Дети, посуда и розетки. Как сексизм пронизывает нашу повседневность и почему старые нормы неизбежно отмирают
Что считать согласием на секс? На что мы готовы ради работы? Работают ли 10 заповедей сегодня и как по ним жить? Журналисты Андрей Бабицкий и Екатерина Кронгауз в своем подкасте «Так вышло» обсуждают новые границы этики современного мира. Их беседы и легли в основу книги «Так вышло. 29 вопросов новой этики и морали», которая выходит в издательстве «Альпина Паблишер» в середине сентября, Forbes Woman публикует фрагмент о скандальной рекламе Reebok, сексизме и неуместности сексуального подтекста в феминистических акциях.
В начале февраля 2019 года Reebok запустила в России рекламную кампанию с феминистскими лозунгами — успешные женщины рассказывают, как преодолеть гендерные стереотипы и добиться успеха. Героинями кампании стали чемпионка Европы по спортивной борьбе Анжелика Пиляева, боец ММА Юстына Грачык и активистка борьбы за женские права Залина Маршенкулова. Лозунг, который она придумала для этой кампании, — «Пересядь с иглы мужского одобрения на мужское лицо» — вызвал большой скандал, и буквально через несколько часов после появления рекламы в соцсетях ее убрали.
Андрей: Для начала я должен тебя спросить: как ты считаешь, является ли сексуальная практика, к которой отсылает этот лозунг, практикой подавления?
Катя: Я считаю, что любая сексуальная практика может как быть, так и не быть практикой подавления. В зависимости от желания тех, кто в ней участвует. Но сама по себе нет, не является.
А: Если бы я отвечал на вопрос «Унижает ли тебя, Андрюша, что кто-то сядет тебе на лицо?», я бы сказал, что нет. Поэтому я хочу спросить — может быть, с другой стороны...
К: Подожди, ты сразу по-мужски начал на меня давить. «Тебя унижает? Не унижает? Ну и все». А история гораздо интереснее. Мне сначала показалось, что это все полная ерунда. Правила игры, которые меняются здесь и сейчас. Неудачная реклама. Но вдруг появилось огромное количество мемов — «Пересядь с иглы мужского внимания на Таганско-Краснопресненскую линию», «…на юрлицо», «…на книги» — и много рекламы, на этот раз довольно смешной. Люди очень быстро отреагировали. Если феминистский лозунг вызывает одновременно и яростную реакцию, и много шуток, значит, пришло время поговорить о том, каким образом нам проповедуют феминизм и равные права.
А: И что мы при этом чувствуем.
К: Мне кажется, что разговор о разнообразии и равноправии в принципе должен быть отделен от разговора о сексе и сексуальном взаимодействии. В прогрессивной культуре сексуальные практики не так прямо коррелируют со взглядами на жизнь, да и с самой этой жизнью. Например, есть огромное количество топ-менеджеров, маскулинных во всех своих проявлениях, которые в сексе любят подчинение. О чем это нам говорит? О том, что все-таки люди имеют право любить разное. Очевидно, что подход, использованный в рекламе Reebok, не работает, а значит, не надо, пожалуйста, использовать секс для обсуждения вопросов маскулинности, власти и сексизма.
А: Хочу тебе задать вопрос. Я часто слышу такую фразу, в том числе я слышал ее и от тебя: «Как человек, который чего-то добился в жизни, я привыкла просто не обращать внимания на сексизм». Неужели ты действительно так часто сталкиваешься с сексизмом, что уже научилась избегать его буквально в ежедневном режиме?
К: Ты так формулируешь, что, если я отвечу тебе «да», это будет означать, что я каждый день сталкиваюсь с сексизмом, шовинизмом и несправедливостью и только благодаря тренировке и выдержке умудряюсь игнорировать эту реальность. Я вот что тебе скажу. Есть много проявлений сексизма, которые я могу списывать на патриархальную культуру. Например, я вижу, как рабочий, когда мы обсуждаем, где будет стоять посудомоечная машина, обращается только к моему мужу. И когда мы ему сообщаем, что машина будет 60 см, а не 40, он говорит «Зачем вам такая большая? Моя жена сама посуду, и нормально». И почему я должна ему в этот момент объяснять про детей и гостей, про то, что я не хочу после работы мыть посуду? Почему я должна каждый раз устраивать дискуссию, лекцию, начинать борьбу вместо того, чтобы просто сказать: «60 см вот тут, пожалуйста». Восприняла ли я это как проявление сексизма? Да. А мой муж просто ничего не заметил. Где розетку электрическую сделать — это тоже мужской разговор. А я, наверное, могу только размер раковины выбирать и пересаживаться туда, видимо.
А: Это, конечно, какой-то устаревший бред. В современной городской жизни женщина и мужчина уже примерно одинаково моют посуду и знают про розетки.
К: Конечно, нет. У нас сохраняется довольно много патриархальных особенностей. Например, я умею так встряхнуть майку перед тем, как повесить ее сушиться, чтобы потом ее можно было не гладить, а мой муж не умеет. Он умеет сверлить. Я, наверное, тоже могу сверлить, но не умею.
А: Хорошо. Но вот ты сталкиваешься с сексизмом. И дальше перед тобой очевидный выбор — либо сделать все быстро и удобно, либо качать права, чтобы когда-нибудь изменить реальность к лучшему. Как и в других вопросах — когда ты приходишь к чиновнику, к полицейскому, сталкиваешься с какой-то частной глупостью и несправедливостью, ты можешь ее проглотить, а можешь что-то по этому поводу сделать.
К: Я не просто не качаю права, но и иногда пользуюсь тем, что ко мне относятся как к типичной женщине. Когда, например, меня останавливают на дороге, я начинаю кокетничать — «Ой, а я не знала, не посмотрела, у меня дети, у меня сумки, я беременная...»
А: Тебе стыдно за это?
К: Это читерство. Я понимаю, что это читерство.
А: То есть тебя в принципе не раздражает, что мир насквозь сексистский? Хочешь ли ты эту сексистскую реальность изменить?
К: Моя красота и обаяние не совсем канонические — я не понимаю, в каких случаях они работают, а в каких — нет. Возможно, если бы я больше соответствовала канону, мне было бы проще в этом сексистском мире и, наверное, он бы меня больше устраивал. А так я как будто зажата между двумя мирами — сексистским и феминистским. Но я понимаю правила игры, и поэтому мне проще. А вот люди, которые сделали рекламу Reebok, не поняли, что правила игры изменились. Секс перестал быть канатом, который можно перетягивать из сексизма в феминизм.
А: У тебя есть куча подруг, все они что-то делают, строят карьеру. Ты разговариваешь с ними о жизни. У тебя есть ощущение, что конкретные люди, которых ты знаешь, как-то пострадали от сексизма, чего-то не доделали и не успели?
К: Да, конечно. Я тебе объясню, как это работает, на простом примере. Вот у меня двое детей. И всю жизнь, что они у меня есть, я работаю, и мой муж работает. Когда они заболевают, предполагается, что я разруливаю эту проблему, а муж идет на работу. Получается, что его работа важнее моей. И в какой-то момент, когда дети в очередной раз заболели, я сказала мужу: «Слушай, я так не могу, у меня тоже дела». А он на это мне ответил: «Но я же тебе помогаю!» И когда человек — притом что он и хороший отец, и за равноправие — использует слово «помогаю», это значит, что в его представлении есть тот, кто делает основную работу, а есть тот, кто помогает. Наличие детей увеличивает нагрузку на женщину в несколько раз. Мои подруги проходят как минимум 10-летнее обучение жесткому менеджменту. Потому что приходится жонглировать детьми, нянями, садами, мужьями, курьерами, медсправками, работой, совещаниями. И за 10 лет женщины так сильно накачивают эту менеджерскую мышцу, что их потом боятся, настолько жестче они со всем управляются, чем мужчины.
А: Давай вернемся к нашей рекламе. Почему она появилась? Потому что, с одной стороны, Reebok хочет продавать спортивную одежду, а с другой стороны, какие-то люди, которые участвовали в разработке этой рекламной кампании, хотят менять мир. Они нашли друг друга, потому что спортивные бренды в принципе любят менять мир.
К: Они любят миссию.
А: Да. Этому я симпатизирую и не хотел бы, чтобы моим дочерям говорили «Заткнись, милочка, я тебе объясню» или перевешивали на них автоматически всю работу, которая традиционно считается женской.
К: Конечно, «Ты же девочка».
А: «Ты же девочка — ты моешь посуду. А вот мы печеньице печем». И, с одной стороны, я понимаю, что, если девушка печет печенье, это скорее плюс, чем минус, но с другой — я не хочу такого мира, где она это делать обязана.
К: Помнишь, была реклама Nike, которую тоже ругали, — девочка выходит на сцену и поет: «Из чего, из чего, из чего же сделаны наши девчонки». И оказывается, что не из конфет и пирожных, а из железа, стремлений, самоотдачи и сражений. А под платьем вечерним у таких девочек белье вовсе не кружевное, а спортивное, мышцы и пресс. Эту рекламу ругали, потому что она из одной крайности перекидывает в другую. Людям нужно просто объяснить — даже если женщина сделана из розовых слоников, на ней кружевное белье и сексом она занимается только в миссионерской позе, она все равно может быть состоявшимся человеком со свободной волей. Это ее право — выбирать: жить ли ей в религиозном браке, быть третьей женой, мыть посуду или разбирать машины по винтикам.
А: В этом месте феминистка сказала бы тебе, что ты безнадежно испорченный гегемонией патриархальный продукт.
К: Конечно. Точно так же я не принимаю бодипозитива — я не хочу любить себя такой, какая я есть. Если я потолстела, я чувствую себя плохо. Да, образ, к которому я стремлюсь, отчасти навязан мне культурой, окружавшей меня, пока я росла. Мои представления о собственной красоте, конечно, нельзя вырвать из контекста. Как и мои представления о свободе, правах и толерантности. И в этом смысле я готова признать: я продукт той эпохи. Но дайте мне право дожить мою жизнь в соответствии с этим. Я слышу, что вы говорите, я слышу, что я порабощена всем на свете. Но я уже другого счастья не смогу принять.
А: Но ты же понимаешь, что, когда в рекламе женщина занимается боксом, пилотирует самолет, доказывает теоремы и так далее, авторы этой рекламы просто показывают, какие карьерные варианты могут быть у женщин.
К: Да. Но выпуская такую рекламу, нужно осознавать, с кем ты разговариваешь. Не все способны доказать теорему. Чтобы девочки могли преуспеть в математике, учите их в школах и университетах, занимайтесь позитивной дискриминацией, вытягивайте. Зачем людям пудрить мозги? У нас много женщин, которые еще не знают, что мужчина не должен их бить ногами в живот, если они ему ужин не вовремя подали. С этим надо что-то делать, а не на огромную и очень разную российскую аудиторию выпускать рекламы-шутки.
А: Но, если ты хочешь поменять общественное представление, ты должен показывать такие вещи, которые смогут заставить людей задуматься. Условно говоря, почти то же самое — ты моешь посуду, но муж рядом держит полотенце — уже может быть важным шагом вперед.
К: Почему, чтобы объяснить мне, что я могу в этой жизни, ты все время пытаешься меня поставить рядом с мужчиной? Обязательно располагаешь меня относительно него?
А: Если продолжать твою логику, не нужно тогда и описывать женщину через то, как ее видят другие.
К: Мне кажется, мы должны перестать на все смотреть через призму секса, на некоторое время развести мужчину и женщину в разные стороны и разговор о том, что такое быть мужчиной и что такое быть женщиной, провести отдельно. Мы никогда не договоримся, что значит гендерное равноправие, пока каждый из нас не начнет думать «А я-то чего хочу?».