«За юмором приглядывают»: как Дарья Грацевич пишет сценарии для популярных проектов

Дарья Грацевич — российская сценаристка и шоураннер. На ее счету множество успешных проектов, к которым она написала сценарии, среди них — комедия «Холоп» Клима Шипенко, собравшая в домашнем прокате рекордные 3,082 млрд рублей. Грацевич много лет работала в комедийных проектах — сотрудничала с Comedy Club, была креативным продюсером сериала «Интерны», написала сценарии к сериалам «Измены» и «Триада». Сценаристка говорит, что больше всего ее привлекают сложные характеры и сюжеты. В сериале «Измены» она обращается к теме женской сексуальности, в фильме «Купи меня» рассказывает об изнанке эскорта, в фильме «Без меня» рассуждает о психологических травмах, а мистический триллер «Черное облако» посвящен неконтролируемой агрессии.

— Вашим первым заметным опытом в киноиндустрии стал сериал «Измены» с Еленой Лядовой в главной роли, к которому вы написали сценарий. Что было самым сложным в этой работе и что — самым важным? 

— Самым сложным было то, что на тот момент это был мой первый авторский проект. Я уже много лет работала в группе сценаристов на разных комедийных проектах, и самым сложным было остаться наедине со своим собственным текстом в ситуации, когда тебе не на что опереться — на чужое мнение, на коллег, какие-либо советы. В этот момент ты становишься своим главным критиком и главным помощником. 

А самым важным было закончить этот проект, потому что в процессе работы меня одолевали сомнения. В то время, когда я писала сценарий, вышел сериал Валерии Гай Германики «Краткий курс счастливой жизни». Я его посмотрела и вообще хотела бросить писать, потому что подумала: «А что я сейчас еще скажу? Люди уже все рассказали про современную жизнь, про женщин, вообще про все». У меня тогда был кризис, поэтому самым важным было дойти до конца этого проекта.

— Вы говорили, что женская измена все еще является табу в нашем обществе, в то время как мужские романы на стороне считаются чем-то самим собой разумеющимся. Сериал «Измены» же раскрывал тему женской сексуальности и знакомил зрителя с жизнью замужней героини, у которой сразу три любовника, тем самым развенчивая патриархальный миф о женской моногамии. Почему было важно показать отношения и женщин с этой стороны? Это просто интересный сюжет или хотелось сделать какое-то высказывание?

— Когда я придумала этот сериал, мне было, кажется, года 23–24. Я принесла заявку на него в компанию, в которой тогда работала (ее уже давно нет). Мне сказали: «В смысле? Такой героиня быть не может» — и меня это очень удивило. 

Откуда вообще взялась идея этого проекта: довольно много женатых мужчин обращают внимание на женщин, предлагают вступить в отношения, и для них это абсолютная норма. У меня был один знакомый, который прямо хвастался, что он из постели любовницы пишет жене с детьми: «Люблю вас, целую, ложитесь спать». Я его спросила: «А что, если твоя жена так напишет?» Он в ответ засмеялся и сказал: «Это невозможно». 

Меня, молодую девушку с бунтарскими настроениями, это прямо возмущало. Я думала, почему же так происходит. И несмотря на то, что мне один раз отказали с этой заявкой, я с юношеским задором взялась пробивать стену этого фальшивого целомудрия. В итоге получился сериал «Измены». С тех пор прошло восемь лет, и в кино женская измена стала общим местом. Сейчас попробуй найди сериал, где женщина не исследовала бы себя и не выбирала бы между двумя-тремя партнерами. 

— Какие еще стереотипы о женщинах вы хотели бы опровергнуть в кино?

— Я не ищу стереотипов, мне мало интересны мужские представления о женщинах. В женщинах меня больше всего беспокоят психологические травмы. Я слышала мнение, что у нас в России нет людей старше 25 лет без эмоциональной депривации. То есть целое поколение не имеет доступа к своим эмоциям, желаниям, не разбирается в том, чего действительно хочет, запрещает себе мечтать. Мне больше всего интересно рассказывать про выученную беспомощность, про самосбывающиеся пророчества, про вредные убеждения, про застоявшиеся, старые паттерны поведения, которых у женщин гораздо больше, чем у мужчин, потому что мужчины как будто более свободны в отношении своих собственных желаний. 

— Вы ставите перед собой задачи говорить о каких-то проблемах общества? Или для вас важно в первую очередь рассказать интересную историю?

— Мне нравится подход американской индустрии, для которой самое главное — это личная связь, personal connection. На питчингах американские продюсеры, когда им приносят историю, задают два вопроса: «Почему вы?» и «Почему сейчас?». Мне интереснее всего работать так: я ищу то, что лично меня беспокоит, то, что меня волнует, ориентируюсь на то, что я слышу, на то, о чем говорят мои близкие, о чем говорит мое окружение, и начинаю рассказывать об этом. В Америке существует такое мнение, что сценарист должен постоянно проходить психотерапию, чтобы постоянно иметь доступ к своим травмам и их перерабатывать в историю. Только личная травма, переработанная в историю, действительно становится мощной и может захватить.

— Должен ли вообще сценарист нести на себе какую-то «социальную» нагрузку? 

— Сценарист никому ничего не должен. Он может нести эту нагрузку, если хочет, если у него есть этот социальный запал, а может вообще существовать в своем вакууме, если этот вакуум наполнен внутренними переживаниями. Брать и черпать вдохновение можно и из того, и из другого. 

Я вообще не очень верю в сценаристов, с холодным носом ищущих историю, которая либо интересная, либо сейчас социально острая. Как только ты начинаешь просчитывать математику, это все перестает работать. Лучше, чтобы оно выходило, как говорят по-английски, with the guts — «с кишками». 

— Есть что-то, что объединяет ваших героинь? 

— Когда вышли «Измены», кто-то из продюсеров мне сказал: «А тебя не смущает, что все персонажи разговаривают, как ты?» Я задумалась сначала, а потом поняла, что меня это не смущает. Мой принцип заключается в том, что все героини, которых я пишу, разговаривают, как я, и в чем-то мыслят, как я. Я никогда не занимаюсь поиском речевых характеристик. Мне, наоборот, нравится, что все мысли, которые я хочу озвучить, распространяются среди героев, и они все на них хорошо ложатся. Круто, когда каждый герой или героиня несет частичку личности автора, тогда, мне кажется, все приобретает единый стиль. Если посмотреть подряд «Измены» и «Черное облако», то в этих проектах в хорошем смысле будет что-то одинаковое, как в романах Достоевского. Я себя с ним не сравниваю, конечно.

— Вы были соавтором сценария к фильму «Холоп» Клима Шипенко — до выхода «Чебурашки» он был самой кассовой российской комедией в истории отечественного проката. Сейчас вы значитесь продюсером и автором сценария продолжения. Стояла ли задачу повторить успех? Не ощущаете ли давление из-за того, что продолжение может быть принято хуже?

— Скорее я ощущаю ответственность. Когда зашла речь о втором «Холопе», мы с соавторами решили, что, прежде чем соглашаться на проект, соберемся и поймем, есть ли там кино. Делать вторую часть просто потому, что первая была успешной и хочется снова заработать, — это плохая мотивация. Когда мы поняли, что нам есть где развернуться, где поискать себя и решить какие-то творческие задачи, только тогда мы взялись за проект. 

Самое большое давление заключается в том, чтобы не подвести себя и сделать продолжение не хуже первой части. Если второй фильм сделан честно, а не для того чтобы заработать бабла, я не вижу причин, чтобы он не повторил успех.

— Чем работа над масштабными проектами отличается от создания авторского кино? Где больше свободы у сценариста?

— Авторское кино — это от начала и до конца высказывание, в которое никто не вмешивается. Мне пока что не кажется, что у меня есть действительно успешные авторские проекты. Большой продюсерский проект, в котором работает большой режиссер, такой, как Клим Шипенко, — это всегда собрание мнений, компромиссов, решений, влияющих на успешность проекта. Надо быть очень гибким и одновременно твердым, то есть видеть свою историю и подстраиваться под желание режиссера, требования продюсеров, учитывать бюджет и возможности актеров. Этот сложный механизм должен работать на благо ясного кинопроизведения, понятного для зрителя.

— Вы ощущаете давление цензуры в киноиндустрии? Присутствует ли страх, что следующий фильм может не получить прокатное удостоверение?

— Цензуру я, конечно, ощущаю. Существует два вида цензуры. Одна цензура вызвана законодательными проектами, согласно которым нельзя упоминать определенные темы, делать линии, снимать какие-то сцены. Самое очевидное — запрет на демонстрацию гомосексуальных отношений. 

Есть еще достаточно жесткая самоцензура среди продюсеров. У любого проекта есть цикл производства, который длится несколько лет, обычно четыре-пять. Сейчас в России ты даже не можешь предугадать, какие темы будут под запретом завтра, потому что сегодня про что-то можно говорить, а через три года уже нельзя. Многие продюсеры пытаются на всякий случай убрать что-то, что пока еще вроде бы можно. 

Это особенно касается темы наркотиков. Сейчас нельзя, чтобы герой употреблял их в кадре, нельзя показывать, что кто-то получает удовольствие от запрещенных веществ. Но я уже слышала такие разговоры: «Может, вообще это уберем? Раз в кадре он не употребляет, давайте вообще не будем говорить, что он наркоман». 

Но чтобы не получить прокатное удостоверение, это надо прямо рисковать с какой-то острой темой. У меня пока таких нет в разработке.

— Шутить, наверное, тоже стало сложнее?

— Наверное, да, хотя к шуткам и юмору вообще всегда было внимание, потому что юмор — самое народное средство воздействия на аудиторию. Я не удивлена, что за юмором сейчас особенно внимательно приглядывают.

— Вы почти 10 лет проработали в Comedy Club, много сделали для телеканала ТНТ — были креативным продюсером «Интернов», писали сценарий для «Измен» и «Триады», как продюсер занимались проектом «Стрим» с Денисом Власенко, вышедшем на PREMIER в прошлом году. Почему после продолжительной работы с комедиями вы вдруг решили попробовать себя в написании психологического триллера с элементами хоррора? Как зародилась идея «Черного облака»?

— Да, я 10 лет страдала в комедиях. На самом деле мне нравится эта работа и чувство юмора у меня подходящее, но в какой-то момент от этого устаешь, и начинается профессиональная деформация. Я даже шутила, что у меня есть платные шутки, которые я шучу на работе, и бесплатные, которые я шучу дома. 

Я себя считаю серьезным автором, я филолог по образованию и даже профессионально изучала драму, поэтому мне хотелось чего-то более серьезного. После «Измен» ко мне часто обращались с просьбой написать что-то про семью, про отношения, и мне захотелось сломать эту репутацию и сделать что-то вне ее. 

Я хотела написать именно хоррор — может быть, потому что я не люблю этот жанр и не смотрю такие фильмы. Мне было интересно сделать что-то, чего я не понимаю. Но из-за моего большого увлечения психологией меня в итоге потянуло в психологический триллер с элементами мистики. Хоррора в «Черном облаке» нет, но есть очень много внутреннего психологического напряжения. Я в итоге сделала то, в чем разбираюсь, и это подтверждает мою теорию о личной связи автора с темой. 

— «Черное облако» — мистический триллер, в котором один человек убивает других силой своей ненависти. Тема ненависти и желания просто избавиться от тех, кого ты не можешь принять, в последние годы, к сожалению, стала резко актуальной. О чем этот сериал лично для вас?

— Для меня этот сериал про то, что, когда мы не знаем, что находится у нас внутри, мы рискуем, что однажды это выйдет наружу абсолютно вне нашего контроля, и в этот момент будет поздно что-либо с этим делать. Метафора про гнев, убивающий людей, которая есть у меня в сериале, — это не единственное, что может произойти с человеком, игнорирующим свои потребности, свои болевые точки, свои желания. Наше общество, как мне кажется, находится в жестком игноре по отношению к своей собственной агрессии, и именно поэтому она лезет изо всех щелей. 

— «Черное облако» сочетает элементы психологической драмы, остросюжетного триллера с безумными сюжетными твистами в духе М. Найта Шьямалана, черной комедии и довольно жуткой мистики. В то же время это мощная история о женщине, переживающей тяжелейший кризис. Как вам удалось найти баланс между жанрами? 

— Я слышала такие мнения про «Черное облако» — «если у вас триллер, то почему вы тогда шутите смешно, а если комедия, то почему вы так пугаете?». Мне кажется, все современные сериалы строятся на смешении жанров, а если хотите посмотреть обычный детектив — включите НТВ, где серьезные полицейские расследуют преступления. Делать просто мистику или комедию — тоже скучно, мне кажется, лучше сочетать разные жанры. Тарантино вообще этим занимается всю жизнь, и всем о’кей. Хочется делать что-то похожее. Я как комедийный автор, проработавший 10 лет в Comedy Club, не могу написать диалог, в котором не шутят. Шутки должны быть в любом жанре. Один из моих любимых сериалов — «Наследники»: даже несмотря на трагические и сложные ситуации, герои там постоянно шутят, подкалывают друг друга, и это прекрасно. 

— В «Черном облаке» многие женские персонажи поначалу кажутся циничными, но постепенно отношение к ним зрителя полностью меняется. Создание женского персонажа отличается от мужского? Это все та же работа над характером, мотивами, аркой — или есть какие-то обстоятельства, которые приходится учитывать дополнительно? 

— Недаром авторы-женщины тяготеют к женским персонажам, а авторы-мужчины — к мужским, хотя, конечно, есть мужчины, которые называют себя женскими режиссерами и феминистами — Ингмар Бергман и Педро Альмодовар, к примеру. У нас, когда по сценарию есть много женских персонажей, на проект зовут женщину, когда же больше героев-мужчин, экшена, разборок, криминала, то приглашают мужчину, и это закономерно. Но понятно, что все равно есть своя специфика. Мне мужских персонажей писать сложно. Они у меня обычно получаются какие-то слабовольные и не очень симпатичные, и я как раз стараюсь это преодолеть. Сейчас я пишу второй сезон «Черного облака» и конкретно озаботилась тем, что с мужчинами надо что-то делать. 

По-моему, кто-то из американских авторов сказал: «если вы можете описать своего персонажа тремя словами — это плохой персонаж». Для меня глубина персонажа должна быть не 1,5 сантиметра. Более того, персонаж сам должен поставлять структуру сюжета, когда ты не придумываешь, куда ему пойти, что сделать, что сказать. В идеале он все должен сделать сам, а ты, может быть, сам не до конца знаешь, на что он способен. Создать персонажа, который способен на большее, чем ты думаешь, непросто. 

— Кстати, современные российские актрисы часто жалуются на отсутствие интересных ролей, неплоских женских персонажей. Что вы ответите на это как сценарист и шоураннер?

— У меня никогда не было такой проблемы. Всегда много желающих поучаствовать в моих работах. У меня даже были случаи, когда актрисы, которые не прошли кастинг в мой сериал, мне потом писали: «Спасибо, это было здорово, это классный персонаж, напишите потом что-нибудь для меня». 

Интересные женские персонажи потихоньку появляются, и самое главное, чтобы мужчины-сценаристы перестали писать штампованных героинь и женщин с набором стереотипных проблем. Я бы посоветовала мужчинам-сценаристам работать в паре с женщиной. 

— В фильме «Купи меня» о женщинах в эскорте героиням действительно веришь. Связано ли это с тем, что у них были реальные прототипы? 

— Когда есть реальные фразы, которые ты за кем-то записываешь, это какая-то магия, и ты в нее веришь. Настоящая реплика, которую ты подслушал, всегда звучит лучше, чем придуманная. 

— Почему вас вообще привлекла тема эскорта? И как правильно, на ваш взгляд, освещать ее в кино?

— Эскорт — очень сложная тема. Зависеть от мужчины, получать от него подарки, выбирать себе партнера с учетом того, что он должен закрыть твои определенные потребности, — кажется, что это очень легкая жизнь. В «Купи меня» моей задачей было показать, что на самом деле все это нелегко и неоднозначно. Одна из героинь — девочка из хорошей семьи, для которой это просто развлечение и способ проверить свою сексуальность. Но это только одна сторона вопроса. Для некоторых женщин это единственный вариант, который они видят для себя в жизни, и я до сих пор не понимаю, как это правильно осветить. «Купи меня», как мне кажется, все равно получился слишком глянцевым. Есть ощущение, что в фильме девушки живут лучше, чем на самом деле.

— «Розы Модильяни» об отношениях художника и Анны Ахматовой — первое биографическое кино в вашей карьере. Сложно ли писать истории, основанные на реальных событиях? 

— Это вообще другой опыт. Нужно изучать эпоху, материалы, фантазировать, какой Анна Ахматова могла быть в молодости, потому что это короткий период из ее жизни, когда ей буквально было 20 лет. Представлять себе женщину в том периоде, о котором мало реальных свидетельств, — очень сложно и ответственно. 

— Чем вас привлек именно этот эпизод из очень насыщенной биографии Ахматовой?

— Этот эпизод из ее биографии выбрала не я. Продюсеры предложили написать сценарий про короткий роман Ахматовой и Модильяни. Меня же привлекла история встречи двух будущих гениев — в точке, где они еще не гении. Модильяни живет в нищете в Париже, а Ахматова переживает первые годы брака с Гумилевым, который уже состоялся как поэт и давит на нее авторитетом, а Анна еще не до конца понимает, кто она — женщина или творец. 

— Кого из своих героинь вы любите больше всего? Кто-то из них похож на вас?

— Я очень люблю персонажей Лены Лядовой и Глафиры Тархановой из «Измен». Героиню Тархановой неслучайно зовут Даша, потому что я немного ассоциировала ее с собой. Меня спрашивали в интервью: «А сериал на личном опыте основан?» Я ответила: «Посмотрите, кого из героинь зовут Даша. Вот она на личном опыте». Мне нравится, что, даже если эти персонажи где-то наивные и недоработанные, они все равно очень искренние. 

— Вы говорили, что не собираетесь возвращаться к режиссуре. С чем это связано?

— Мне не понравилось. Это совершенно другая профессия. Очень многие сценаристы думают: «Так, все неправильно снимают, сейчас я сам сяду в кресло, и тогда все будет так, как я задумал». Мне многие говорили: «Иди сними сама, и ты поймешь, что снять, как ты задумала, невозможно». Это все неправда. Я задумала, пошла и сняла (короткий метр «Войд» с Дарьей Мороз. — Forbes Woman) ровно так, как я задумала. И это было плоско. Я поняла, что больше так делать не хочу. 

К тому же режиссура — технически тяжелейший труд с 12–14-часовыми сменами. Ты постоянно находишься в фокусе внимания, ночью, днем, на улице, в любую погоду. У меня просто нервов на это не хватит. Режиссеры — это сверхлюди, я — нет. 

— Кого вы считаете главными женщинами-режиссерами в России прямо сейчас? 

— Для меня главная женщина-режиссер в России — это Анна Меликян. Я только что посмотрела «Чувства Анны», и мне очень понравилось. Мы все время с ней говорим, что было бы здорово поработать вместе, потому что мы абсолютно разные. У Анны свой неповторимый стиль волшебства, сказки, мягкости, какой-то зефирности одновременно с большой глубиной проработки эмоциональной жизни, а я больше про злость, про темное, про потайное, про страшное, про то, о чем неудобно разговаривать. Нам обеим кажется, что из этого могло бы выйти что-то особенное. 

— Вы больше не хотите быть режиссером, зато в сериале «Черное облако» выступили в роли шоураннера. Какие у вас впечатления от этого опыта?

— Я очень рада, что у нас развивается институт шоуранерства, нам его очень не хватало. Это круто, что сейчас все крупные сценаристы становятся шоураннерами. Привлекает в этой работе то, что у тебя есть возможность донести дополнительные смыслы, которые могут быть непонятны в сценарии. Ведь это произведение, а не инструкция к съемкам, и какие-то вещи режиссеру могут быть непонятны, могут быть недостаточно акцентированы, диалоги могут не лечь на специфику актера. Здорово, когда есть возможность это исправлять на месте. 

— Всегда ли удается выстроить диалог с режиссером во время съемочного процесса?

— Все режиссеры разные. Не все готовы, чтобы у них за спиной сидел автор сценария и что-то указывал. Тут вопрос, как ты указываешь. Шоураннер — очень деликатная профессия. Ты должен уметь не лезть, куда не надо, уметь аккуратно высказать свое мнение, если есть такая необходимость. Шоураннеры не должны бегать к артистам, если режиссер не просит их подойти, — это нарушение субординации на площадке. 

— Кто из женщин в мировой киноиндустрии вас вдохновляет?

— Американская женщина-шоураннер Шонда Раймс — звезда и мечта. Я обожаю сериал «Анатомия страсти» и считаю, что это рекорд, когда все 19 сезонов находятся на очень высоком уровне. Женщина, которая придумала сериал, а потом создала огромную продюсерскую компанию, назвала ее ShondaLand и создает хиты, является для меня ориентиром.