Под флагом справедливости: как запрет на увольнение матерей и вдов может им навредить
В Госдуму внесен законопроект о временном запрете на увольнение вдов участников «спецоперации»*. В июле правительство поддержало законопроект, который запрещает увольнять соло-матерей с детьми до 16 лет по инициативе работодателя. Похожий закон в 2018 году установил уголовную ответственность за необоснованное увольнение предпенсионеров — людей в возрасте за пять лет до наступления пенсии. На его примере видно, что инициативы, которые призваны позаботиться о трудовых правах уязвимых групп, могут иметь обратный эффект.
Законодательство о защите занятости лежит в основе договорных трудовых отношений между бизнесом и сотрудниками. Для бизнеса регулирование влияет на способность привлекать и увольнять работников и при этом гибко реагировать на изменения экономических условий и технологий. Для сотрудников защита занятости — это важный элемент стабильности и благополучия.
Правила увольнения различаются в разных странах. Например, в Австрии и Нидерландах законодательство, регулирующее увольнения, считается наиболее строгим. А вот англоязычные страны (США, Великобритания, Канада) традиционно относятся к числу тех, в которых меньше ограничений на увольнения.
После глобального финансового кризиса ряд стран, включая Грецию и Португалию, ослабили строгие правила увольнения работников. Но кризис, разразившийся во время пандемии COVID-19, напротив, заставил такие страны, как Франция, Италия и Испания, временно ужесточить законодательства, чтобы избежать массовых увольнений.
В определении грани между защитными мерами и избыточными ограничениями, которые могут оказать негативное воздействие на бизнес, возникают сложности. С одной стороны, свободный гибкий рынок труда важен для снижения уровня безработицы, особенно долгосрочной, и экономического роста. С другой — социальные гарантии увеличивают производительность труда и приверженность сотрудников работодателю.
Кажется, что подход в либертарианском духе дерегуляции способен привести к усилению дискриминации на рынке труда. Если мы смотрим на ситуацию через оптику привилегий и доступа к ресурсам, то уязвимые категории кандидатов могут быть сильно ограничены в этом доступе, и невмешательство регулятора оставит уязвимые группы без возможности вырваться из круга дискриминации.
Однако и регулирование может вызывать вопросы. В 2018 году был принят закон, установивший уголовную ответственность за необоснованное увольнение предпенсионеров — людей в возрасте за пять лет до наступления пенсии. Он был внесен в Госдуму в начале сентября и подписан президентом меньше чем через месяц. Очевидно, что никаких серьезных консультаций и обсуждений с экспертами, бизнесом, профсоюзами и обществом в целом не случилось. Против выступили Российский союз промышленников и предпринимателей и Торгово-промышленная палата, но к ним никто не собирался прислушиваться. Не совсем понятно, как были спрогнозированы долгосрочные последствия таких решений, если эти оценки вообще проводились. Ведь поиск баланса требует конструктивного диалога между представителями бизнеса, работников и регулятора.
Уязвимые группы
Соло-матери и предпенсионеры действительно сталкиваются с трудностями в поиске новой работы, особенно если они имеют ограниченные навыки или опыт. При этом замкнутый круг дискриминации состоит в том, что расширить свои навыки и опыт сложно из-за недостатка доступа к той же современной работе и обучению.
Дискриминация по возрасту называется эйджизмом. По исследованиям Kimberly Clark и hh.ru, если среди кандидатов в возрасте 18–23 лет доля получивших хотя бы одно предложение о собеседовании составляет 85%, то в категории 56–60 лет — лишь 55%. По данным Росстата, среднее время поиска работы в возрасте 65+ составляет более девяти месяцев, в то время как молодежь находит работу в среднем за четыре месяца.
Рынок может ставить непреодолимые барьеры на пути кандидатов, а дискриминация может лишать экономики миллиардов долларов. По некоторым оценкам, предвзятое отношение к работникам старшего возраста обходится экономике США примерно в $850 млрд долларов годового ВВП.
Соло-матери, по американской статистике, обычно беднее и имеют более низкий уровень образования, чем их сверстницы (например, примерно 50% таких матерей зарабатывают меньше 30 000$ в год по сравнению с 20% молодых женщин в целом). Британские соло-родители в два раза чаще находятся в состоянии безработицы, чем те, кто воспитывает ребенка с партнером.
Соло-матери — немаленькая часть общества. В эту категорию входят женщины, которые растят родных или усыновленных детей, отец которых умер, ограничен или лишен родительских прав, признан ограниченно или полностью недееспособным, находится в тюрьме или уклоняется от воспитания и содержания семьи. При этом гарантии, предоставляемые работницам-женщинам в связи с материнством, распространяются также на работающих отцов-одиночек.
Печальные цифры состоят в том, что в России, по данным переписи 2020 года, почти 40% семей с детьми младше 18 лет — это соло-матери (около 5% — соло-отцы). 13% детей, которым положены алименты, не получают их. По статистике службы судебных приставов, в 2022 году в ведомстве находилось 1,6 млн судебных решений о взыскании алиментов на 233 млн рублей.
С предпенсионерами ситуация иная. Их доля составляет в России 6–7% населения. Но в реальности люди начинают испытывать давление эйджизма намного раньше формального предпенсионного возраста — уже с 45 лет. Кандидаты в возрасте 54–56 лет оценивают трудности при поиске работы в рекордные 8,7 балла из 10 — выше, чем в любой другой возрастной группе.
И главная проблема состоит не в том, что людей активно пытаются уволить или что они первые кандидаты на увольнение, а в том, что их не хотят брать на работу.
Теория и практика
Есть еще одна проблема с законопроектами — это правоприменение. То, чего закон в теории требует от работодателей, может сильно отличаться от того, что они делают на практике даже в европейских странах. Что уж говорить о России, где нормальное состояние бизнеса — «выкручиваться».
Отчетность российского бизнеса перед государством зачастую состоит из микрофальсификаций. При попытках его зарегулировать он мгновенно уходит в тень, переходит на черные зарплаты, отказывается от найма проблемных сотрудников. Это часть ежедневной бизнес-рутины. И наивно было бы полагать, что с уголовной ответственностью за увольнения компании просто смирятся. Сложно оценивать цифры теневой экономики, но можно прогнозировать, что с таким законодательством бизнес справится просто выводом в тень отношений с уязвимыми категориями и отказом им в найме.
Например, в США вы не можете на интервью поинтересоваться возрастом и семейным статусом кандидатки. Более того, нельзя даже задать наводящих вопросов вроде «в каком году вы закончили университет», потому что за это могут обвинить в эйджизме. В России в то же время абсолютно нормально на собеседовании уточнить возраст и семейное положение, а отказ отвечать будет расценен как угроза со стороны потенциального работника. Более того, зачастую возраст — это первое, что рекрутер спрашивает на звонке, а потом, услышав цифру, просто бросает трубку, чтобы не длить бессмысленный разговор.
В целом возможность несправедливо уволить как предпенсионера, так и соло-мать все равно остается — сославшись на сокращение штата, профессиональное несоответствие, нарушения. Безусловно, это потребует от бизнеса больше стресса — и большего количества фальсификаций. Но при этом увольнение по сокращению или из-за нарушений — стрессовый вариант и для сотрудника: это гарантированный конфликт с работодателем, не самая красивая строчка в трудовой книжке и отсутствие рекомендаций.
Таким образом, остается совершенно непонятным, как меры по защите от увольнения будут реализованы на практике. При этом вывод группы людей в тень и отказ в найме — прямая дорога к обратному эффекту: вместо социальной защиты — еще более незащищенное положение неоформленного сотрудника или вовсе безработного, которого боятся не желающие рисковать работодатели. Кажется, мера может привести к обратному эффекту или как минимум нивелировать положительное воздействие. Встает вопрос: станут ли обсуждаемые меры реальной защитой или симуляцией активности государства в социальной сфере?
Альтернативные подходы
Существуют альтернативные подходы к социальной защите работников и стимулированию занятости среди уязвимых групп без преследования бизнеса.
Во-первых, это стимулы для работодателей, которые поддерживают стабильность занятости для определенных категорий работников. Сюда можно включить налоговые льготы, субсидии или другие бонусы для компаний, сохраняющих рабочие места для матерей-одиночек, предпенсионеров и пенсионеров, людей с инвалидностью и т. д.
Страны ОЭСР активно экспериментируют с пониженными ставками отчислений в социальные фонды за сотрудников старшего возраста. Например, в Бельгии с 2002 года страховые взносы на сотрудника старше 58 лет и работающего не менее чем на 80% ставки стали меньше на €400 в квартал. Некоторые штаты в Австралии напрямую субсидируют долгосрочное трудоустройство работников старшего возраста. В России с предложением снизить страховые взносы за работников предпенсионного возраста в два раза выступали РСПП и ТПП, но предложение не было принято.
Эффективность этих мер остается под вопросом: исследования показывают, что такие субсидии работают только на определенном масштабе и для определенных групп. Для пенсионеров, судя по всему, не всегда, но для женщин, в том числе воспитывающих детей в одиночку, полезный эффект наблюдается.
Во-вторых, исследователи предлагают меры, направленные в меньшей степени на снижение риска увольнения, но в большей — на рост трудоустройства среди уязвимых категорий. Речь о повышении квалификации и поддержке в поиске работы, а также о сокращении привилегий и льгот, которое мотивирует людей искать работу. Последний «метод кнута», показывающий эффективность в Европе, звучит, конечно же, не так красиво, как наказание для работодателя. К тому же в России риски бедности для пенсионеров и матерей-одиночек слишком велики.
В-третьих, это общие меры социальной поддержки, уже работающие в России: пенсии и медицинские страховки, не зависящие от конкретного работодателя, поддержка детского ухода для матерей. Кстати, антипримером в плане пенсий можно считать США, где работодатель начинает делать отчисления в пенсионный фонд только после первого года работы сотрудника. Таким образом риск увольнения равен риску остаться без пенсии.
Что касается поддержки матерей, то опыт Великобритании показывает, что доступность детского ухода является главным фактором, влияющим на возвращение матерей к работе, ведь развитая надежная система поддержки — сигнал стабильности и надежности сотрудницы для работодателя. При этом 63% тамошних родителей-одиночек сообщают о трудностях с оплатой такого ухода. По данным исследований, в Австралии, США и Великобритании на оплату ухода за детьми уходит более трети доходов домохозяйства. Что касается России, то доступность дошкольного образования в России для детей в возрасте от трех до семи лет в 2021 году составила 99,58%.
В-четвертых, это стимулирование эффективной работы профсоюзов, которые на практике способны защищать людей. Работодатели и профсоюзы могут совместно разрабатывать договоренности и соглашения, которые предусматривают социальные гарантии для уязвимых категорий работников.
Американские профсоюзы отдельно подчеркивают свою роль в получении доступа к медицинской страховке более высокого качества, что оказалось особенно актуально для людей старшего возраста в период пандемии.
В процессе разработки законодательных решений, которые касаются ограничений на рынке труда, важен диалог между государством, бизнесом, работниками и академическим сообществом. И это не только про сбалансированность решения, но и про то, чтобы регуляции были легитимными и поддерживаемыми обществом. Тогда у них действительно будут шансы на реализацию.
Ключевым моментом в таком диалоге должно быть стремление к поиску решений, которые учитывают долгосрочные эффекты регуляций, чтобы под флагом справедливости чиновники не решали свои пиар-задачи, подвергая уязвимые группы еще большему риску.
* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 53 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора.