Закрытый клуб гениев: почему гендерное неравенство в математике так сложно преодолеть
По данным Американского математического общества, только 15% штатных должностей в университетах занимают женщины-математики, что является одним из самых низких показателей среди естественных наук, наряду с информатикой (18%) и инженерией (14%). Во многом этому способствовала историческая несправедливость.
Трагическая судьба античной исследовательницы Гипатии (IV век н.э.) известна многим. Она конструировала измерительные приборы, преподавала математику и философию, редактировала и комментировала тексты своих коллег и имела репутацию мудрого советчика — к ней регулярно обращался за помощью глава города Орест, в те годы враждовавший с епископом Кириллом. Из-за этого язычница Гипатия была обвинена в чародействе и жестоко убита толпой. Биография Гипатии легла в основу художественных произведений, обстоятельства ее гибели и вклад в науку продолжают изучать историки. Но имена ее предшественниц и современниц нам неизвестны.
Например, александрийского геометра Пандрозию (IV век н.э.) до конца XX века считали мужчиной. На то, что античный исследователь мог быть женщиной, указывала лишь одна гласная в критическом тексте математика Паппа Александрийского, который оценивал работы коллег. Долгие века эта гласная оставалась невидимой для историков.
Родительский контроль
В Средние века сама необходимость образования для женщин часто ставилась под вопрос. В эпоху Ренессанса хотя и считалось, что владение грамотой, знание Священного писания, умение музицировать к лицу знатной девушке, от изучения естественных наук их по-прежнему предостерегали. Итальянский историк и гуманист Леонардо Бруни около 1405 года написал дочери герцога письмо De Studies et Letteris, в котором поощрял интерес своей адресатки к латыни, но утверждал, что риторика, математика и астрономия не в компетенции женщин.
Эпоха Просвещения в Европе породила плеяду женщин-математиков, но даже в период свободомыслия и рационализма возможности получить систематическое математическое образование у них по-прежнему не было. Больше всего шансов было у дочерей высокообразованных родителей. Например, первой женщиной, назначенной профессором математики, стала итальянка Мария Аньези (1718–1799), которая освоила предмет по воле своего отца-математика. Ада Лавлейс (1815–1852), составившая первую в мире программу для вычислительной машины, стала заниматься математикой по воле матери, которая не хотела, чтобы ее дочь пошла по стопам отца, поэта лорда Байрона, с которым у них не сложились отношения. Француженка Эмили дю Шатле (1706–1749) была дочерью барона, который регулярно принимал в своем доме выдающихся ученых и писателей и поощрял ее интерес к математике.
Но большинство сталкивались или с институциональными барьерами (та же дю Шатле, хотя была первой женщиной, чью статью опубликовала Парижская академия наук, так и не смогла стать ее членом), или с социальным неодобрением. Французский математик Софи Жермен (1776–1831) в 13 лет зачитывалась трактатами из отцовской библиотеки, но родители не одобряли это «неуместное для женщины» увлечение и отбирали у нее теплую одежду и свечи, чтобы помешать ночным занятиям. Попытка поступить в только что основанный Политехнический институт была неудачной: студенток туда не допускали, и Жермен пришлось довольствоваться чужими конспектами. Под псевдонимом «месье Леблан» она вступила в переписку с крупнейшими математиками того времени — Жозефом Луи Лагранжем, Адриеном Мари Лежандром и Карлом Фридрихом Гауссом. После нескольких попыток в 1816 году ей удалось получить приз Парижской академии за работу по теории упругости. Но Жермен так и не смогла сделать карьеру в науке официально и всю жизнь работала вне академических институций.
Отец Софьи Ковалевской (1850–1891) был против обучения дочери, и чтобы получить высшее образование, ей пришлось заключить фиктивный брак — в российские университеты не принимали женщин, а для обучения за рубежом требовалось разрешение мужа или отца. Несмотря на то что ей удалось получить докторскую степень, в качестве профессора ее не рассматривали ни в одном вузе. А когда ей все же удалось получить место в Стокгольмском университете, один шведский автор написал, что «женщина-профессор математики — явление пагубное и неприятное».
Талант и трудолюбие
Исследователи из Гисенского, Рурского университетов и Университета Фрайбурга описывают предубеждения, касающихся гендера и математических способностей. Например, согласно теории сопереживания-систематизации, еще во время внутриутробного развития у мальчиков складывается способностью в систематическому мышлению, в то время как девочки склонны к эмпатическому. Однако эта точка зрения исключает психологические и социальные факторы. К тому же исследования показывают, что более эмпатическое и менее систематическое мышление не отменяет шанс добиться успеха в математике.
Другое предубеждение гласит, что успехи девочек — результат трудолюбия, но не таланта. Однако на уровне функционирования мозга девочки и мальчики усваивают информацию, касающуюся математики, одинаково. А вот убеждение, что для освоения этого предмета необходим особый талант, сильно снижает мотивацию учащихся. В итоге те, кто меньше уверен в своих силах, действительно отстают. Эта закономерность отмечается у изучающих математику в разных возрастных группах. Неуверенность в собственных силах постепенно «вымывает» девочек и женщин из сферы точных наук.
Впрочем, в истории математики был период, когда именно трудолюбие, якобы особенно присущее женщинам, сделало их ценными кадрами. Во время Второй мировой войны в отраслях, где требовались большие объемы вычислений, возникла необходимость увеличить штат. Одним из таких мест был Блетчли-парк, британский криптографический центр. Чтобы дешифровать сообщения немецкой армии, зашифрованные с помощью шифровальной машины «Энигма», использовались новейшие вычислительные машины. Они требовали огромного количества персонала: операторов, криптоаналитиков, специалистов по анализу трафика. Так как многие мужчины ушли на войну, на работу стали приглашать женщин: они составляли примерно 75% сотрудников Блетчли-парка. Некоторые руководители-мужчины сомневались в способностях женщин к сложным вычислениям и их желании заниматься подобной работой, но сотрудницы Блетчли-парка прекрасно справлялись со своими обязанностями.
В США женщины также программировали вычислительные машины и выступали в роли живых компьютеров, рассчитывая траектории артиллерийских орудий и перепроверяя вручную вычисления дифференциального анализатора. Со временем использовать женский труд в рутинных вычислениях стало обычным делом: женщины, в том числе темнокожие, становились «живыми компьютерами» в лабораториях NASA. Например, Кэтрин Джонсон (1918–2020) рассчитывала траектории для полета первого американского астронавта Джона Гленна и высадки астронавтов «Аполлона-11» на Луну.
«Университет, а не мужская баня»
Противопоставление таланта и трудолюбия подпитывает миф о математиках как о гениях и вундеркиндах. Он ярко проявляется в популярной культуре: например, герои фильмов «Умница Уилл Хантинг», «Игры разума» (о математике Джоне Форбсе Нэше, младшем), «Игра в имитацию» (об Алане Тьюринге) изображают одаренных одиночек, которым, в отличие от «обычных» людей, доступны гениальные озарения.
Опрос, проведенный в США среди ученых в 2015 году, показал, что такие качества, как талант, одаренность, «блестящий» ум чаще всего ценят в тех сферах, где как раз меньше всего женщин и темнокожих. В 2016-м группа исследователей из Принстона и Университета Иллинойса проанализировали 14 млн отзывов, которые студенты оставляли на сайте RateMyProfessor.com, и обнаружили ту же корреляцию — в тех областях науки, где ученые чаще удостаивались эпитетов «блестящий», «гений» и подобных, женщин и темнокожих также оказалось меньше.
Почему так происходит? Группа психологов из Стэнфорда, Университета Торонто и Университета Нью-Йорка считают, что женщин отталкивает токсичная атмосфера (в том числе потому, что многих с детства учат быть скромными и готовыми к сотрудничеству). Их исследование, опубликованное в 2022 году, показало: чем выше в той или иной научной области ценится гениальность, тем больше вероятность, что в ней сформируется маскулинная соревновательная культура — атмосфера беспощадной конкуренции, в которой одни толкаются локтями, а другие страдают от синдрома самозванца. Иногда к этому добавляется уже неприкрытый сексизм.
Яркой иллюстрацией служит история Эмми Нётер (1882–1935), известной своим вкладом в теорию колец и полей. Она была одной из всего лишь двух студенток Университета Эрлангена, а после выпуска семь лет преподавала в нем бесплатно, иногда заменяя больного отца-профессора. Ее приглашали в качестве приват-доцента в Университет Геттингена, но некоторые коллеги-мужчины выразили протест. Один из них заявил: «Что подумают наши солдаты, когда они вернутся в университет и обнаружат, что они должны учиться у ног женщины?» Руководитель Нётер Давид Гильберт ответил на это: «Не понимаю, почему пол кандидата служит доводом против избрания ее приват-доцентом. Ведь здесь университет, а не мужская баня!» В итоге Нётер удалось получить должность, но ей все еще не платили и доверяли проводить лекции лишь в качестве ассистента Гильберта.
Кто выбирает лучших
Когда вокруг одни гении, приходится ежедневно доказывать, что ты не хуже. Колумбийский математик Федерико Ардила говорит, что в математическом сообществе принят агрессивный язык. Речь не только о проявлениях пренебрежительности (вроде «Математиком вам не стать, лучше не позорьте кафедру»), но и о фразах вроде «это очевидно», которые как бы намекают: тому, кто не «щелкает» сложные задачи на лету, в науке не место.
Меритократическое математическое сообщество сопротивляется попыткам сделать его более разнообразным искусственно, например, за счет квот для женщин в редсоветах или комитетах престижных премий. Однако приверженность объективности как ценности часто играет с учеными злую шутку — они могут не заметить ее отсутствие в собственных суждениях, не увидеть, что в них проникли предубеждения, говорит математик из Университета Тафтса Мун Дучин. А миф о гениальности подпитывает склонность недооценивать факторы, которые могут дать некоторым людям несправедливые преимущества, такие как социальная поддержка, доступ к образованию и наставничеству, наличие ролевых моделей. Историк науки из Эдинбургского университета Майкл Барани замечает : «Идея, что результат исходит из чистого, ничем не обремененного ума математика, как правило, поддерживает этот довольно индивидуалистический нарратив».
Из-за всех этих факторов — школьных стереотипов, мифа о гениальности, токсичных привычек и убеждения, что настоящий талант легко преодолеет все эти препятствия, — ситуация с гендерным неравенством в математике меняется медленнее, чем в других сферах. Это видно в том числе по научным премиям. Премия Крафорда в области математики никогда не присуждалась женщинам. Среди лауреатов престижной Абелевской премии, присуждаемой Норвежской академией наук и литературы, одна женщина — Карен Кескулла Уленбек. Среди лауреатов Премии Шоу в области математических наук — Клэр Вуазен. Премия Филдса, учрежденная в 1936 году, 82 года спустя была вручена Мариам Мирзахани из Стэнфордского университета, а в 2022 году ее получила украинская математик Марина Вязовская.