Ирина Мягкова — Forbes: «Во время кризиса юмор нужнее»

Ирина Мягкова — стендап-комик, сценарист, основатель и креативный продюсер шоу «Женский стендап», продюсер программы «Открытый микрофон». Родилась в Нижегородской области, окончила Нижегородский государственный лингвистический университет, еще в студенческие годы начала играть в КВН. Участвовала в проектах телеканала ТНТ «Смех без правил», «Убойная лига» и Stand Up, в 2015 году выиграла шоу «Comedy Баттл. Последний сезон». В начале 2022 года вышел ее первый сольный концерт «Взрослая», в декабре состоялись съемки нового концерта.

— У вашего концерта «Взрослая» уже 8,5 млн просмотров на YouTube.

— Это предыдущий концерт, он вышел два года назад. Я уже новый написала и сейчас с ним езжу. В конце января — начале февраля он выйдет в эфир.

— Как не исписаться, если столько лет в профессии? 

— Вначале ты написал один монолог и думаешь, что больше никогда ничего не напишешь, это лучшее. Потом пишешь второй. Потом тебе ставят сроки, и у тебя снова получается. А если не получилось, ты все равно должен написать. От тебя зависит, какого качества он будет. Я — перфекционист: убью себя, но текст будет идеальный. А потом встаешь в график и, как на любой работе, хочешь — не хочешь, но будешь писать. Иногда это легко, потому что «сегодня такая классная история произошла, и меня зацепило». А иногда — через боль, через бессилие. Да, это творчество, но в то же время и работа, поэтому срокам на телеканале плевать, есть у тебя муза или нет.

— Речь о большом споре людей из творческой сферы: ждем музу или садимся и пишем? 

— В идеале ждать музу. Это было бы здорово. Как-то мы разговаривали с группой «Город 312», с которой давно дружим. И Дима [Дмитрий Притула], клавишник, говорит: «Я вам не завидую. Мы написали песню и можем шесть лет с ней ездить». А кто-то вообще с одной песней всю жизнь. У нас же, как только на телевидении или в YouTube вышел монолог или концерт, ты про этот материал забываешь. Люди, когда приходят на комиков, хотят увидеть новое, а старый монолог они могут послушать в записи. Мы всегда должны писать.

— Тема предыдущего концерта — взросление. Какой будет тема нового? 

— Либо просто «Сильная», либо «Сильная и независимая». Там я поднимаю серьезные темы — помимо юмора. Я испытываю гордость, что в концерте есть момент, когда люди аплодируют, но не шутке. Это просто мысль о том, что быть сильным никто не хочет по своей воле. Им приходится становиться.

— Потому что женщине общество внушает, что нужно стыдиться силы.

— Да, потому что иначе ты признаешь, что рядом с тобой нет сильного человека [сильного мужчины] — мне лично это было стыдно признать. Что ты вся такая успешная, а на самом деле у тебя никого нет. И что тебе не хочется быть одной. 

Женщине стыдно: «Про меня подумают плохо. Подумают, что я одинокая. Лучше буду делать вид, что у меня все хорошо и в Дубае я не за свой счет».

Женщина будет молчать, страдать и думать, что «только у меня так». Самый важный и позитивный отклик на творчество, который я получаю, — это когда пишут: «Спасибо, у меня была депрессия, я чуть ли не на окне стояла, но я вас послушала — так это у всех, оказывается! — и мне стало легче». Таких сообщений очень много. 

— Это как будто основная идея шоу: вы говорите о том, о чем принято молчать. Как вы нащупали это направление, этот нерв? 

— Интуитивно. Я всегда думаю, что все произошло само собой и что пишу я тоже случайно. А про то, что я много работаю, забываю. В этом есть какой-то синдром самозванца. 

Я от себя шла и рассказывала о том, о чем стыдно говорить. Но, если вы заметили, у нас в шоу была эволюция. Вначале я всегда говорила зрителям: «Будет жестко, готовьтесь», готовила, чтобы люди не пугались. Когда мы выходили и начинали рассказывать про прокладки, тампоны, — все: «О господи, она говорит слово «месячные», а не «эти дни». Примерно через год все такие: «Нормально». Уже не надо было предупреждать, что сейчас будет жестко. Зрителей перестали пугать какие-то слова, то же слово «секс».

— Женщина, которая имеет право на секс, в стране, где еще вчера вообще не было секса, это же тоже нонсенс? Как вы сами себе дали это право — говорить о сексе? Ведь нас всех воспитывали одинаково — нельзя вслух «про это». 

— Это было сложно. Мои родители — люди очень консервативные. Но разведенной женщине как будто дается скидка: ты можешь про это говорить, потому что была замужем. Когда выходит 20-летняя девушка, все такие: «Подожди, откуда ты [про такое знаешь]?» А взрослая женщина как бы имеет право на интересную личную жизнь. Она имеет право рассказывать про разный секс — не только с мужем хорошим, правильным и в кровати. Потому что: «Не повезло женщине, развелась, к сожалению, но ей нужно нового мужа найти. Для этого она в пути [общается с разными мужчинами]. Это мы не осуждаем».

Новое нельзя вводить резко. Нельзя было выйти и сказать: «Вообще-то мы все тут любим секс, понятно? Ей 18, она любит, и в 38 тоже».

— Но потом в шоу появились неразведенные женщины, которые тоже имеют право на секс.

— Да, все привыкли, можно. И так с любой табуированной темой: секс, физиология, прокладки, еще что-то. Был период, когда все посмотрели женский стендап и подумали: «Мы тоже так можем». Выходили: «Климакс, трахаться. А чего вы не смеетесь?» Да потому что надо тонко шутить. Надо, чтобы была какая-то мысль, а не просто слова.

— Как появились шутки на другие темы, разрушающие стереотипы? Например, про алкоголь. Ведь у нас как: «пьющая женщина — горе в семье». 

— Мы уже развенчали этот миф. Все хорошо. Мы справились. Так же готовишь зрителя. У меня был монолог, где я говорила, что, если честно, после съемок хочется надраться. Не напиться, а надраться, как мужик, до состояния, когда ты вызываешь Uber мимо! Все потому, что я много работаю.

Для меня странно, что у нас мужские и женские развлечения должны быть разными. Общество считает, что если оба работают следователями, то они днем труп осмотрели и вечером мужчина может пойти в бар, а женщина должна мулине вышивать. 

Но знаете, в чем прикол? Иногда я рассказываю монолог и даже не понимаю, что поднимаю какую-то важную [гендерную] тему.

— У нас хорошо читают про тикающие часики. У вас есть про это? 

— Кстати, эту тему я поднимаю в концерте. В 26 лет ты становишься старородящей. Это нормально? Как там «старо-» оказалось, когда ты еще в кедах, которые светятся?

Я думаю, что моему поколению женщин сложнее всего. Сейчас выросло новое поколение, они знают, что необязательно до 25 лет рожать, понимают, что замуж после 30 — это ты молодая выходишь. А мне мама говорила, что она в 24 вышла замуж и это уже считалось поздно. То есть наши родители живут еще по старым законам, а вокруг нас люди, которые живут по новым. Но я родителей как-то переучила. Они молодцы. 

— На какие еще проблемы и стигмы женщины откликаются? 

— Про косметологию будет большой блок [в концерте] — о том, как российские женщины скрывают, что ходят к косметологу. У нас же как: «Это я такой родилась. Скулы в нашей семье у всех идеальные». А я говорю, что мне исполнился 41 год, мне делают миллиард уколов в лицо, я этого не скрываю. У нас важно, как женщина выглядит, а как мужчина выглядит, всем плевать. Женщины любят любого: лысый, с пузом, седой, все вместе — у него есть жена. Это очень сильно откликается, в каком-то зале женщина кричала: «Спасибо».

— Почему до сих пор существует стереотип, что женщины не умеют шутить?

— Журналисты постоянно спрашивают, существует ли женский юмор. Серьезно? Мы же в Москве, не в отдаленном регионе, где еще сильны стереотипы. Там возможно и не такое. 

Вчера в Омске после концерта к одной из участниц «Женского стендапа», Белле, подошли сфотографироваться как с темнокожей. Мы сначала напряглись, но потом женщина стала говорить: «Вы извините, мы выехали из деревни на концерт Кая Метова. Я первый раз такую девушку вижу, вы очень красивая». И после слов про Кая Метова мы в голос заржали.

Меня удивляет, когда кто-то говорит, что у нас продвинутое общество. Вы отъедьте чуть-чуть от Москвы — и встретите людей, которые считают, что женского юмора не существует, а рожать надо до 20, и они ни разу не видели темнокожую девушку. Это все есть в России, потому что она очень большая.

— Как получилось, что у вас в шоу не только жительницы разных российских регионов, но разные типажи, разные культуры? Вы стремились к этому специально?

— Это случайно получилось. Мы ориентировались на качественный юмор. Важен был комик, который может самостоятельно работать.

— У каждой своя фишка, и, может быть, из-за того, что жизненный опыт у всех разный, юмор в итоге отличается. 

— Когда мы начинали делать шоу, я тоже задумывалась о том, что если выйдут только девочки, возможно, это будет скучно смотреть. Я, как и все, забыла, что гендер не так важен, как личность. Самый банальный пример: женщины про замужество будут шутить по-разному. Одна будет говорить, что она не может никого найти. А другая — что устала от того, как вокруг много мужчин. 

[У нас в шоу] человек сам решает, о чем и как будет шутить, исходя из того, что у него в жизни происходит. Поэтому у нас казашка рассказывает про стереотипы об азиатах, ее это действительно сейчас волнует, потому что ее перепутали с горничной. Темнокожая Белла шутит о своем, потому что после концерта к ней подошли сфотографироваться. У нас есть Карина Мейханаджян и есть Найка Казиева, но нет такого, что мы взяли Карину и больше «кавказцев не берем».

— И все-таки, почему многие годы женщины в юморе были на вторых ролях? С чем это было связано? 

— Я вам больше скажу: так остается до сих пор. Я ходила недавно на одно шоу, где перед началом съемок редактор по гостям удивлялась тому, что в одну передачу позвали сразу трех девочек — из 10 участников. Для нее это нонсенс! Целых три! Обычно одна. А тут перебор. Я отвечаю: ух, какой ужас, просто крэйзи. 

Меня раздражает, как формируются шоу [на телевидении]: берут одну женщину, чтобы было разнообразие. Либо двух, но это мы уже творим революцию. Женщина в шоу до сих пор воспринимается как «у нас есть изюминка», «мы толерантные, смотрите, у нас есть женщина, ее даже в кадр пустили и разрешили чуть-чуть поговорить». 

Вы знали, что, например, танцевальное шоу ни разу не выиграла женщина? Причина — сами женщины голосуют за мужчин. Госпожа Мизогиния к нам пожаловала. А «лучшие повара — только мужчины», поэтому кулинарные передачи тоже ведут они. И все это не потому, что мало талантливых женщин, а потому, что у нас такое общество.

— Можно ли сказать, что во время кастингов вы как продюсер увидели, что приходит много действительно смешных женщин, но из-за того, что место для женщины только одно, остальных отсеивают? И из-за несогласия с этим фактом родилось ваше шоу? 

— Когда я стала креативным продюсером «Открытого микрофона», через меня начали проходить тысячи людей. Фестивали проводят каждый год, за три дня там выступают 1200 человек (иногда люди за жизнь столько народа не видят). Приходит много классных, талантливых девочек. Да, они еще не сформировались, только начинают. Но шоу заканчивается, мальчики идут сниматься дальше, а девочкам идти некуда. И я подумала: вот бы их всех собрать. Так все и получилось.

— Это разумное продюсерское решение: есть человеческий ресурс, но он никак не задействован. 

— Я не отношусь к людям как к ресурсу. И вообще продюсер поневоле. Я бы с удовольствием просто приезжала и красивая выходила на сцену. Но для того, чтобы шоу вышло, чтобы ничего не упустили, чтобы все было устроено правильно, приходится, к сожалению, работать начальницей.

— Быть женщиной-начальником сложно? 

— Самый сложный момент — ставят в минус, если ты строгая. Говорят: «Это у нее ПМС, это у нее недотрах». Не знаю, можно в вашем издании использовать такие слова? Потому что в жизни можно. В этом и смысл нашего шоу. Ты стерва, ты мразь, ты плохая. А мужчина, если он строгий начальник, — молодец. 

Все это я только недавно поняла. Но я не очень строгая. Требовательная, и то по делу.

— Вам пришлось стать продюсером. Ваш проект сразу одобрили? И какой путь вы прошли до выхода в эфир? 

— Мы сделали вечеринку, позвали Славу (Вячеслав Дусмухаметов, продюсер нескольких сотен телевизионных и digital-проектов. — Forbes Woman), он посмотрел и сказал: «Да, давайте делать». 

Но чтобы запустить передачу, все должны быть мегасмешные, потому что все новое у нас воспринимается в штыки, а тем более женское. Поэтому первая передача (не обязательно даже женское шоу) должна быть невероятно качественной по юмору. 

Чтобы написать один монолог, нужен месяц, и то — если ты уже в обойме. А если ты не профессионал, то полгода-год. Девчонки были неопытные, уставали, плакали. В итоге это заняло полтора года. Сейчас канал просит нас сделать больше передач. Но мы не можем, а некачественно я делать не умею.

— Многие женщины-руководители говорят, что обществом женщине предписывается всех понять и простить и что это им помогает. А вам?

— Помогает, но и надоедает. У меня есть синдром спасателя: если у кого-то горе, я тут же выезжаю, где бы ни находилась. Я всю жизнь помогала всем начинающим и не начинающим комикам, а про себя забывала. 

Я работала в шоу Stand Up на ТНТ, но моего имени не было ни в одних титрах. Меня как бы не существовало. Это было логично, потому что жанр новый, люди рассказывают от себя и про себя, а если укажешь автора, то зритель скажет: «Так это не они сами придумали?» 

Но в какой-то момент я задала себе вопрос: «А для себя я что-то сделала?» Решила заниматься собой, написать свой сольный концерт. Потому что всех на свете спасти невозможно. Мне кажется, я помогла достаточному количеству людей. Мне нужно было остановить свою эмпатию, которая и так великолепно развита. 

Но женщины бывают и супер-неэмпатичные. Ты уже на костылях, а ей все равно. Это не от пола зависит, а от человека.

Кстати, в «Женском стендапе», зная о том, что авторов часто в титрах не указывают, мы все имена написали. И за это получили хейт: «На самом деле им все парни пишут». А людям не объяснить, что парни просто помогают разгонять шутки. Кстати, парней мы взяли только потому, что если ты берешь девочку на работу в женское шоу, то со временем возникает логичный вопрос: почему она не выступает? А парни точно будут работать на одной и той же должности, и я не потеряю сотрудников.

— Comedy Woman — ведь это работа со стереотипами, а не разрушение их. То есть в каком-то смысле это шоу противоположно вашему. 

— Номера у них классные. У шоу есть антураж — все утрированное, мультяшное. Но они как раз демонстрировали стереотипы: например, у них розовый логотип. А когда мы делали свое шоу, я такая: «Почему, если женщина, то розовый?» При том, что я очень люблю розовый цвет.

Или почему обязательно одна тупая, другая мужиковатая, третья сумасшедшая? Ведь женщины не такие, да и люди в целом не такие. Ты не можешь быть просто тупой. Можешь быть тупой в чем-то одном, да? Я хотела показать, что настоящие женщины не стереотипные: не в нарядных платьях, не на каблуках. Нам удобно в кроссовках. Это совершенно другой формат.

— Но то, что делаете вы, — разрыв формата. Раньше было: либо ты сексуальная красотка, но обязательно глупая, либо умная, но неудачница в личной жизни. Так же было и в КВН?

— В КВН ты «на каблуках и в платье красиво объявляешь номера» — вот роль девочки в команде. Либо ты сумасшедшая, которая всегда творит что-то непонятное. Но ни одной глубокой женщины. Уже позже в КВН появилась Ольга Картункова (экс-капитан команды КВН «ГородЪ ПятигорскЪ». — Forbes Woman), а вместе с ней — настоящие образы.

— КВН часто ругают. Многие комики говорят о том, как он их покалечил. Но в то же время он многих научил работать — писать шутки, шоу, сценарии в режиме производства.

— Успешные люди не ругают КВН. Ругают те, у кого ничего не вышло. Как и всегда. Я люблю КВН и до сих пор езжу на фестиваль, где мы с друзьями видимся. Считаю, что КВН — это хорошая школа. Там тебя учат работать на износ. 

Но в стендапе иногда это мешает. Это как с актерами — они начинают играть, а играть в стендапе чаще всего не нужно. То же самое с КВН. Один из примеров: люди там привыкают, что у них играет музыкальная отбивка, и не важно, смешно или нет, — зрители хлопают. Когда из КВНа приходят, я говорю: «Тут нужно шутки добивать, люди просто так не аплодируют».

В стендапе сейчас много людей, которые вообще в КВН не играли. Им намного проще.

— Те, кто приходит к вам на концерты, мизогинией не страдают? 

— Это нонсенс, что женское шоу стало таким популярным. К нам ходят послушать юмор. Понимаете? На мужчин-комиков иногда ходят из-за того, что «какой он красивый, а вдруг мы с ним познакомимся», но у нас такого нет. Получается, мы действительно смешные. 

И знаете, мы крепко держимся [за свои места на сцене] как будто от того, что нам позволили работать в «мужской» сфере. Нам нужно работать в два раза усерднее, чтобы нас заметили и оценили. 

У нас не бывает: «Забухали с пацанами и вместе придумали проект». Или: «Я просто вовремя прошел мимо кальянной». Я не пью и кальяны не курю, мне не интересно, я работаю. Поэтому «случайно по дружбе» не залечу в какой-то проект.

— В чем еще отличия мужских и женских коллективов?

— Ни у одной участницы «Женского стендапа» не возникнет ситуации, когда во вторник она «случайно встретилась с другом, с которым вместе в институте училась» и поэтому в среду не пришла. Соблюдаются банальные вещи: вовремя приехать (ладно, Карина у нас всегда опаздывает, но на поезд не опоздает). Женщины более дисциплинированные. 

Еще существует стереотип о том, что в женском коллективе все плачут. Но в мужском вообще отлично ревут, потому что «творческие люди».

— А мужчины бывают на концертах? 

— Большая часть моей аудитории — женщины. Как раз вчера мне зрительница написала: пошла на концерт с мужем и боялась, что он там будет один, но нет. Мужчинам стыдно признаться, что им нравится женский стендап. Они рассуждают: «Это женские шутки, я не буду смеяться». У меня была история, когда шеф-повар в одном заведении вышел и говорит: «Можно с вами сфотографироваться? Мне для жены». Мужчинам надо, видимо, оправдаться друг перед другом, если им на самом деле нравятся наши шутки.

— Можно ли сказать, что, сломав шаблон, вы увидели, что аудитория оказалась гораздо умнее, чем можно было предположить? Ведь она оказалась готова к философским рассуждениям, чем отчасти является стендап. 

— Не думаю. А Михаил Задорнов? Я обожала его и до сих пор обожаю. А Ян Арлазоров? Это два моих любимых комика. Недавно я видела [комика] Ефима Шифрина по телевизору, и журналист начал задавать вопросы про стендап. Шифрин говорит: «Их конек — импровизация, а нам так было нельзя. Мы утверждали монолог и не имели права менять слова по ходу». Ефим Шифрин, во-первых, выглядит потрясающе: моложе, чем многие 20-летние. Врывайся в стендап! Но он не прав. У нас тоже все прописано. Импровизация — да, есть. Но мы тоже выступаем с заготовками.

— То есть вы ориентировались не на западный стендап (как многие комики рассказывают в интервью), а на Задорнова. 

— У меня нет любимых зарубежных стендап-комиков. Мне нравится одна француженка, она актриса, но стала в жанре стендап выступать, Бланш Гарден. Она, кстати, новая женщина Луи Си Кея (Луи Си Кей — американский стендап-комик, обладатель премий «Эмми» и «Грэмми»; был обвинен в харассменте и признал, что действовал, не осознавая своей власти над коллегами-женщинами. — Forbes Woman). Концерт Бланш Гарден я случайно посмотрела на Netflix, когда была в Париже (контент Netflix во Франции и в других странах отличается). 

Я видела концерт Эми Шумер. Еще есть [стендаперша] Уитни Каммингс. Но у меня нет кумира, за которым я бы следила, в отличие от многих других комиков. Мне тяжело смотреть чьи-то выступления, в том числе из-за того, что в голову потом будут лезть чужие шутки, а я ни в коем случае не хочу пересечься.

— Как сейчас смотрят юмор? Есть ли какая-то корреляция цифр просмотра с кризисом?

— Я точно знаю, что в любой кризис юмор нужнее людям, стендап смотрят больше. И возрастает спрос на семейные сериалы, потому что в любой страшной ситуации человек тянется к семье. А что делать? Шутить в такие дни сложно, но и легко одновременно. Сложно, потому что ты — человек, о многом переживаешь. А легко потому, что шутишь в состоянии истерики: «Господи, да что происходит вообще?»