Между молотом и детским садом: как мировые кризисы влияют на положение женщин

Реклама Британской коммерческой газовой ассоциации, опубликованная в журнале The English Review в 1915 году, советовала читателям провести газ, отопление и горячее водоснабжение, чтобы сократить количество домашнего персонала, «ввиду постоянно возрастающих трудностей с поиском и удержанием хороших слуг». Трудности эти «постоянно возрастали» из-за войны: мужчины уходили на фронт, а женщины пополняли ряды munitionettes — работниц военных заводов. Они стояли у станков по 12 часов, губили здоровье на вредных производствах, а иногда погибали в авариях. Они шли на эту работу прямо «с кухни». 

«Девочки — хозяюшки, мальчики — защитники, позволь себе быть слабой, и если случится беда, тебе не придется столкнуться с ней лицом к лицу» — так веками объясняли правила патриархального мира. Но история показывает, что это не так: беда, будь то война, природная катастрофа, эпидемия или финансовый кризис, ни для кого не делает исключений. Когда она приходит, оказывается, что «быть слабой» не привилегия, «быть хозяюшкой» — дополнительная нагрузка. Зато отказ от привычных социальных ролей, пусть и вынужденный, позволяет не только пережить темные времена, но и обрести внутреннюю силу.

Означает ли это, что кризисы способствуют эмансипации? Например, тотальные войны первой половины XX века изменили рынок труда, вывели на него миллионы женщин, дав бывшим домохозяйкам возможность работать и зарабатывать. Правда, спустя некоторое время происходил откат. В 1945 году молодой солдат писал в Женское бюро Министерства труда США: «Желаю вам успехов в вашей работе и жду того дня, когда женщины расслабятся и смогут остаться на своих любимых кухнях». Работницы фабрик и заводов послушно вернулись к роли «хозяюшек». Впрочем, спустя десятилетие графики женской занятости снова поползли вверх — и сегодня экономисты спорят, что было тому причиной.  

Говорить о войне как об источнике эмпауэрмента сложно, война — это всегда разрушения, потери и горе. Женщины, оказавшиеся в зонах боевых действий, становятся беженками, страдают от нищеты, голода и насилия. Вдали от линии фронта они вынуждены адаптироваться к изменившимся экономическим условиям, часто в одиночку содержать детей, а иногда и потерявших трудоспособность мужей. Утверждать, что война — это проблема, создаваемая исключительно мужчинами, тоже невозможно: женщины участвуют и в боевых действиях, и в милитаристской пропаганде, и в преступлениях. 

Как бы там ни было, те, кому приходится жить в тяжелые времена, находят способы выживать, помогать другим и восстанавливать разрушенное. Но какой ценой? И как меняется их жизнь и жизнь следующих поколений?

Клепальщица Рози и ее коллеги 

В 2018 году в американском городке Лонгвью умерла 96-летняя Наоми Паркер Фрэйли, всю жизнь проработавшая официанткой. Ее некролог опубликовала The New York Times — все потому, что, вероятно, именно Фрэйли была прообразом Клепальщицы Рози с одного из самых известных американских плакатов 1940-х We Can Do It!. Считается, что художник Ховард Миллер создал его под впечатлением от газетной фотографии, на которой девушка в платке в горошек стоит, склонившись, у токарного станка. Во время Второй мировой правительство США инициировало масштабную рекламную кампанию, печатая репортажи и снимая киноролики об очаровательных женщинах с идеальными укладками и в рабочих комбинезонах, которые ловко управлялись с промышленным оборудованием.   

Объем мужской рабочей силы тогда сократился почти на 9 млн человек (такие данные приводили экономистки Клаудиа Голдин и Клаудиа Оливетти в статье 2013 года для американского Национального бюро экономических исследований). Людей не хватало настолько, что безработица снизилась почти на 90%, с 5 млн человек в начале войны до 600 000 в 1943 году. Американское издание Editorial Research Reports, ссылаясь на подсчеты Федеральной службы занятости, в 1942 году указывало, что стране нужно 10 млн новых рабочих: из них 6 млн можно рекрутировать на заводах, занятых производством «второстепенных товаров», еще 4 млн набрать среди неработающих женщин. 

В поиске свободных рабочих рук работодатели обращались к опыту Первой мировой войны, когда массовая мобилизация не просто поставила к станкам миллионы женщин, но и, казалось, изменила отношение общества к их социальной роли. «Во время войны 1914–1918 годов на рынок труда вошло больше женщин, чем когда-либо прежде. Они стали не только конторскими работниками или продавщицами, но и токарями, штамповщицами <...> операторами сверлильных станков, шлифовщицами, клепальщицами, инспекторами, крановщицами <...> В конце Первой мировой в Соединенных Штатах женщины составляли около 20% рабочей силы во всех производственных отраслях», — говорилось в докладе Бюро занятости США в 1942 году. 

Современные исследования опровергают представление о взрывном росте женской занятости во время Первой мировой. Оно возникло из-за того, что женщин стало много в тех сферах, где до этого их почти не было. Например, в Великобритании к концу 1918 года женщины составляли до 90% рабочей силы на производстве боеприпасов, пишет Би-би-си. В Германии к 1917 году число женщин, занятых в металлургии, увеличилось на 319% (по данным из обзора на базе Совместной европейской инфраструктуры цифровых архивных исследований CENDARI), во Франции — почти на 700% (Journal of Human Resources, 2022 год). Но работницы приходили в эти отрасли из текстильной, кожевенной и других отраслей или бросали работу горничной или судомойки. Как пишет в своей книге историк Лора Даунс, «в массовом сознании работающие женщины шагнули из домашней безвестности в самый центр промышленного производства, в традиционно «мужские» области. На самом же деле война на короткое время привлекла внимание военной промышленности к тысячам женщин, прозябавших в безвестности плохо оплачиваемой и ненормированной работы в качестве прислуги, портних и работниц текстильных фабрик.

Однако 1940-е действительно стали переломным моментом. Абсолютное число работающих женщин, доля женщин в рабочей силе, доля работающих женщин в общей популяции — какой график ни построй, для стран, участвовавших во Второй мировой войне, на 1940-е приходится заметный пик. За семизначными и восьмизначными числами статистических сводок (в Великобритании в 1939 году вне дома работало примерно 5,1 млн женщин, а к 1943-му их было уже 7,25 млн; в США в 1941 году вне дома работало 10,9 млн женщин, а в 1944-м уже 18 млн и т. д.) — истории женщин, которые трудились кто по призыву, кто по принуждению, а кто по зову сердца.

Американская пропаганда, например, нередко апеллировала к положению женщин в Германии (об этом писал в 1972 году журнал Review of Radical Political Economics), как бы говоря: мы боремся не только с фашизмом, но и с дискриминацией. Действительно, нацистское правительство культивировало образ жены, матери и домохозяйки. К 1933 году когда-то сильные немецкие феминистские организации были фактически ликвидированы, Федерация женщин утратила самостоятельность. Невестам давали брачные ссуды, если они обещали не работать на производстве после замужества, а уже занятым в промышленности женщинам предлагали перейти на работу домашней прислуги. Однако после начала войны многие ограничения были сняты. По данным Editorial Research Reports, в 1939 году немецкие женщины работали в каменоломнях, на кирпичных заводах, а также составляли почти 40% на авиационных заводах. А безработных женщин в возрасте от 17 до 25 лет отправляли на обязательные сельскохозяйственные работы.

Еще во время Первой мировой войны военное министерство Германии зазывало женщин в поля, отмечая, что это полезно для здоровья. Впрочем, это было безуспешно, пишет Сьюзан Грейзел в «Международной энциклопедии Первой мировой войны» Свободного университета Берлина и Баварской государственной библиотеки. Гораздо лучше это удалось правительству Великобритании, где добровольческие организации привлекали одиноких образованных представительниц среднего класса для сезонных работ в сельской местности — без этого остров столкнулся бы с продовольственной катастрофой. А в это время на материке французские крестьянки подменяли не только ушедших на фронт мужей, но и реквизированных для нужд армии лошадей, буквально впрягаясь в плуги и телеги.

Большинство женщин гнала на работу не пропаганда (или принуждение), а бедность. Лишившись кормильца, они должны были содержать свои семьи на мизерные пособия в условиях инфляции. И в 1910-е годы (об этом пишет Сьюзан Грейзел), и в 1940-е (об этом говорит уже упоминавшаяся Клаудиа Голдин в статье 1991 года для The American Economic Review) именно финансовая мотивация была для женщин основной.

Тем хуже оказывалось положение тех, кому в праве на работу было отказано. Например, японки в 1940-е годы оказались зажаты между необходимостью зарабатывать, традиционными представлениями о роли женщины как хранительницы домашнего очага и насущной потребностью страны в рабочей силе. Еще в 1941 году японские власти начали регистрировать женщин для потенциального призыва на обязательные работы (об этом писал в 1975 году японист Томас Хэйвенс в статье для The American Historical Review), однако решиться на это все никак не могли. Премьер-министр Тодзё Хидэки заявил, что дело женщин — заниматься домашним хозяйством, воспитывать детей и служить надежным тылом: «Это их естественная миссия в нашей империи, и она должна быть сохранена в будущем». Тем не менее женщин, которые не работали, общество осуждало, называя праздными и непатриотичными. Выходом стало показное создание в 1944 году женских рабочих отрядов: формально они были добровольческими, но за отказ записываться в них было предусмотрено наказание (крупный штраф и лишение свободы). Однако, судя по всему, наказание это применялось редко, а женщины, все-таки вступившие в отряды, могли брать отгулы «по семейным обстоятельствам». Что это были за обстоятельства? По словам японского историка Иноуэ Киёси, большинство женщин трудоспособного возраста «занимались домашним трудом в качестве жен-рабынь».

Кухня, дети и завод

«Уже через несколько недель все становилось желтым — лицо, руки. Мы мыли, мыли, но разницы не замечали», — вспоминала Этель Дин, которая работала на военном заводе в 1918 году (аудиозапись хранится в архиве британского Имперского военного музея). «Волосы становились светлыми, а на макушке оставался естественный цвет», — приводит Би-би-си слова Нэнси Эванс, собиравшей снаряды уже в 1940-е. Обе они были «канарейками» — девушками, которые производили взрывчатку. Из-за контакта с тротилом их кожа и волосы (а иногда и дети, которых они вынашивали) желтели. Работницам давали бесплатное молоко, чтобы снизить негативные последствия для организма (от анемии до печеночной недостаточности), но некоторые все равно умирали от отравления. 

Представление о том, что женщинам на производстве нужна особая забота и защита, шло рука об руку с уверенностью, что они не могут выполнять работу так, как мужчины. Отчасти это было правдой — работа в промышленности и сельском хозяйстве в первой половине XX века часто требовала физической силы. Многие фабрики для найма женщин перестраивали производственные линии. Где-то меняли устройство станков (чтобы они подходили для рабочих меньшего роста и с меньшей массой тела), где-то разбивали сложную операцию на несколько простых. Японист Томас Хэйвенс приводит воспоминания Накамото Хироко, которая в 1944 году работала на авиазаводе (ночуя прямо в неотапливаемом цеху и получая чашку бульона на обед): ее задачей было измерять толщину стальных листов с помощью микрометра — и больше ничего. Когда на заводе начались перебои с поставками, она часами стояла без дела у своего рабочего места, не имея даже права почитать книгу.

Вся история промышленности — это совершенствование технологических процессов, благодаря которому требования к физическим данным рабочих постепенно снижались. Очень часто оно было оплачено женщинами — за счет более низких зарплат. Фабрики объявляли, что изменения, внесенные в производственный процесс, не позволяют считать труд женщин квалифицированным, а их ставки — полными. Профсоюзы выступали за равную оплату труда, они боялись, что если работодатели предпочтут согласных работать за гроши женщин, то высокооплачиваемые мужчины окажутся на улице. Однако те же самые профсоюзы участвовали в разработке зарплатных политик, учитывающих профессиональный стаж, что уменьшало выплаты недавно пришедшим работницам.

Проблема финансового неравенства стала предметом бурных обсуждений еще во время Первой мировой войны. В 1918 году, когда мужчины в Великобритании начали получать «военную» надбавку, кондукторши лондонской General Omnibus Company собрались в автобусном гараже и, не предупредив руководство и профсоюзных лидеров, договорились устроить забастовку с требованием равной оплаты. Когда на следующий день автобусы не вышли на линии, к бастующим присоединились сотрудницы других гаражей и метро — 18 000 женщин. Корреспондент одной из газет так описывал реакцию лондонцев на транспортный коллапс в течение семи дней: «Все с юмором относятся к неудобствам, и симпатии по большей части на стороне женщин. Все знают, как усердно и энергично они трудятся, и понимают, что, когда они устраивались на работу, им обещали такую же оплату, как и мужчинам. А значит, нет оснований для удержания надбавки». В другой заметке президент General Omnibus Company объяснял, что мужчины содержат свои семьи, а у женщин есть пособия солдатских жен, упуская из виду неженатых и незамужних.

В конце концов забастовка окончилась победой кондукторш. Однако чаще всего женщины молчали, поскольку, будучи новичками, не имея опыта и квалификации, чувствовали себя неуверенно. Они были в меньшинстве в профсоюзах (если их вообще туда принимали), в том числе и из-за нехватки времени. Когда заканчивалась смена, мужчины-«кормильцы» могли собраться и обсудить требования к работодателю. Женщины, те самые, которых «мужья содержат», бежали домой к семье.

Самой большой проблемой для работающих женщин был, конечно, присмотр за детьми. Детских садов не было повсеместно, но они иногда открывались при фабриках. Однако даже в 1940-е большинству матерей (оценка Review of Radical Political Economics) приходилось выкручиваться самостоятельно. В 1943 году Parents Magazine рассказывал о двух замужних женщинах, которые в отсутствие мужей съехались, чтобы, работая на заводе в разные смены, по очереди приглядывать за ребенком одной из них.

Семья считалась главным делом в жизни женщины, особенно в первой четверти XX века. В Италии супруг мог не отпустить жену на работу в ночную смену. В Османской империи Общество трудоустройства мусульманских женщин, основанное в 1916 году, помогало женщинам (в том числе вдовам) найти не только работу, но и мужа, рассказывала историк Серпил Атамаз в своей лекции для Калифорнийского университета. Превращение тысяч женщин в основных добытчиков (только за первые два месяца работы Общество получило 15 000 заявок), казалось, пошатнуло сами основы турецкого общества, поэтому правительство тщательно очерчивало границы их свободы. Каким бы сложным ни было положение на фронте и в экономике, министры всерьез обсуждали, как обеспечить на рабочих местах гендерную сегрегацию и какой длины должны быть юбки работниц, а полиция расклеивала по Стамбулу объявления с требованием носить чадру.

Без выходного пособия 

Каким бы ни был вклад женщин в экономику военного времени, после наступления мира вместе с благодарностью они нередко получали уведомление о сокращении. Серьезно ли менялся рынок труда и существенным ли был откат — это предмет споров историков и экономистов. Голдин и Оливетти, проанализировав данные (с разбивкой по показателям) по занятости американок в 1940-е и 1950-е годы, пришли к выводу, что в краткосрочной перспективе на рынке труда с большей вероятностью оставались те, у кого во время войны не было детей, в долгосрочной — те, у кого они были (во втором случае женщина могла оставить работу, чтобы посвятить себя детям, но вернуться, когда дети вырастали). Кроме того, работу скорее сохраняли образованные белые женщины, потому что им были доступны офисные должности. 

Клепальщицы и шлифовщицы уступали рабочие места мужчинам. Им припомнили и особенности физиологии (быстро устают и страдают от ПМС), и семейные обязательства (то отказываются от сверхурочных, потому что ребенка надо забрать из детского сада, то берут отгул, потому что ребенок заболел), и «женское предназначение» — быть женами, матерями и хранительницами домашнего очага.

Но все это относится к формальным трудовым отношениям: с договором о найме, окладом и, если повезет, защитой трудовых прав и премией за сверхурочные. Между тем огромное число экономически активных людей во всем мире заняты в неформальном секторе. Профессор антропологии американского Университета Нотр-Дам Кэролин Нордстром в своей статье для International Review of the Red Cross (2010) приводит в пример швейные фабрики Шри-Ланки: они могут принадлежать международным компаниям, а могут оказаться посредниками, которые через цепочку субподрядчиков раздают заказы мастерицам-надомницам. По данным Международной организации труда за 2018 год, примерно из 2 млрд человек, работающих неформально, женщины составляют 37%, 740 млн человек. Но их доля меняется от региона к региону: например, на Африканском континенте 89,7% работающих женщин заняты в неформальной сфере (мужчин — 82,7%). Женщины в неформальной экономике чаще оказываются в наиболее уязвимом положении.

В условиях политической нестабильности и насилия неформальный сектор расширяется: когда государственные системы поддержки, инфраструктура и торговые пути оказываются разрушены, население начинает искать другие пути получения предметов первой необходимости. Пример Шри-Ланки не случаен: с начала 1980-х до конца 2000-х годов там шла гражданская война, и порой швеям приходилось добираться до рабочих мест буквально под пулями. Заработанные деньги они тратили на продукты, которые покупали не в супермаркетах, а на стихийных рынках у таких же женщин.

Кстати, что представляли собой эти рынки? Видя торговку, которая продает овощи с лотка, мы редко задумываемся о том, какая сложная система производства и логистики может за этим стоять. «Последние 20 лет… продемонстрировали самые изощренные системы, частью которых являются рыночные торговки. Женщины создавали кооперативы, учреждали внутренние банки, связывались с группами в других областях, занимались региональной торговлей и производили новые продукты», — пишет Нордстром. Если представить, сколько всего овощей проходит через руки таких торговок в масштабе целой страны, цифры могут получиться весьма внушительными.

«Мы организуемся… Мы объединили наши ресурсы, организовали собственный транспорт, установили собственные контакты и избавились от посредников, — цитирует Нордстром ланкийских мастериц, занятых производством товаров из кокоса. — Но мы недостаточно думали о том, что сделают эти посредники, когда их источник денег иссякнет. Они объявили нам войну. Они избивали и насиловали некоторых из нас». Этот пример показывает, как рискуют женщины, участвующие в неформальной экономике, особенно во время политических кризисов. В том числе из-за того, что мужчины, лишившись возможности быть «кормильцами», ищут в насилии способ поддержать свою самооценку.

Женщины же, напротив, играют значительную роль в преодолении агрессии и содействии развитию. Профессор истории Университета Любляны Марта Вергинелла изучает роль женщин как трансграничных посредников на примере жительниц Северо-Восточной Адриатики в периоды после Первой и Второй мировых войн. После Второй мировой горничные, уличные торговки, иногда учителя, оказавшиеся отрезанными от прежних мест работы новыми государственными границами, ежедневно полулегально пересекали их (это было возможно, потому что женщины считались менее опасными, чем мужчины) и таким образом фактически возводили мосты между разными сообществами. 

Нордстром вспоминает свой разговор в 2001 году с сотрудницей программного офиса ООН по здравоохранению и образованию, расположенного буквально на передовой, в одном из наиболее пострадавших от гражданской войны районов Анголы. Та объясняла: женщины менее мобильны, но именно это превращает их в «точки роста». Там, где они появляются, рано или поздно возникает торговля, инфраструктура присмотра за детьми и пусть самое примитивное, но все же здравоохранение. Сначала женщина носит воду из села, где есть колодец, в село, где колодца нет, зарабатывая гроши. Подкопив, переходит к торговле всяким скарбом на рынке, раскладывая товар на картонке. Присоединяется к «банку» — кассе взаимопомощи, организованной такими же торговками. Покупает клочок земли и начинает выращивать продовольствие. Однажды ее бизнес становится международным, потому что она начинает возить товары в населенный пункт, расположенный за государственной границей. 

«Стремление женщин объединиться, сформировать банковскую и предпринимательскую системы и перейти от местного существования к получению прибыли на международном/национальном уровне является частью более крупного идеала, — пишет Нордстром. — <...> Лежащие вне легального поля доходы от алмазов и нефти часто уходят в офшоры, мало чем помогая стране. Но в самом общем смысле неформальная работа женщин способствует развитию их стран».

Меняя привычные роли вопреки осуждению и нападкам окружающих, беря на себя дополнительную нагрузку и осваивая новые сферы, создавая горизонтальные сообщества и восстанавливая разрушенные связи, находя способы не просто выжить, а заработать и помочь другим, женщины, безусловно, обретают силу. И для этого им не нужен повод в виде большой беды. Достаточно уверенности в том, что, как было написано на плакате с Клепальщицей Рози, они просто могут это сделать. Кто знает, если бы описанные выше изменения — в масштабах женской занятости, в уровне женских зарплат, в самом отношении общества к способностям женщин — стартовали не из точки кризиса, возможно, сегодня мы жили бы в другом мире.