Нет косметике и k-pop: как феминистки Южной Кореи борются со стереотипами
Бьюти-бунт
В начале 2022 года на улицах Сеула все чаще стали замечать девушек в бигуди — так выражался протест представительниц поколения зумеров против нереалистичных бьюти-стандартов. Прически стали настолько популярными, что образы в бигуди можно было встретить в популярных корейских сериалах «Зов ада» и «Мы все мертвы». Если женщины старшего поколения считают презентабельный внешний вид знаком уважения к окружающим, то, по словам Чон Чже Хи, эксперта по потребительскому поведению из Делавэрского университета, молодые кореянки не хотят жить для других. «Появляясь в метро и ресторанах в бигуди, они демонстрируют, что чужие ожидания и чужое мнение никак не влияют на их внешность», — объясняет Чон Чже Хи.
До того как бьюти-бунт просочился на улицы, волна протестов захлестнула интернет-пространство Южной Кореи. В 2018 году кореянки стали массово отказываться от косметики: выбрасывать палетки с тенями в мусорные баки и срезать длинные волосы, публиковать в социальных сетях фото и видео без макияжа с хештэгом #EscapetheCorset («избавься от корсета»). Сравнивая макияж с одеждой, которая сковывает тело, кореянки выступали за свободу выглядеть естественно. Сотрудница южнокорейского новостного агентства MBC Йим Хен Чжу стала первой телеведущей, которая носит очки вместо линз в прямом эфире. Йим беспокоилась, что зрители возмутятся, что она не старается выглядеть хорошо, но стала получать письма поддержки.
Хотя движение стало популярным, традиционные представления о том, как должна выглядеть женщина, никуда не исчезли. В 2021 году корейскую лучницу Ан Сан, которая завоевала три золотые медали на Олимпиаде в Токио, раскритиковали за короткую стрижку. Вместе с поздравлениями девушка получила в свой адрес оскорбления и пожелания смерти.
Согласно опросу компании Ipsos, проведенному в 2019 году, в Корее красота женщины — более ценный ресурс, чем ее интеллект. Однако достичь корейских стандартов непросто. Например, девушка должна иметь белоснежную кожу. Стремление к бледности уходит корнями в прошлое и связывается с социальным расслоением. Крестьянки, которые работали в полях под палящим солнцем, были смуглыми. Аристократки же не занимались тяжелым физическим трудом и проводили время в помещениях, отчего их кожа была бледнее и ровнее. Помимо требований к оттенку кожи, существуют требования к форме лица. Идеалом считается узкое лицо с небольшим заостренным подбородком в форме буквы V. Обладательницы крупных квадратных или круглых лиц считаются менее привлекательными. Кореянки также стремятся создать эффект больших и распахнутых глаз: чтобы создать складку под верхним веком, которая у людей азиатского происхождения часто не видна, используют специальные клеевые полоски, корректирующий макияж или же прибегают к пластическим операциям. Культ молодости привел к появлению еще одного бьюти-приема — имитации «мешочков» под глазами, которые делают лицо более «детским».
Корейская бьюти-индустрия всячески поддерживает миф о красоте: с юных лет женщин засыпают рекламой, в которой говорится, какими им нужно быть. Ежегодно в Корее делают около 1 млн косметических операций. Часто страну называют мировой столицей пластической хирургии. Согласно исследованию центра Gallup за 2015 год, примерно каждая третья кореянка в возрасте от 19 до 29 лет делала операцию.
В 2018 году академики, художники и правозащитники Кореи объединились, чтобы выразить протест против коммерциализации женской внешности. Азиатский институт и Корейское движение за мир совместно организовали «Марш мира» против культурного насилия над женщинами. Шествие прошло по району Каннам в Сеуле — центру индустрии пластической хирургии.
Южнокорейская бьюти-индустрия, обслуживающая традиционные стандарты красоты, оказалась невероятно востребована за пределами страны. В 2020 году страна стала третьим по величине экспортером косметики в мире — общий объем экспорта оценивался в $10,2 млрд, больше только у Франции ($14,81 млрд) и США ($8,81 млрд). Основными импортерами k-beauty считаются Китай, Япония и США, растет объем экспорта и в другие страны — например, в Россию.
Бунт против традиционных стандартов красоты привел к тому, что в Корее стало развиваться движение Geongangmi. Конганми, или «здоровая красота», отдает предпочтение атлетическому телосложению и смуглой коже вместо привычных худобы и бледности. Впрочем, критики утверждают, что конганми просто заменил старые стандарты красоты новыми, столь же нереалистичными.
Стандарты красоты и массовая культура
Строгие стандарты красоты подкрепляются в том числе индустрией развлечений. Будущих k-pop-артистов готовят к выходу на сцену в специальных центрах. Британка Эводиас корейско-китайского происхождения, которая прошла через один из таких центров (она переехала из Англии в Южную Корею, чтобы исполнить детскую мечту — стать актрисой), рассказала в интервью BBC, что тех, кто весил больше 47 кг, сажали на строгую диету. Некоторые участники страдали анорексией или булимией, у многих девушек не было менструации. «Было обычным делом терять сознание от истощения. Часто нам приходилось помогать нести потерявших сознание коллег обратно в общежитие. Я дважды падала в обморок во время танцевальных тренировок, скорее всего, из-за обезвоживания или недостатка еды. Я очнулась в постели, не понимая, как я там оказалась», — рассказывала Эводиас.
В центре тренировались около 200 человек, которых поделили на две группы: перспективную и не очень. Девушка находилась в той, на которую продюсеры возлагали больше надежд. После изнурительной подготовки Эводиас выбрали на роль вижуала — лица группы — и придумали ей образ застенчивой и сдержанной девушки. Однако для того, чтобы стать новым айдолом (так называют южнокорейских поп-звезд — от англ. idol, идол), Эводиас предложили уменьшить нос и изменить форму подбородка. Стоимость пластических операций прибавилась бы к общей сумме долга, который девушка должна была бы выплатить после старта карьеры. Эводиас отказалась и вернулась в Англию.
Исследователи Университета Корё (Korea University) считают, что, хотя в большинстве выступлений девушек-айдолов транслируется сексуальность, дополняет ее невинный и хрупкий образ, который создали для привлечения мужчин. По словам исследователей, k-pop манипулирует женственностью артисток, чтобы они соответствовали патриархальным ролевым ожиданиям.
«Я бы лично не стала воспринимать женский k-pop как объективацию женского тела. Наоборот, индустрия реагирует на социокультурные изменения, которые произошли в корейском обществе, — это освобождение женщин от конфуцианских культурных норм и соответствующих требований к внешнему виду. Единственное, все же остаются требования к облику замужней женщины или женщины на определенной должности», — считает научный сотрудник Института востоковедения РАН Наталья Ким.
Корейский патриархат
Сегодня Южная Корея считается одной из развитых стран и, по данным Международного валютного фонда, замыкает топ-10 крупнейших экономик мира (Россия, для сравнения, одиннадцатая). В начале прошлого столетия государство находилось под колониальным управлением Японии. Поставторитарная Корея все еще хранит в себе конфуцианские догмы, которые отводят женщинам подчиненные роли.
Конфуцианство пришло в Корею под влиянием Китая, впитав черты шаманизма и буддизма, которые тогда были распространены в Корее. Патриархальная семья и образование стали основными ценностями. Предназначением женщины в конфуцианстве считается материнство, причем в первую очередь — рождение и воспитание сыновей. Наследование происходит по отцовской линии, поэтому женщина, чтобы сохранить собственный статус в семье, должна родить мальчика. Позволить семейной линии прерваться означает подвести все предыдущие поколения и навлечь на себя гнев предков, объясняет востоковед Наталья Ким. «Культ предков — основополагающий в конфуцианской культуре. Основные ритуалы исполняли мужчины, поэтому для того, чтобы кто-то и дальше заботился о роде, семье был необходим хотя бы один сын».
Кореянка Ким Тэ Юн рассказывает в своей книге «Иди туда, где трудно», каково быть девочкой-первенцем в корейской деревне середины XX века. Семья ждала мальчика и появление Ким Тэ Юн посчитала проклятием. «Вся деревня была в шоке. Чтобы отпраздновать рождение ребенка, женщины по традиции готовили большой котел питательного супа из водорослей, которым кормят рожениц, а потом угощают всю деревню. Но из-за того, что я родилась девочкой, все страшно расстроились и вылили этот суп». Матери Тэ запретили есть суп, потому что испугались, что она «заразит» остальных своей неудачей. Как пишет Тэ, некоторые семьи даже топили девочек-первенцев, чтобы избежать позора.
В другой книге, на этот раз художественной, — «Госпожа Ким Чжи Ен, рожденная в 1982 году» — Те Нэм Джу рассказывает о судьбе южнокорейской женщины (дав ей очень распространенное имя, автор как бы намекает, что это буквально любая кореянка из поколения миллениалов), которая всю жизнь сталкивалась с гендерной дискриминацией. Она росла вместе с сестрой и младшим братом, которому, в отличие от девочек, доставалось все самое лучшее. «Во время еды горячий свежесваренный рис подавали, естественно, сперва отцу, затем брату, затем бабушке. Было также естественно, что самые красивые и вкусные кусочки тофу, пельмени и обжаренные тефтели предназначались брату, а Чжи Ен и [ее сестра] Юн Йонг получали те, что развалились во время готовки. У брата, конечно же, были парные палочки для еды, носки и длинные штанишки, а его старшие сестры обходились непарными палочками».
По данным Международного форума женских исследований, опрос, проведенный в 1959 году, показал, что 41% мужчин готовы жениться второй раз, если первая жена не родит мальчика. С развитием медицинских технологий подобное отношение привело к распространению практики селективных абортов, а она, в свою очередь, — к резкому перепаду в соотношении рожденных мальчиков и девочек. В начале 1990-х в стране рождалось 114 мальчиков на 100 девочек при норме в 105 на 100 соответственно.
Другой причиной, почему женщины находились в подчиненном положении, является экономическое устройство. Как рассказала Forbes Woman Наталья Ким, до начала XX века Корея была аграрной страной, где тяжелым физическим трудом занимались в первую очередь мужчины. Они стали основной производственной единицей, в то время как женщины в экономике не играли значительной роли. Кореянки имели некоторую власть в семье, но только мужчины могли получать образование и заниматься политической деятельностью. Успех кореянки определялся двумя критериями — социальным статусом мужа и тем, как она помогла ему продвинуться в карьере. Идеальной матерью в традиционном обществе считалась та женщина, чей сын достиг высоких чиновничьих постов и вместе с тем стал конфуцианским ученым.
В 1920-е годы ситуация изменилась: в Корее начался период индустриализации. Промышленное производство, в отличие от аграрного, требует меньше физической силы, поэтому женщины стали приезжать из деревень в города, чтобы найти работу на фабриках. Их вклад в экономику еще не был равным вкладу мужчин, но уже стал заметным. Однако из-за того, что женский труд оплачивался хуже, а условия на фабриках были небезопасными, многие кореянки предпочитали работать только до замужества. Традиционные семейные ценности, отводившие женщине роль жены и матери, были все еще сильны.
В 2021 году, согласно данным Global Gender Gap Report, Южная Корея занимала 102-е место из 156. Несмотря на то, что статистика говорит о ежегодном улучшении ситуации, разрыв в зарплатах мужчин и женщин составляет 33% — это один из самых высоких показателей среди развитых стран.
Против мужского государства
С 2010-х годов в Южной Корее наблюдается рост женоненавистнических настроений среди молодых мужчин. Они называют кореянок эгоистичными и безответственными, обвиняют их в экономической нестабильности и упадке идеологии мужчины-кормильца. Участники мужского форума Ilbe придумали для современных женщин термин «кимчи-девушка» (в значении «стерва»).
В 2016 году мужчина, страдавший от психического расстройства, зарезал 23-летнюю девушку в столичном районе Каннам, когда та выходила из туалета возле станции метро. Убийца рассказал полиции, что совершил преступление, потому что в прошлом с ним жестоко обращались женщины. В течение нескольких дней жительницы Сеула стекались к месту трагедии, чтобы отдать дань уважения жертве. Тысячи кореянок публиковали в Twitter записи с хештэгом #iamfeminist. В ответ группы по защите прав мужчин заявили, что, называя преступление женоненавистническим актом, женщины просто поощряют дискриминацию мужчин.
Активистки создали сайт Megalia, который в том числе противостоял речевому сексизму в интернете: пользователи отзеркаливали мизогинные высказывания в адрес женщин. Одной из главных побед Megalia стало закрытие порносайта Sora.net, где можно было найти записи, сделанные скрытыми камерами (девушки не знали, что их снимают, и не давали согласия на съемку), а пользователи обсуждали, где и как купить наркотики для изнасилований.
Логотипом Megalia стал характерный жест рукой, обозначающий насмешку над маленьким пенисом. Это, а также некоторые публикации привели к тому, что проект часто обвиняли в мизандрии. В 2021 году крупная сеть магазинов GS25 выпустила рекламу, на которой были изображены указательный и большой пальцы, которые держат сосиску. Некоторые увидели в этом жесте отсылку к проекту Megalia и обвинили компанию в симпатиях к фемидеям. Компания удалила логотип.
Женский вопрос в политике
Несмотря на то, что в Корее сильна антифеминистская риторика, в стране еще в 2000 году ввели квоты для женщин в политике. Партии, участвующие в выборах в парламент и в законодательные собрания регионального и муниципального уровня, обязали включать в списки кандидатов женщин — не менее 30%. Позже квоту расширили до 50%, а партии должны теперь чередовать в списках имена мужчин и женщин — чтобы последние не оказывались в конце.
В 2010 году в Корее ввели квоты на выборах в одномандатных округах. Согласно закону, политические партии, которые участвуют в выборах, должны выдвинуть не менее одной женщины, иначе другие кандидаты не будут зарегистрированы. Выросло как число кандидатов-женщин, так и их избираемость: с 5,7% в 2008 году до 10,2% в 2016 году. В 2014 году женщины заняли четверть мест в муниципальных собраниях по сравнению с 2% мест в 2002-м.
В 2013 году президентом Кореи впервые стала женщина. Однако Пак Кын Хе (дочь Пака Чон Хи, который правил Кореей с 1963 по 1979 год и стал известен благодаря как экономическому росту, так и политическим репрессиям) позже была привлечена к ответственности из-за коррупции и снята с должности.
В 2022 году к власти пришел Юн Сок Ель, бывший генеральный прокурор, известный антифеминистскими высказываниями, — он, например, обвинил феминизм в низком уровне рождаемости в стране. Новый президент пообещал ужесточить наказания за ложные обвинения в сексуальном насилии и призвал к упразднению Министерства по делам семьи и женщин. Его задачи будут распределены между Министерством труда и Министерством здравоохранения и социального обеспечения. Их бюджеты больше, но, как объясняет Наталья Ким, проблема заключается в том, что для феминистского движения Министерство по делам семьи и женщин было своего рода лоббистской организацией. Если его упразднят, борьба за права женщин на государственном уровне будет отброшена назад.