«Жена, а не человек»: как Софья Толстая боролась за собственный голос
Сестры Берс
Софья Андреевна Берс, «румяная девушка с темно-карими большими глазами», с детства легко впадала в грусть. Она говорила, что даже «в веселье и счастье умеет найти грустное». Девочка росла в богатой московской семье, где много музицировали, часто ходили в театр, охотно принимали гостей. Из книг любила «Детство» Толстого и «Давида Копперфильда» Диккенса. Получила прекрасное домашнее образование, сочиняла истории и вела дневника. В 1861 году сдала экзамены на звание учительницы (в ту пору большого выбора профессий у женщин не было) при Московском университете. Сочинение Сони о музыке признали лучшим на курсе. Отец девочки с гордостью говорил: «И Соня сделается когда-нибудь автором».
Сентиментальная, кокетливая, умная и прямолинейная, Софья всерьез (они виделись и раньше, когда она была еще ребенком) встретилась с Толстым летом 1861 года. Он стал бывать в их доме, говорил: «Если и женюсь, то на одной из сестер Берс». Графу сватали старшую Лизу. Но сам он в дневниках признавался: «К Лизе чувства нет». В дом Берсов все равно неизменно возвращался.
Именно Толстому Соня одному из первых призналась, что написала повесть «Наташа». Толстой ее прочел и заметил: «Какая сила простоты и правды!» Повесть Софья сожгла перед свадьбой вместе с девичьими дневниками. Но Наташа осталась, став Наташей Ростовой из «Войны и мира».
В 1862 году Толстой как-то задержался в гостях у Берсов в Ивицах, куда семейство приехало навестить деда. Между ним и Соней случилась сцена, знакомая всем по «Анне Карениной», — та, в которой Левин пишет на зеленом сукне карточного стола только первые буквы слов, а Кити Щербацкая разгадывает его признание в любви.
Толстому было 34 года, он мучился, что уже слишком стар и непривлекателен для 18-летней девушки. Потом наконец решился, пришел к Берсам с письмом. Соня заперлась в комнате и прочла: «Мне становится невыносимо. <…> Я бы помер от смеху, ежели бы месяц тому назад мне сказали, что можно мучаться, как я мучаюсь, и счастливо мучаюсь это время. Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой?» Софья Андреевна согласилась.
Перед свадьбой Лев Николаевич передал невесте дневники прошлых лет. Он хотел, чтобы она знала о нем все — все беспутства, все прошлые романы. Софью потрясло чтение этих страниц. Она признавалась, что «очень плакала». Плакать ей предстояло и в день свадьбы, 23 сентября: Толстой приехал рано утром выяснять отношения. Ему казалось, она его не любит, все нужно отменить, разойтись немедленно. В итоге невеста венчалась заплаканной. Шел неприятный осенний дождь. После церемонии молодожены поехали в Ясную Поляну. Софье Толстой предстояло провести там всю свою жизнь.
О чувствах Льва Николаевича знакомые тогда говорили: «Он влюблен в нее до Сириусов». Первые месяцы брака ничто в мире не омрачало их счастья. Толстой писал: «Пишу из деревни, пишу и слышу наверху голос жены, которая говорит с братом и которую я люблю больше всего на свете. Я дожил до 34 лет и не знал, что можно так любить и быть так счастливым». Но брак их таким счастливым будет не всегда.
Ясная Поляна
Уже в первые месяцы замужества Софья делилась в дневнике: «Если я только жена, а не человек, так я жить так не могу и не хочу». Она надеялась «высвободиться из-под его влияния», потому что чувствовала, что теряет собственные мысли и собственный мир. Писала: «10 месяцев замужем. Я падаю духом — ужасно», «Я для Левы не существую. Я чувствую, что я ему несносна».
Супруги сильно ревновали друг друга. Софья ревновала к княгине А. А. Оболенской, за которой когда-то ухаживал Толстой, ревновала даже к крестьянкам. Переодевалась в их платья, специально гуляла по саду, рассчитывая, что муж окликнет ее другим именем и вот тогда-то и откроется страшная правда. Толстой ревновал к Поливанову, бывшему ухажеру Сони, к ее учителям, ко взглядам на нее. В его дневниках то и дело появлялись краткие замечания: «С Соней в холоде», «С Соней что-то враждебно».
С рождением детей все стало еще сложнее. Первый ребенок, сын Сергей, родился у четы 28 июня 1863 года. Толстой хотел, чтобы Соня сама кормила его, раздражался капризам жены, не верил врачам, говорившим о ее болезни. Граф все время твердил о естественности обращения с детьми, хотя сам — по крайней мере пока они оставались младенцами, — старался держаться подальше. Соня жаловалась: «Как собака, я привыкла к его ласкам — он охладел… Мне скучно, я одна, совсем одна… Я — удовлетворение, я — нянька, я — привычная мебель, я женщина».
Из Ясной Поляны Софья не выезжала практически 18 лет. Ее муж не любил Москву. Жизнь хозяйки усадьбы состояла в ведении хозяйства и в воспитании детей. Она сама учила их русской грамоте, французскому и немецкому языкам, танцам. Лев Николаевич преподавал математику, учил плавать и держаться на коньках.
Лев Николаевич с трудом переносил, когда жена выходила «из области интереса детской, кухни и материальной женской жизни». Жили они фактически раздельно. У него — свой мир, у нее — свой. Пока Толстой писал и занимался духовными поисками, Соня должна была ухаживать за детьми. Свою жизнь Толстая описывала так: «Сиди, корми, нянчай, ешь, спи — и больше ничего». Привыкшая к театрам, гостям и музыкантам, она тяготилась скучной жизнью в Ясной Поляне.
Всего у пары родилось 13 детей, пятеро из которых умерли в детстве. Постоянные беременности тяготили Софью, уже после второй она писала: «Кажется, беременна и не радуюсь». Много позже она упрекнет мужа: «В биографии будут писать, что он за дворника воду возил, и никто никогда не узнает, что он за жену, чтоб хоть когда-нибудь ей дать отдых, ребенку своему воды не дал напиться и 5-ти минут в 32 года не посидел с больным, чтоб дать мне вздохнуть, выспаться, погулять или просто опомниться от трудов».
Поиск голоса
Софья была человеком многих увлечений — она любила искусство, фотографию, музыку, всегда хотела писать. И переживала: «Неужели только в этом наше женское призвание… А где моя жизнь? Где я? Та настоящая, которая когда-то стремилась к чему-то высокому, к служению Богу и идеалам? Усталая, измученная, я погибаю. Своей жизни — ни земной, ни духовной нет».
Но ни семейный быт, ни строгий голос Льва Толстого не заставили замолчать Софью. В 1892 году в ответ на «Крейцерову сонату» Толстого его жена написала повесть «Чья вина?», в которой выразила несогласие с той ролью, которую общество (и сам ее муж) приписывали женщине. Толстой был против «так называемой равноправности женщины», он говорил, что «у женщины, каким бы делом она ни занималась: учительством, медициной, искусством, — у ней одна цель: половая любовь». Софью Андреевну возмущала такая позиция. Конфликт этот она перенесла и в повесть.
По сюжету 35-летний князь Прозоровский после бурной молодости женится на прекрасной юной Анне. Он не ценит супругу — например, как-то бросает невесте: «Бросьте-ка вы Брюхнера и Фейербаха, не портите своей ясной души. Вы их не можете понять и только запутаетесь». А в карете по дороге со свадьбы насилует ее. Окружающие отговорили Софью печатать произведение, боясь, что его сочтут слишком автобиографическим.
В 1895 году Софья напечатала в журнале «Детское чтение» рассказ «Бабушкин клад. Предание», в 1904-м под псевдонимом Усталая в «Журнале для всех» — стихотворения в прозе. В 1910 году у нее вышел сборник детских рассказов «Куколки-скелетцы». Рассказы в нем — святочные, рождественские, о чуде и смерти. Тема эта интересовала Софью не просто так. В конце февраля 1895 года умер младший ребенок четы — Ванечка. Его образ присутствует во всех рассказах Толстой. Он как бы отделяет безоблачный мир детства и семьи от сурового и страшного окружающего мира.
Дневники
В течение всей жизни, с редкими перерывами, Софья Андреевна вела дневники. Например, в январе 1898 года писала: «Вчера прочла отзыв хвалебный Кашкина об опере «Садко», которая мне страшно нравится, и так захотелось поехать. Л.Н. меня уговаривал с добротой такой, чтоб я ехала, что я еще больше почувствовала себя виноватой от своего легкомыслия. Я... очутилась там, где могла видеть С.И. Когда мы искали свои шубы, он со мной сказал два слова, что кончил симфонию свою для оркестра и что на днях придет. Вернувшись домой, я хотела сказать Л.Н., что я видела С.И., и никак не могла. Когда я вошла к нему, мне показалось лицо Л.Н. такое худое, грустное; мне хотелось броситься к нему и сказать, что я не могу никого любить больше его, что я все на свете готова сделать, чтоб он был спокоен и счастлив; но это было бы дико».
С.И., которого Толстая упоминает, — композитор Сергей Иванович Танеев. Он был гостем в доме Толстых. Софья увлеклась им, будто бы даже влюбилась, ездила к нему в Москву, искала встречи. Графине больше 50 лет, и вдруг увлеченность, которую заметили и в свете, и в семье. Танеев пытался избегать общения. Толстой одновременно мучился от ревности и от новой нежности. Писал ей: «Оставила ты своим приездом такое сильное, бодрое, хорошее впечатление, слишком даже хорошее для меня, потому что тебя сильнее недостает мне. Пробуждение мое и твое появление — одно из самых сильных, испытанных мной, радостных впечатлений, и это в 69 лет от 53-летней женщины!..»
Записи дневника, переработанные и дополненные, лягут в основу мемуаров «Моя жизнь», работу над которыми Толстая начнет 24 февраля 1904 года. Из всего, ею написанного, именно семь толстых переплетенных тетрадей Софья ценила больше всего. Во вступлении к мемуарам обозначала: «Всякая жизнь интересна, а может быть, и моя когда-нибудь заинтересует кого-нибудь из тех, кто захочет узнать, что за существо была та женщина, которую угодно было Богу и судьбе поставить рядом с жизнью гениального и многосложного графа Льва Николаевича Толстого».
Эти записки были по-настоящему ее жизнью — той, в которой она не обязана была играть роль послушной жены и преданной помощницы. Всю жизнь Софья Толстая помогала мужу: переписывала его работы, редактировала и корректировала, переводила. Все в их доме было подчинено интересам его творчества. В мемуарах Толстая моделирует свой собственный мир — мир страстной, увлекающейся натуры, у которой была энергия для свершений, но которая выбрала замкнутый мир Ясной Поляны и принесла себя в жертву семье.
«Что я люблю»
Разногласия супругов со временем обострились. Софья не принимала идеи мужа. Среди толп его поклонников она чувствовала себя одиноко, иногда публично высмеивала его взгляды. Приятели его вызывали у нее неприязнь. Но больше всего она раздражалась, что теории Толстого, все более радикальные, отбирают у нее его самого. Толстой, например, хотел отказаться от литературной собственности и от платы за свои произведения. Софья Андреевна не соглашалась, «считая несправедливым обездоливать многочисленную и так небогатую семью нашу». Они спорили, Толстой грозился уйти из семьи, Софья в ответ угрожала самоубийством.
В 1910 году, в 82 года, Лев Толстой в сопровождении друга Владимира Черткова тайно ушел из дома. На станции Астапово ему стало плохо. Софья Андреевна тут же поехала за ним. К мужу ее не пустили. Максим Горький в статье о ней замечал, что «изолирование Толстого от семьи, в особенности от жены, является результатом воздействия именно Черткова на врачей». Софью Андреевну после смерти писателя вообще много ругали и выставляли в недобром свете. Перед поклонниками мужа ее тихий голос оказался бессилен.
Мужа она смогла увидеть, только когда он уже умирал. Присела рядом, шептала нежности. Толстой перед смертью позвал дочь Машу, скончавшуюся в 1906 году от воспаления легких.
Софья Толстая продолжила жить в Ясной Поляне и каждый день до самой смерти ходила на могилу мужа, чтобы поставить там живые цветы. Она умерла от пневмонии 4 ноября 1919 года.
В ее дневниках были два небольших списка: «что я люблю» и «что я не люблю». Среди «люблю»: в душе покой, в голове мечту, любовь к себе людей, детей, всякие цветы, солнце и много света, люблю сажать, стричь, выхаживать деревья, лес, люблю изображать, то есть рисовать, фотографировать, играть роль; люблю что-нибудь творить. Среди «не люблю»: мужчин (за редкими исключениями), темноту и ночь, карточную игру за деньги, секреты, неискренность и скрытность, степь, разгульные шумные песни, не люблю хозяйства никакого, не люблю одиночества.