочется работать снова.
Валентина Фролова
Адвокат, старший юрист практики Sensitive Matters Коллегии адвокатов Pen&Paper
— Я всегда хотела поступить на юрфак, чтобы защищать людей в тяжелых обстоятельствах. Конечно, в подростковом возрасте я не могла представить, с чем придется столкнуться на практике. Спустя годы работы я не сомневаюсь, что сделала правильный выбор.
Любая работа по-своему трудна, и профессия адвоката тоже имеет свою специфику: мы взаимодействуем с огромным числом людей в сложных жизненных ситуациях. Даже стандартные, на первый взгляд, обстоятельства (например, раздел имущества или спор о ребенке) на практике будут выглядеть по-разному. Моя работа заключается в том, чтобы понять, в чем состоит задача доверителя, предложить ему возможные варианты решения, озвучить риски и добиться максимального результата в существующих условиях.
Часто пострадавшие от домашнего насилия считают, что оказались в абсолютно безвыходной ситуации, но с опытом я поняла, что совсем неразрешимых вопросов мало. Сейчас в большом количестве уголовных и гражданских дел, связанных с насилием в семье, адвокаты по всей России добиваются хороших результатов. Еще пять или 10 лет назад это было не так.
В отдельных случаях проблема доверителя не разрешается за один месяц или один год. В некоторых делах о насилии в отношении женщин нам с коллегами пришлось дойти до международных органов по правам человека, Верховного суда или Конституционного суда, чтобы нарушение было признано. Решения этих судов, в свою очередь, положительно повлияли на практику в целом, то есть изменили ситуацию и для других людей. Мне бы очень хотелось, чтобы у женщин был доступ к эффективным и быстрым механизмам защиты своих прав. У женщин нет времени ждать, когда поменяется закон, — безопасность нужна им прямо сейчас. Но сколько бы ни длился процесс, задача адвоката — пройти его с доверителем плечом к плечу.
Я считаю, что призвание действительно существует и я сделала правильный выбор профессии. Я хочу поддержать молодых адвокатов: если ты стараешься и хорошо выполняешь свою работу, это заметят все — от судей до коллег. Невозможно не испытывать уважение к человеку, который блестяще выполняет свою работу, я в этом искренне убеждена.