Смешные деньги и бешеная скорость: как работают актрисы дубляжа в России

Дарья Фролова — российская актриса театра, кино и дубляжа, переводчица. В 1995 году окончила Школу-студию МХАТ. На ее счету около 200 проектов дубляжа и около 90 проектов, над которыми она работала в качестве переводчицы. Среди них мультфильм «Душа», сериалы «Во все тяжкие», «Эта дурацкая любовь», «Королек — птичка певчая», «Твин Пикс» и другие. 

«Леди Баг и Супер-Кот» — популярный французский мультсериал, выходящий с 2015 года. В центре истории два парижских подростка, Маринетт Дюпен-Чен и Адриана Агреста, которые превращаются в супергероев Леди Баг и Супер-Кота, чтобы защищать город от суперзлодеев, создаваемых персонажем Бражником (Мотыльком). Дарья Фролова является официальным голосом Маринетт в российском прокате и озвучивает героиню с 2015 года.

 — Дарья, как на вас повлияла работа над этой ролью, учитывая, что вы озвучиваете героиню на протяжении восьми лет? Чем вам нравится Маринетт?

— Мне вообще нравится эта история, в центре которой девочка. Она вдруг становится участницей таких невероятных событий, сама становится супергероиней. И мне очень нравится та ответственность и то мужество, с которыми она выполняет свою миссию. Это маленькая девочка, которая спасает мир. Точнее, не мир, а Париж, но это — ее дом, ее личный мир. И мне нравится, что она действительно очень ответственный человек — мгновенно отзывается на те вызовы, которые бросает ей судьба. Она просто берет и делает то, что необходимо, без лишних сомнений. Хотя при этом у нее много вопросов к себе, к своей роли супергероини. Но, когда нужно действовать, она не колеблется. Для меня главный месседж фильма в том, что нужно найти супергероя внутри себя. Стать опорой не только другим, но и себе самому. И мне очень нравится, что Маринетт транслирует это личным примером.

— «Леди Баг» — пусть и анимационная, но супергероика, которая вышла в прокат в не лучшие для супергеройских историй времена. И при этом сразу возглавила российский прокат. Как вам кажется, в чем секрет успеха?

— Это обычная девочка. Она вызывает симпатию, и с ней легко себя ассоциировать. Как, впрочем, и с Адрианом. И что такое зло в этой франшизе? Оно представлено в виде бабочки, которая вселяется в человека, и оно воплощает в себе различные негативные чувства, которые испытывает человек в тот момент: ревность, обиду. Какую-то фрустрацию, проще говоря. И получается такой терапевтический эффект: супергерои распознают, где находится акума (акумы — в фильме это насекомые, обладающие силой наделять людей суперспособностями. — Forbes Woman), и избавляют человека от него, то есть помогают справиться с негативной эмоцией, а потом интегрируют его обратно в общество. И видя это, и учитывая то, что супергерои — это обыкновенные люди, мы понимаем, что любой может противостоять не только негативным эмоциям, но и очень серьезному злу.

 — Ваша фильмография в качестве актрисы озвучания насчитывает около 200 проектов, включая анимационное и игровое кино. Как отличается метод работы над проектами таких двух совершенно разных форматов?

— Конечно, это очень разные подходы в работе. В анимации ты часто озвучиваешь животных, каких-нибудь странных персонажей, и это совершенно иная органика, иное существование, и, как следствие, иная голосовая подача. А бывает, что озвучиваешь вообще неодушевленный предмет. Озвучивание же игрового кино — это более привычное для тебя существование героев. 

Если говорить о конкретном примере, ту же Маринетт довольно сложно озвучивать. Во-первых, у нее большие монологи, это ощутимые объемы текста, которые она очень активно проговаривает. Во-вторых, ей присущи резкие смены внутреннего состояния, и это все нужно точно сыграть. Даже ее живую мимику ты тоже копируешь в процессе озвучания, чтобы итоговый вариант был максимально органичным и точным.

Вообще главная задача дубляжа заключается в том, чтобы зритель думал, будто увиденный им на экране иностранный герой или героиня на самом деле говорит по-русски. За этим, конечно, стоит огромная и по-своему сложная работа.

— Возникает ли в работе ощущение, что вы отчасти соавтор роли, которую дублируете? 

— В дубляже нужно быть очень осторожной с соавторством, иначе можно увлечься и свернуть не туда. Например, когда я работаю над российскими мультфильмами, то создаю образ в тандеме с режиссером и художниками-аниматорами. А в таких проектах, как «Леди Баг», все уже нарисовано и сыграно до тебя, и твоя задача — аккуратно донести эту всю работу до российского зрителя. Ты не столько соавтор, сколько соратник. Задача дубляжа — продублировать оригинальный продукт, а не переделывать его под себя.

 — Были роли, которые требовали от вас необычных навыков или которые по разным причинам давались вам сложнее других?

— На самом деле все актеры дубляжа, с которыми я работаю, это большие профессионалы, которые могут очень многое. Неважно, что нужно сделать — какой-то дефект речи или специфический акцент, — они все это умеют. Но если говорить про сложности, то бывает, что тебе предлагают озвучить роль, которая немножко не в твоей тесситуре, и тогда это работа на сопротивление. В такие моменты начинаешь думать, что дубляж этой конкретной роли должен делать кто-то другой, чей голос точнее ляжет на данный образ. В своем же голосовом диапазоне я могу сыграть все что угодно. Вообще актер дубляжа выходит к микрофону без какой-то дополнительной подготовки и должен мгновенно настроиться, поймать тональность роли и начать работать. Вот такая это профессия.

 — Случался ли экстремальный опыт перевода и озвучания, сравнимый, например, с отечественной эпохой VHS-переводов, подарившей нам Александра Гаврилова, недавно ушедшего Леонида Володарского, Алексея Михалева и других?

 — На 100% идентичного опыта не было, но самое экстремальное в любом переводе — это сроки, которые на него выделяются. Мой личный рекорд — когда я за шесть дней перевела, отредактировала и уложила в синхрон одну черную комедию. Это было порядка 100 с лишним листов общего текста. Случается, что тебе звонят вечером и говорят, что пришла финальная версия какого-то фильма, который я перевела, и что запись будет завтра. И вот однажды я сидела всю ночь, переставляя тайм-коды и параллельно поглядывая, не взяли ли случаем в финальный монтаж другие дубли. Это очень изнурительно.

А если говорить про забавные моменты, то у меня был такой опыт во время работы над вторым «Джоном Уиком» (серия фильмов о киллере, которого сыграл Киану Ривз. — Forbes Woman). В фильме есть сцена, в которой Джону Уику, когда он выбирает оружие, другой герой, подобно сомелье, рассказывает про достоинства того или иного пистолета. Для меня адаптировать этот эпизод под дубляж было очень сложно, потому что я с оружием, естественно, не очень дружу. Я понимала, о чем речь, но требовалось перевести это все с учетом профессионального жаргона. В итоге я пошла в оружейный магазин. Причем я довольно забавно выглядела в тот момент: была в ярко-розовых уггах, с какими-то пестрыми заколками в волосах, в смешном полосатом шарфике. И вот я прихожу в этот оружейный магазин, а там какие-то брутальные мужики выбирают оружие для охоты. Я дождалась, пока они уйдут, и подошла к парню-консультанту. А дополнительная сложность заключалась в том, что я не могла показать видео с этим отрывком из фильма, потому что перед каждым проектом ты обязательно подписываешь соглашение о неразглашении. И я попыталась все это передать словами, а он мне очень помог разобраться с терминологией: что и как можно назвать, а что будет неправильным вариантом.

Еще у меня был интересный опыт работы над фильмом «Выстрел в пустоту». В нем 90% всего действия происходит в тюрьме, и там огромное количество тюремного жаргона, который нужно было корректно перевести. И было очень важно точно переложить их тюремный жаргон на то, как говорят у нас. 

— По фене?

— По фене, да. И приходилось дотошно все проверять в различных источниках. Потому что, если в одном источнике это есть, а в двух других, например, нет, значит, это какое-то не самое распространенное выражение. Для меня это была очень непростая, в чем-то даже исследовательская работа, но я с ней неплохо справилась.

— Насколько в отечественной сфере переводов и дубляжа приемлемы юмор и какое-то легкое хулиганство? Например, с выходом «Барби» многие в соцсетях шутили, что в российской адаптации Барбиленд должен называться «Барбиха» с отсылкой к Барвихе.

— Я как-то переводила один канадский фильм про хоккей, и там у хоккейных команд были очень смешные названия. Это было продолжение, и в первом фильме кто-то придумал эти названия до меня. А я со вторым фильмом подхватила эту линию с юморным переводом и придумала в том же ключе парочку своих. Так что — да, такие вещи допускаются, и иногда даже сам заказчик перевода просит отразить в переводе больше юмора. 

Бывает, что в оригинале встречается очень непростая шутка, игра слов, и ты ломаешь голову над тем, как бы это лучше всего адаптировать в русской версии. Тем более что нужно учитывать массу нюансов, помимо языка: культуру, ментальность. Случается, конечно, что какие-то вещи совершенно не получается адаптировать, но я бьюсь над ними до последнего.

— А вообще в своей переводческой деятельности вы часто сталкиваетесь с цензурой? 

 — Конечно, из перевода убирается вся ненормативная лексика. Это тоже непросто, потому что мат нужно как-то удачно заменить подходящим сленгом, который бы смог в равной степени отразить эмоциональную составляющую сказанного на экране. Тем более что мат в английском языке и в русском — это разные вещи. Какие-то нецензурные слова в их речи не несут в себе такого накала, как у нас. Это все тоже нужно учитывать при адаптации.

Какие еще виды цензуры? Могут что-то вымарывать, например сцены с ЛГБТ. Могут попросить убрать упоминание каких-то брендов. Хотя последнее уже не столько цензура, сколько просто такая особенность при работе над тем или иным проектом. 

— Несколько месяцев назад стало известно, что Сергей Бурунов не будет официально озвучивать нового героя Леонардо Ди Каприо в драме Мартина Скорсезе «Убийцы цветочной луны». Это очень огорчило поклонников актера. Некоторые фанаты в соцсетях даже выступили с идеей организовать «партизанские» показы фильма. Как вам кажется, допустимо ли это? 

 — Если опустить момент с нелегальностью таких показов, то, как говорил классик, «если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Так же и здесь — если эти показы проходят, значит, на них есть спрос. Спрос всегда рождает предложение. Другой вопрос — согласится ли принимать в этом участие тот или иной актер дубляжа. Но данный запрос от аудитории, несомненно, свидетельствует о большой любви к Сергею Бурунову со стороны поклонников. Конечно, люди хотят смотреть мировые премьеры и ищут всевозможные лазейки. Другой вопрос, что каждый сам для себя решает: идти на подобные показы или дожидаться цифровых релизов и смотреть дома легально.

 — У вас есть любимые звезды из числа тех, кого вы дублировали? 

— За мной не было каких-то конкретно закрепленных актрис. У меня есть два проекта, где я озвучивала Мишель Уильямс: фильм «После свадьбы» и комедия «Красотка на всю голову». Оба эти проекта я еще и переводила. И мне удалось вслед за актрисой создать совершенно два разных образа. Вообще Мишель Уильямс — очень хорошая актриса, и мне понравилось ее озвучивать.

— Зрители часто спорят о том, стоит ли смотреть фильмы в дубляже или исключительно в оригинале. Понятно, что оригинал ближе к замыслу создателей, но и труд актеров дубляжа, переводчиков, редакторов тоже нечестно обесценивать. Что бы вы сказали критикам профессионального дубляжа?

— Ну, смотрите. Дубляж способен как вытянуть откровенно слабый фильм, так и погубить откровенно хороший. В последнем могут сказаться самые разные факторы: изначальный мискастинг (неудачный подбор актеров. — Forbes Woman), приглашение на дубляж каких-то непрофессиональных людей, плохой перевод. Но если говорить в целом, то для чего вообще нужен дубляж? Для того чтобы зритель смог максимально погрузиться в историю, не зная языка оригинала. Потому что субтитры все равно отвлекают, а есть люди, которые вообще не могут совмещать просмотр фильма и чтение субтитров. Тогда для них, конечно, дубляж — спасение.

Но вы правильно сказали: качественный дубляж — это результат сложной и кропотливой работы большого количества людей. Корректно перевести, проставить тайм-коды, уложить текст в синхрон, то есть попасть в артикуляцию, соблюсти все паузы, вдохи, выдохи, — это очень непросто. И, поверьте, люди, которые этой работой занимаются, очень стараются сделать ее максимально хорошо. 

В случае с «Леди Баг» я, например, получаю отзывы, что наш дубляж просто лучший. Я не смотрела мультфильм на других языках, но раз зрители после просмотра так говорят, значит, у нас все получилось. 

— Мы сейчас наблюдаем за тем, как сценарная и актерская гильдии в американской киноиндустрии пытаются отстоять свои права. Как вам кажется, идея активных гильдий и профсоюзов применима к России? Можно ли представить профсоюз актеров озвучания? 

— Вообще идея создания профсоюза актеров дубляжа, озвучивания давно уже витает в воздухе, но я не думаю, что это реализуемо. Это очень сложная история — создать такой профсоюз, а потом еще сделать так, чтобы он нормально функционировал. Конечно, это прекрасно, когда у тебя регламентировано время работы. Когда у тебя регламентирована заработная плата. Когда ты социально защищен. Потому что российские актеры дубляжа социально никак не защищены: нет ни пенсий, ни выплат роялти. Первое, что ты делаешь перед началом проекта, — подписываешь договор об отчуждении прав. Получается, что, создав какой-то интересный, запоминающийся и оригинальный образ на экране, ты лишаешься львиной доли вознаграждения за это. Хотя было бы справедливо разделить этот большой пирог между всеми причастными. Я считаю, что актеры имеют право на отчисления с проката фильмов, над которыми они работали.

 Но я не вижу возможностей сейчас в нашей стране это грамотно реализовать. Я не очень представляю, как будет все это регулироваться, к сожалению. Потому что зачастую ситуация с гонорарами следующая: как договоришься. Ты можешь заявить какую-то ставку, но, если найдется артист, готовый работать за меньшие деньги, как думаете, кого позовут? С профсоюзом возникнет ровно та же трудность: будет 95% артистов в профсоюзе, который будет регламентировать и защищать их права и гонорары, но будет 5% артистов вне профсоюза, которые будут соглашаться на меньшую оплату. Естественно, заказчик будет больше заинтересован в этих 5%, потому что так удобнее и проще.

Но профсоюз, конечно, нужен. И это здорово, что голливудские актеры так активно отстаивают свои права. Может быть, это станет каким-то прецедентом, который потом мы сможем использовать у нас в будущем. Позаимствуем их методы и опыт.

— А что можно и нужно сделать для улучшения условий труда в вашей сфере уже сейчас, даже без создания профсоюза? На какие болевые точки стоит обратить внимание? 

— В первую очередь, конечно, нужно поднять гонорары, потому что актеры озвучания получают смешные деньги. Переводчики тоже получают не очень большие деньги за переводы. Особенно если речь идет про телевизионный контент, там совсем немного платят, что, конечно, печально. Ну и вторая важная проблема — сроки. Нужно так настроить работу, взаимодействие с прокатчиками, чтобы в заявленные сроки можно было спокойно без спешки все сделать, потому что нормальные сроки — это, как правило, редкое явление.

— Есть ли у нас в индустрии озвучания разница в оплате труда между актрисами и актерами? 

 — Я с этим не сталкивалась. Знаю точно, что если актриса озвучивает главную роль, а актер — роль второго плана, то женщина получит больше. Может быть, я о каких-то случаях просто не знаю, но на моей памяти [неравенства] не было. 

— О сроках: всем все «надо вчера»?

— Да, всем надо было еще вчера. Мне как переводчику, бывает, предлагают перевести фильм за три дня. Я от такого сразу отказываюсь, потому что это практически невозможно сделать качественно. Знаете, есть такой треугольник: дешево-быстро-хорошо. То, что дешево и быстро, не может быть сделано хорошо. Поэтому очень важно, чтобы на работу отводились вменяемые сроки, а также была налажена социальная защищенность и достойная оплата труда. Я считаю, что российские актеры озвучания — настоящие профессионалы своего дела. Для меня честь работать бок о бок с такими артистами. И они достойны высоких гонораров за ту работу, которую делают часто не благодаря, а вопреки. 

— Насколько эта сфера строга к стандарту?

— Конечно, наша сфера подразумевает работу человека, у которого нет дефектов речи, он идеально владеет своим голосом, у него четкая дикция. А если нужно что-то такое для роли, он это сможет сделать. Наверное, человека с дефектами речи могут позвать очень точечно — в какой-то конкретный проект, на определенную роль. 

Если говорить про личные особенности, которые можно сделать своей узнаваемой фишкой... Ну, вот, например, Леонид Володарский. Все знают его гнусавый голос, он узнаваем из тысячи. Это была его фишка, благодаря которой получилась такая особенная история с авторским переводом. 

Но сейчас в индустрии спрос на универсальных артистов с высокой профессиональной подготовкой. Исключения допускаются, но для них нужно время: чтобы режиссер дубляжа поставил себе такую цель, провел специальный кастинг, нашел какого-то самородка. 

— Есть ли у артистов озвучания профессиональная деформация и в чем она выражается? 

— Конечно, все актеры дубляжа, когда приходят в кино на дублированный фильм, всегда смотрят в рот актерам — синхронно или не синхронно. Они прислушиваются, кто озвучивает, как озвучивает. Я замечаю это за собой и за своими коллегами. Ты просто не можешь этого избежать. Я, например, еще люблю ходить в кино на проекты, которые я переводила, чтобы услышать живую реакцию аудитории. Понять, что сработало, а что нет. Какие шутки сыграли, а какие оказались слишком сложными для восприятия. 

— Очевидно, что перемены, которые происходят в отечественном прокате, влияют на индустрию изнутри: становится больше авторского кино, потому что производящие их студии продолжают сотрудничать с Россией, а на кинорынках такие проекты стоят дешевле. Как вам кажется, российский прокат будет развиваться в нынешних условиях дальше?

 — Конечно, кино стало меньше. Продолжения каких-то проектов мы уже не увидим в лицензированном виде на большом экране. Работы тоже стало меньше, и как ситуация будет складываться дальше, никто не знает. Но мне кажется, что за последнее время у отечественного зрителя большую популярность приобрели турецкие сериалы. Их смотрят, обсуждают, у них растет фанбаза. То есть такой спрос есть, и его возможно удовлетворить. А в остальном… работаем с тем, что есть. Главное — продолжать работать.