«Зачем тебе математика, ты же девочка»: что мешает женщинам строить карьеру в науке
29 сентября в Москве прошел первый саммит о гендерном равенстве в бизнесе, политике и обществе Forbes Woman Day. Одна из дискуссионных сессий саммита была посвящена гендерному равенству в науке и проблемам, с которыми сталкиваются женщины-ученые в процессе развития своей карьеры. Модерировала дискуссию шеф-редактор Forbes Woman Анастасия Андреева. В обсуждении приняли участие:
Инна Должикова — к.б.н, заведующая лабораторией Государственной коллекции вирусов ФГБУ «НИЦЭМ им. Н. Ф. Гамалеи» Минздрава России, одна из разработчиков вакцины «Спутник V», победительница Forbes Woman Mercury Awards-2021.
Александра Скрипченко — декан факультета математики Высшей школы экономики, старший научный сотрудник в Сколтехе.
Оксана Косаченко — старший инвестиционный директор АФК «Система», президент благотворительного фонда «Система».
Наталия Клименко — доцент кафедры химической технологии стекла и ситаллов РХТУ им. Д. М. Менделеева, разработчик новых стройматериалов.
Энн Макосински — канадская изобретательница, основательница Makotronics Enterprises, победительница Google Science Fair.
Екатерина Скорб — директор НОЦ инфохимии и профессор Университета ИТМО.
Мешают ли стереотипы девочкам выбирать для образования точные науки?
Александра Скрипченко: Математика — область свободная от стереотипов в плане продвижения по карьерной лестнице. Здесь нет объективных причин, по которым женщина не может добиваться успеха. С другой стороны, математика — область больших стереотипов на более раннем этапе. Препятствия появляются не тогда, когда ты уже стала кандидатом наук, — они растут из семей, особенно за пределами узкого академического мирка, где люди становятся учеными в пятом поколении. Достаточно часто можно услышать про маленьких детей: «Зачем тебе математика? Ты же девочка», «Нет никакого смысла отдавать девочку в математическую школу, разве что жениха умного найдет». Это значительно большее препятствие, на мой взгляд, для продвижения женщин в математике, чем какие-то вещи внутри самого сообщества, которое достаточно адекватно.
Букварь 1959 года от букваря 2021 года практически не отличается: мама моет окна, сестра готовит еду, а папа на работе
Энн Макосински: Родители не давали мне игрушек, но у меня были паяльная лампа и транзисторы, поэтому я естественным образом начала что-то изобретать. Потом я пошла в школу, участвовала в различных научных конкурсах. Тогда я была наивной девочкой и вообще не думала о том, что есть такая штука, как гендерное неравенство, не обращала внимания на то, что парней вокруг было больше. Очень важно не заморачиваться, не думать о том, что ты единственная девочка классе мальчиков, — это должно быть неважно.
Насколько важны ролевые модели для женщин в науке?
Оксана Косаченко: В школе мальчики и девочки абсолютно одинаково склонны к точным или гуманитарным наукам, а дальше возникает вопрос ролевых моделей. А если мы посмотрим на школьные учебники, какие ролевые модели там транслируются? Букварь 1959 года от букваря 2021 года практически не отличается: мама моет окна, сестра готовит еду, а папа на работе. Все начинается со школы: «Девочка, иди в артистки или в переводчицы».
Александра Скрипченко: Мне совершенно очевиден кризис ролевых моделей. Не видя в научной среде женщин, девочка начинает задумываться, что, наверное, ее там не очень ждут. Важно говорить не только с заинтересованными в математике девочками, которые уже учатся в математических классах, но и с родителями, и показывать им, что можно быть математиком, оставаясь при этом обычным вменяемым человеком и женщиной. У меня часто складывается ощущение, что люди, далекие от науки, в этом на полном серьезе не уверены и им действительно необходимо больше ролевых примеров.
Сколько на самом деле женщин в науке?
Инна Должикова: В науке работает очень много женщин, но очень мало из них выходят наверх. Я могу судить по своим коллегам: у нас чаще всего на конгрессах выступают мужчины. Мужчины активнее разговаривают, мужчинам проще представить себя аудитории. Женщины же часто сомневаются в своих силах.
Оксана Косаченко: В Российской академии наук 1062 члена-корреспондента, из них женщин — 151. Женщины доходят до определенного уровня, но в академическую среду они не внедряются. Они реже публикуют свои научные статьи. Часто научные руководители-мужчины ставят свою фамилию первой на публикациях. Стереотип о том, что основная профессия женщины, — это домашняя профессия, мешает женщинам продвигаться.
Екатерина Скорб: Я как-то говорила с ученым, одним из организаторов Гордоновских конференций (международные научно-практические конференции по биологическим, химическим, физическим наукам и связанным с ними технологиям. — Forbes Woman), где собираются нобелевские лауреаты и ведущие специалисты со всего мира. Он рассказал, как составлял список спикеров конференции. При этом он не думал о гендерном равенстве, важно было, чтобы дискуссия была интересной. «Я взял листик и подумал, кого я приглашу. Быстро записал имена, по дням разбросал. И оказалось, что я не написал ни одной женщины. Я подумал: «А могу ли я найти на эти темы таких же интересных спикеров-женщин?» Оказалось, что могу». И он сел и переписал программу. И если бы он подумал, что это будет хуже для конференции, ни одной женщины бы там не было.
Наталья Клименко: Моя область, строительство, обычно ассоциируется с мужчинами, но наука — это такая свободная территория, где физические силы не столь важны. Границы, которые могут мешать, здесь только в голове. Если есть желание заниматься тем, что нравится, то никаких препятствий для этого нет.
Как декрет и отпуск по уходу за ребенком влияют на карьеру в STEM?
Инна Должикова: У нас действительно это очень большая проблема, особенно если женщина уходит лет на пять. Если она дома не читает статьи, не читает научную литературу, она очень далеко откатывается назад. И когда возвращается, ей нужно начинать с самого начала. В работе руками она методически ничего не теряет — это как езда на велосипеде, если ты научился, ты и после перерыва будешь это делать. Но в плане фундаментального образования и того, что в целом происходит в науке, отставание может быть очень сильным. Огромное количество публикаций выходит ежедневно, даже не имея детей, тяжело за всем уследить. А если у тебя маленький ребенок, ты полтора года не была на работе, когда ты приходишь, тебе, конечно, весь этот огромный поезд, который ушел, нужно догонять.
Наталья Клименко: Конечно, женщина выпадет из контекста, но сейчас много возможностей работать удаленно. Это действительно очень сложно, неважно, в какой сфере работает женщина, но это возможно. Ну и не будем забывать, что и мужчина может уйти в отпуск по уходу за ребенком. То, что у него часто нет возможности это сделать, — это тоже ущемление прав.
Екатерина Скорб: Я видела примеры, когда женщины успешно возвращаются. Вдоль и поперек ученые уходят в индустрию, а потом возвращаются в науку, потому что без науки не могут. Есть разные варианты отступления от трека — это может быть материнство, это может быть индустрия. Надо рассказывать, какие есть пути возвращения, помогать.
Принудить женщину быть ректором — значит выгнать ее из науки
Есть ли в науке место квотам?
Александра Скрипченко: Я не сторонник мер, которые часто применяют в западных университетах, где формально заставляют квотировать определенное количество девушек. Зато я горячий сторонник проведения специализированных мероприятий, таких как летние школы для девушек-исследователей. Наши коллеги на факультете компьютерных наук делают IT-девичник, куда зовут успешных женщин, работающих в программировании или в близких сферах, и заинтересованных девочек. Это дает возможность прямого диалога с человеком, который может, исходя из личного опыта, ответить на мучающие тебя вопросы.
Если говорить про квоты на ректорские позиции, то я считаю: принудить женщину быть ректором, — это как раз выгнать ее из науки. Эта деятельность оставляет очень мало времени для полноценных научных занятий. Это касается не только ректорства, но и любых высоких административных постов. Поэтому попытка искусственно создать определенный процент женщин-ректоров — это не путь привлечения женщин в науку, это путь изготовления женщин-научных администраторов, а это разные вещи.
Екатерина Скорб: В науке есть одинаково хорошие женщины и мужчины, но никто никогда не возьмет вас на работу только потому, что вы женщина. Квоты — это плохо. Своим студенткам я рассказываю, как они могут использовать тот факт, что сегодня для женщин запускают много программ. Нужно ходить на все тренинги, находить единомышленников, это на самом деле важно. Если вы будете лучше, чем мужчина, вас возьмут.
Энн Макосински: Университеты в США и Канаде действительно стремятся к гендерному равенству, пытаются нанимать больше женщин. Квотирование — даже если оно между строк — все-таки есть. Появляется много программ, нацеленных на равенство, где в составе учеников нет явного доминирования мужчин. Чтобы опять-таки девочка, даже если она талантливая, не чувствовала себя одинокой. Это, скажем так, негласные квоты, и это правильная инициатива. Женщин становится больше, и система найма перестраивается в более равную.