Предпринимательницы Кремниевой Долины о фильме Дудя, феминизме и женских стартапах

Гендерный дисбаланс в среде стартаперов и предпринимателей в США действительно существует. Согласно официальным данным, общая сумма инвестиций в женские стартапы уменьшилась с $49,9 млрд в 2018 году до $37,7 млрд в 2019 году. В США доля женских стартапов, получивших инвестиции в 2019 году, составляет 14,2%. Но, безусловно, предпринимательницы в Долине есть — и среди них немало женщин из России и стран бывшего СНГ. Мы пригласили в студию Forbes Woman четырех успешных стартаперов, живущих и работающих в Кремниевой Долине, чтобы обсудить проблему неравенства и дискриминации, возможности для женщин привлечь инвестиции в свои проекты и ответить на вопрос, зачем и кому нужно переежать в Калифорнию.

Участницы дискуссии: 

Евгения Куйда, основательница and CEO чат-бота Replica, который через общение с человеком становится его близким другом. В 2016 году Куйда попала в список 30 under 30 по версии американского Forbes. Уже будучи известным журналистом в Москве — главным редактором сайта «Афиши» — Евгения в 2015 году переехала в Долину и создала приложение рекомендаций ресторанов Luka. Затем появился чат-бот Replica, который к 2019 году в совокупности получил $11 млн инвестиций.

Катя Романовская, независимый PR-стратег, в России получила известность как Катя Кермлин, сооснователь Twitter-проекта «Перзидент Роисси». В Долине основала Nimb — стартап, создающий кольца с кнопкой, которая отправляет сообщение тревоги по списку контактов, которые вы внесли. Продвижение Nimb в медиа было крайне успешным и во многом благодаря этому на первую партию колец была собрана необходимая сумма на Kickstarter: $50 000  за 18 часов.

Дарья Шаповалова, основательница Mercedes Benz Kiev Fashion Days (2010-2017) и More Dash. В 2017 году Дарья приехала в США, чтобы получить степень MBA и пройти стажировку в крупнейшей ретейл-компании мира Walmart. Шаповалова — основательница moredash.com — акселератора для модных дизайнеров. В 2017 году вошла в европейский список 30 under 30 по версии Forbes.

Ирина Лобановская, соосновательница и CEO Piqls — сервиса заказа смартфон фотографов (а на время карантина — съемок через Facetime). Основательница стартапа same&family , который собирает анонимные истории людей про тяжелый кризис со счастливым концом. До переезда в Долину была антропологом, много лет занималась исследованиями аудитории, работала коммуникационным стратегом в рекламных агентствах в Москве.

• Гендерный дисбаланс: сколько на самом деле женщин среди инвесторов и предпринимателей Кремниевой долины

Тот факт, что в видео Юрия Дудя про Долину нет женщин — это проблема фильма или проблема Долины?

Ира Лобановская: Я думаю, можно ответить прямо: кто фильм делал, тот и виноват. Кто не включил в фильм женщин, того человека это и ответственность. Другой вопрос, почему не включил, какие были этому предпосылки, виновата ли Долина. Есть ли здесь дискриминация женщин, есть ли в России дискриминация женщин — это уже вопрос следующий.

Дарья Шаповалова: Это авторское кино, и Дудь мог себе позволить вполне не включить женщин и девушек. Но я уже третий год в Америке, и я понимаю, что тут хороший тон — говорить о женщинах, если делается какое-то кино о предпринимателях. Я могу с этим согласиться, могу — нет, но мне кажется, это уже определенный стандарт. Другое дело, что нет такого стандарта: если ты блогер, ты обязан рассказать про все minority group (меньшинства — прим. Forbes Woman). Потому что есть разные группы, которые недополучают определенной поддержки в медиа. Поэтому я скажу так. Мне как женщине, как предпринимателю, точно не хватило в этом фильме девушки или женщины. Если бы этот фильм делала я, то постаралась бы включить туда одну из своих прекрасных знакомых. Но я не хочу его обвинять, потому что это действительно авторское кино. Вот это моя позиция.

Катя Романовская: Я хочу сказать, что дала себе слово в публичном пространстве гендерный вопрос больше не комментировать. Этот наш разговор, скорее всего, последний раз, когда я публично и, может быть, даже в квази-личных разговорах касаюсь этого вопроса. Я объясню, почему. Когда мы говорим о какой-то проблеме, я всегда нацелена на то, чтобы понять причину. Я смотрела все исследования, которые выходили из хороших источников, сравнивала, разговаривала с людьми. И мне кажется, что сегодня, когда мы говорим о том, что Дудь не показал женщин, а вот здесь опять в компании мало женщин, а женщинам недоплачивают или женщины несут бытовую двойную нагрузку, — любая такая фраза начинает разговор в русле: давайте просто об этом поговорим. Так вот, на мой взгляд, искать причину — это не равно говорить о проблеме, просто заявлять, что она проблема. А многие дискуссии этим начинаются и этим же заканчиваются. И второе, поиск причины не равно поиск виноватого. Виноватого мы ищем всегда очень легко, очень быстро. Причем виноватый в этой проблеме —  всегда такая супердинамичная переменная: 5 минут назад ты была жертвой этой проблемы, через 5 минут ты — виновница, потому что ты что-то сказала. И мы сейчас видим это на миллионе примеров — вот недавний пример с Региной Тодоренко. И как только какой-то конструктив пытается взойти на этой почве, очень часто человек, который предлагает мнение, которое не укладывается в простую формулу «давайте просто все скажем, что это ужасно», — ему сразу становится тяжко вести беседу. Мне стало сложно, потому что я нахожу себя на перекрестке каких-то верований, каких-то диких стереотипных представлений. Они существуют со всех сторон, и я поняла, что не могу ничего на эти весы положить для того, чтобы эту проблему решить. Я поняла, что я знаю эти пути для себя. То есть, если я вижу дискриминацию, я могу представить, каковы ее причины, я могу на эти причины повлиять.

То есть, публичное называние называние проблемы не приводит к ее решению в итоге?

Катя Романовская: Нет. Можем на простых примерах рассмотреть. Например, тарелка грязная, она стоит на столе, и мы говорим: «Тарелка грязная». Я думаю, что мы сегодня находимся в той точке, когда все с нами согласны, что тарелка грязная. И если мы будем постоянно говорить, что она грязная, то никуда не будем двигаться. После того как мы признали, что она есть, может быть, стоит более внимательно посмотреть на причины.

Дарья Шаповалова: Мне кажется, это очень круто, что начали так активно обсуждать, что нужно больше внимания уделять девушкам, предпринимательницам. И этот разговор все равно должен был произойти, но почему он не произошел до фильма Дудя? Интересно, что именно он спровоцировал повышение интереса к девушкам-предпринимательницам, хотя они всегда были. Мой переезд в Долину, например. У меня всегда был пример в лице Насти Сартан (основатель, член совета директоров TrendsBrands.ru, Grintern.ru — прим. Forbes Woman). Я себе говорила, что, если у Насти получилось, значит у меня тоже получится. И, мне кажется, с этой точки зрения важно давать вот возможность всем говорить. Но и тут я никого не хотела бы обвинять. Фильм хороший, но, наверное, если бы это снимал американский журналист, скорее всего, он бы включил девушку, и кино бы стало полнее, интереснее.

«Для Силиконовой Долины мы всегда аутсайдеры — странные, безумные какие-то русские люди, которые делают искусственный интеллект»

Евгения Куйда: Дудя с удовольствием посмотрела. Правда, не могу сказать, что в один присест: первый день заснула, на второй день с удовольствием досмотрела. Мне очень фильм понравился, показался хорошим и мотивирующим. Хотя бы кто-то это делает. А то Собчак все снимает каких-то светских деятелей из 90-х годов, рассказывающих о яхтах Абрамовича. Но, конечно, я расстроилась, что даже такие прекрасные люди, как Юрий Дудь, немножко по-сексистски на все смотрят. Это, конечно, проблема среды, в первую очередь. У нас в принципе настолько ужасно все это сейчас в России происходит: если мы не научились еще к сиротам по-человечески относится и к пенсионерам, то к женщинам мы даже еще не подъехали близко, чтобы начать даже думать про это правильно. И, конечно, меня больше всего расстроил не сам фильм, а куча безумных комментариев людей, в том числе от женщин, типа: «Что вы несете какую-то чушь про женщин? Идите сами свои фильмы снимайте. Феминизм вообще мужского рода». Страшно неприятное слово, с которым я недавно познакомилась, — фемки. «Фемки одичали». Просто какой-то каменный век. Но от людей с большей социальной ответственностью, с гражданской ответственностью, ждешь, что они по-другому будут показывать картину мира, больше показывать позитивные примеры для женщин.

Для Силиконовой Долины мы всегда аутсайдеры — странные, безумные какие-то русские люди, которые делают искусственный интеллект. И для русских людей мы аутсайдеры. Для местной стартаперской тусовки мы всю жизнь аутсайдеры. Я как-то к этому привыкла всю жизнь, потому что я и в журнале «Афиша» была всегда какой-то странной, непонятной телкой, которая вдруг со всеми интеллигентными журналистами начала работать.

Нам бы хотелось, чтобы девушки и женщины, которые будут смотреть наш YouTube-канал, увидели героинь, на которых они могут ориентироваться. Поэтому я бы хотела вас попросить каждую из вас рассказать свою историю. Как вы оказались в Долине?

Ира Лобановская: Я приехала в Долину год назад. И большую часть времени я жила на два города — между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско. Как я на это решилась? Скажем так, я не первый раз решаюсь на переезд и на кардинальные изменения в карьере. Такие переезды уже была дважды — сначала в Санкт-Петербург, потом в Москву. Я просто хотела чего-то нового, новой высоты. И, работая в рекламных агентствах в Москве, я постепенно пришла к выводу, что нужно как-то перепридуметь себя заново в очередной раз. И эта индустрия казалась мне привлекательной — предпринимательства, инноваций. У меня, безусловно, были примеры. Моими примерами были русские женщины, которые были мне известны заочно, — Катя Романовская и Женя Куйда. Это женщины успешные, очень яркие, про которых пишут. Это, безусловно, мотивирует. Я, наверное, не столь была ориентирована на гендер, то есть меня в равной степени вдохновляют и мужчины, и женщины. И такой очень успешной и красивой картинки — ее, конечно, только на первый  миллиметр достаточно. Что происходит после? Дело в том, что, когда ты все-таки решаешься на этот шаг, прилетаешь в Долину, когда ты начинаешь пытаться что-то здесь делать, ты сталкиваешься с огромным количеством трудностей и проблем. И, если ты изначально поверил, что ты можешь, как он или она, а не получается, ты сталкиваешься с плохим самочувствием, с какими-то фрустрациями. Ты думаешь: «Наверное, я все-таки не настолько классный, как они». Поэтому очень важно показать более реалистичную картинку. Что вот за светлыми лицами и за их успешным успехом, стоит какое-то количество трудностей. Поэтому, когда я смотрела это кино как маркетолог, я видела, что такой рекламный ролик сока «Моя Семья». Или такой рекламный ролик мясокомбината, где счастливые коровы идут на забой, а потом самостоятельно превращаются в колбасу. Вот они самостоятельно превращаются в колбасу, а вокруг стоят работники завода, все в белых халатах, улыбаются и аплодируют. И когда такая корова приезжаешь на забой в Кремниевую Долину — или в Лос-Анджелес, или в Нью-Йорк — вдохновившись успешным успехом, и допустив мысль, что она может так же, очень важно, чтобы референс продлился. Даже реклама сегодня уже показывает какую-то правдивую правду. Мы не можем себе позволить, чтобы, например, компания «Benetton» включала 10 блондинок размера XS, и все они будут белыми зубами улыбаться, а еще в натуральных шубах. Такое просто больше невозможно.

Цифры статистики говорят, что в Долине инвестировать в женские стартапы не очень стремятся. Насколько вы лично столкнулись с этой проблемой? 

Евгения Куйда: Короткий ответ: да, здесь женщинам сложнее получить инвестиции. Да, безусловно, меньше женщин, которые начинают стартапы. Как минимум, на это обычно ссылаются на питчах. И сверху меньше стартапов, которыми руководят женщины. В среднем, женщины получают меньше денег. В венчурных фондах, по большей части, мужчины. Это партнеры, которые принимают решения. Наш основной инвестор «Costa Venture» — там только мужчины партнеры, и наш второй инвестор «Acme Ventures» — только мужчины. Женщины обычно работают внутри, например, секретарями или помощниками, или еще всякими разными другими увлекательными делами занимаются, но они не принимают решение, куда пойдут инвестиции. То есть, в больших фондах женщин нет, их по пальцам можно пересчитать. Если ты белый мужчина или не белый мужчина, тебе просто гораздо проще, наверное, дать денег кому-то, кто на тебя похож. Они понимают друг друга лучше, чем, например, девочку из Москвы или Таганрога.

• Котел крутых людей: что осталось за кадром фильма Юрия Дудя о Кремниевой долине

Поэтому, естественно, для того, чтобы давать больше инвестиций женщинам, надо больше нанимать женщин-партнеров в венчурные фонды. И сейчас начался какой-то процесс в эту сторону. Но это не означает, что получить деньги невозможно. Если компания хорошая, у нее хорошие показатели, а вы женщина, то вам дадут деньги точно. Вопрос в том, сколько это будет денег. У меня была такая проблема, потому что у нас стартап очень технологический. И вот я прихожу, у меня нет инженерного образования, и еще я девушка. Очень сложно сразу поверить, что я могу за собой повести много парней-инженеров, которые внутри этой области хорошо разбираются. Если вместо меня придет выпускник компьютерной кафедры Стэнфорда или даже просто МГУ, ему поверят больше. А если вы женщина и придете на питчинг с идеей новых прокладок, вы будете рассказывать это в комнате, где сидят 15 мужиков от 40 до 60 лет. И тут, к сожалению, мужчинам сложно это понять. Хотя, например, наш другой фонд инвестировал в стринги от Рианны. Такой вот, стартап интересный.

Катя Романовская: Меня как ролевую модель использовать ни в коем случае нельзя. Ни моя история, ни мой опыт совершенно не подходят для этих целей. Чтобы, например, кто-то посмотрел и сказал: «О, как круто, я тоже так сделаю». Не смотря на то, что успешный профессиональный опыт в Долине у меня есть, успешного предпринимательского опыта в Долине у меня нет. С точки зрения предпринимательства, я та самая статистическая единица, у которой не получилось успешной истории. Можно много говорить о том, не получилось ли вообще, или не получилось пока. Мы знаем, что серийные предприниматели, как правило, с каждой следующей попыткой в перфомансе показывают результаты лучше и лучше. Есть моя профессия, которую я делаю довольно хорошо. Скажем так, я умею ее делать сильно лучше, чем средний профессионал с таким же опытом. И это я здесь смогла применить. Я делаю это на российском рынке, я привезла это сюда. Предпринимательство намного сложнее, чем профессиональная, даже многомерная матрица.

«Не надо жаловаться, что у нас феминизм — это ругательное слово или насмешка. Надо с этим что-то делать, надо людей образовывать»

Мы затронули уже вопрос: легко ли поднять деньги? Да почему вообще должно быть это легко? Просто, задумайтесь. Люди вам дают деньги, чтобы вы там что-то выдумывали, проверяли, реализовывали себя и потом, на конференциях, с какими-то классными бейджами выступали. Легко ли что-то получить, вообще, в этом мире? Наверное, мы все можем ответить себе на этот вопрос. Я девочка из России, у меня основная профессия — коммуникации. А здесь я нахожусь в ситуации, когда английский — это не родной язык. И у меня нет технического серьезного бекграунда. Месяц назад я поступила в школу, которая за очень короткий промежуток времени дает серьезный технический навык. Может быть, если я добавлю себе какую-то техническую экспертизу, которая будет подтверждена навыками и организацией с хорошей репутацией, я положу на свою чашку весов дополнительную гирю. И я вижу свой путь здесь так, а не в простой констатации, что мы в меньшинстве, мы изначально в неравном положении. Вообще, человек любой довольно редко в жизненных ситуациях находится с другими в равном положении.

Евгения Куйда: Мне кажется, такая позиция немного похожа на «меня бьет мужик дома, поэтому я пойду и получу черный пояс по дзюдо и сама его отмолочу». Это не очень хорошая позиция. Мы можем пытаться развиваться сами, что-то делать. Но, конечно, для журналистов — не только для Юры, на которого все это свалилось в таком количестве, — дело чести пытаться что-то улучшить. Пытаться показать справедливость. Есть социальная ответственность журналиста — перед людьми. Мне кажется, очень здорово, что есть такие передачи, как то, что Юра записывает. И все эти интервью — они очень мотивирующие и ценные. Но их задача, в том числе, показывать, что девочкам тоже есть куда стремиться. Чтобы люди в стране начали понимать, что место женщин не только на кухне. Если этого не будет, у нас еще долго останется ситуация, в которой из женщин в списке Forbes будет одна Батурина. Я работала с русскими бизнесменами: за всеми столами, где я сидела, сидели одни мужчины. А женщины работали, в лучшем случае, на этих мужчин. Это совершенно ненормальная ситуация. И в Америке ненормальная. В России совсем каменный век. Совсем-совсем ненормально. Поэтому не надо жаловаться, что у нас феминизм — это ругательное слово или насмешка. Надо с этим что-то делать, надо людей образовывать. И это еще разговор про то, как у нас к инвалидам относятся, к людям с отклонениями, к аутистам. Начинать надо с самого простого. Про женщин хотя бы перестаньте считать, что мы просто должны где-то сидеть тихо и молчать в тряпочку. Хотелось бы больше успешных женщин. Есть Нюта Фидермейстер прекрасная, которая занимается благотворительностью. Как мы сейчас видим с Ангелой Меркель, которая лучше всех справляется с кризисом, который захватил весь мир, из всех мировых лидеров — с большим отрывом. Хотелось бы видеть больше женщин лидеров. Я считаю, что женщина лидер — это офигительная абсолютно вещь, они могут сделать гораздо больше, чем мужчины, в некоторых областях. Пора нам вынимать голову и побороть Стокгольмский синдром.

Дарья Шаповалова: Я коротко расскажу о своей истории. Переехала я сюда как раз по программе женского лидерства. Суть этой программы состоит в том, чтобы девушек из бизнеса, которые как-то повлияли на развитие женского сообщества у себя на родине (я из Украины) и создали благодаря своему бизнесом большое количество рабочих мест, привезти в Америку. Мы проходили менторство у женщин-CEO топовых американских компаний. Я была в Wallmart. Представляете, на какой ноте я открывала для себя Америку и предпринимательство здесь? Мне очень повезло, поскольку все мои менторы-женщины продолжали помогать мне после того, как я решила приехать сюда заканчивать MBA. И я понимала, что мне как девушке где-то будет проще, где-то сложнее. Я строила компанию сначала в Европе, и там меня поддерживали как девушки, так и мужчины, независимо от гендера. И у меня получилось там что-то сделать. А в Америке, в принципе, намного сложнее что-либо делать. И мне кажется, не только в Кремниевой долине, а вообще в Америке, потому что здесь очень много людей с прекрасным образованием. Мои ангельские инвесторы — половина женщин, половина мужчин. И я знаю, что если в руководстве любой компании есть женщина, этот продукт точно будет работать. Нужна же разная перспектива. Должны быть разные люди, над этим работают все американские HR.

Вы все еще до приезда в Долину были успешными, известными и очень сильными женщинами. Вы не были девочками из кружка программистов в Медведково, которые приехали в Долину — и получили инвестиции в стартапы. Каким русским женщинам нужно приезжать в Долину и зачем? 

Ира Лобановская: Мне до Медведково было еще ого-го сколько ехать. Я из Краснодарского края, из города Усть-Лабинск, где 45 тысяч жителей. На улице Красной была моя школа обычная, на улице Ленина — музыкальная. Примечателен этот город только тем, что там родился Олег Дерипаска. А так, глухая совершенно глушь. Из Краснодарского края я переехала в Петербург, поступила в университет — и вроде бы все было хорошо. Потому что в 90-е родители занимались каким-то бизнесом. Но в 2008 году, когда я училась на втором курсе, бизнес обанкротился. И мой переезд в Москву был очень мелодраматичным. В жанре «Москва слезам не верит»: плацкартным вагоном с деньгами, которые я выручила на продажу часов дедушки. Потом я долго старалась и построила карьеру. Довольно успешную. Так что я думаю, что здесь нужно не просто оценивать плацдарм, откуда ты прыгнул, но и всю историю. Насколько мне в Долине помог успешный плацдарм в Москве? Безусловно, помог — опытом «достигательства». Наверное, это как компьютерная игра — ты должен переходить всегда на следующий уровень, но который при этом будет для тебя посильным. Все зависит от твоих амбиций и от твоих желаний. Потому что далеко не каждый хочет большого достигать. Совершенно необязательно и совершенно необязательно куда-то переезжать. Это не безусловное благо, но точно переход на новый уровень.

«Путь к счастливой жизни — это не поднять миллион долларов от инвесторов, чтобы делать то, что вам глубоко неинтересно, а найти то, от чего вы получаете счастье»

Дарья Шаповалова: Вы задали интересный вопрос. Почему стоит русскоязычным девушкам переезжать в Долину? Мне кажется, здесь проще построить глобальный продукт. Я до этого построила компанию в Париже, у меня есть бизнес во Франции. И мы уже работали со всем миром. Но я поняла, что если я хочу из этого сделать продукт с технологическим уклоном, это проще сделать из Долины или из Лос-Анжелеса. Я не говорю, что нельзя построить компанию из Москвы или из Киева. Просто тут есть определенный нетворкинг, и так работает любая индустрия. Я из индустрии фешн, и пока я не приехала в Париж, со всеми лично не познакомилась, меня никто там не воспринимал всерьез. И мне бы никогда не дали права голоса, если бы я бы сама к ним не пришла и несказала: «Привет, я такая-то, хочу делать вот это». И я это проделала много раз — и они в какой-то момент меня оценили и поддержали. И мне кажется, работают везде одни и те же правила. Можно было в Китай поехать, где тоже развиты инновации, технологии. Но я, например, не владею китайским. Мне было бы сложнее. Мне было проще поехать в Америку, поскольку очень хотелось выйти на новый уровень в компании.

Евгения Куйда: Здесь очень много разговоров про деньги. Я, в принципе, деньги люблю, но люди, которые увлекаются только деньгами, — с ними не очень интересно. Потому что это не главное хобби в моей жизни. Я зарабатываю здесь меньше денег, чем зарабатывала в Москве, но я себе много не плачу в нашей компании. Пока что мы еще неприбыльны, хотя близки к точке безубыточности. И даже, если будем, наверное, я буду в последний момент платить себе зарплату. У меня никогда не было задачи заниматься стартапом ради стартапа. Я до той компании, которая сейчас у нас есть, была журналисткой большую часть времени. Потом занималась бизнесом с одним из российских предпринимателей в России, училась в бизнес-школе. Но у меня вообще нет какой-то специальной любви к предпринимательству. Так вот, мне кажется, многие люди приезжают в Сан-Франциско просто в попытке создать что-нибудь успешное. То есть они приезжают поднимать деньги, меряются, сколько кто поднял. Это, конечно, ловушка. Когда мы сюда приехали, мы тоже быстро в этой ловушке оказались. Несколько месяцев мы были абсолютно глубоко несчастными людьми, которые делали непонятно что, лишь бы поднять деньги и потом стать страшно успешной компанией. Мне стыдно даже говорить, что мы делали — какой-то бот для ресторанных рекомендаций. Он был нужен приблизительно двум людям: мне и фаундерам. Но мы как-то умудрились даже на него поднять денег, пройти акселератор и т.д. Это делало нас очень несчастными. Потому что процесс нас вообще в тот момент не интересовал, а интересовало только, как дойти до успеха. Слава Богу, это быстро изменилось. Проект, который мы сейчас делаем, — это проект, который я очень сильно люблю, и мне бы очень хотелось, чтобы он был большим, очень успешным. Но мне гораздо важнее, что мы помогаем большому количеству людей, и мы хотим помогать еще большему количеству людей, а для этого надо поднимать деньги. Мы очень горды тем, что, например, во время коронавируса никого не надо увольнять, мы наняли даже новых людей, мы внутри для каждого создаем классную рабочую атмосферу. У меня команда абсолютно феноменальная, ребята делают очень интересный продукт. Сейчас миллионы людей общаются с виртуальным компаньоном в ситуации, когда поговорить больше не с кем, в кризисный момент. Для меня очень важно — делать продукт для людей.

И возвращаясь к вопросу, кому и когда надо куда-то переезжать: надо понять, что вы делаете. Надо делать то, что вы любите: иногда для этого будет полезно находиться в Сан-Франциско, иногда — жить в Москве. И заниматься, например, поддержкой стариков через фонд «Мы вместе», развозить им продукты. Я бы хотела, чтобы молодые люди больше про это думали. Как сделать так, каждый пенсионер или каждый одинокий человек был обеспечен всем, чтобы у него было, с кем поговорить? А служба поддержки для какой-то компании или какие-то чат-боты для сети отелей «Хилтон», мне вообще не интересны. Мне не хочется решать проблемы компании «Хилтон». Мне кажется, это глобально не делает тебя более счастливым человеком. Поэтому меня расстроило, что в этой передаче было много успешных людей, которые говорили про технологии, но не говорили о том, как они помогут людям, которым эта помощь нужна, помогут сделать планету лучше в будущем, помогут бороться с изменениями климата, помогут от Альцгеймера кого-то вылечить или от рака. Вот эти вещи надо делать там, где их можно делать эффективно, и этим местом может быть Сан-Франциско. Путь к счастливой жизни — это не поднять миллион долларов от инвесторов, чтобы делать то, что вам глубоко неинтересно, а найти то, от чего вы получаете счастье.

Катя Романовская: Я, честно говоря, не знаю кому сюда нужно ехать. Это такое меньшинство, вложенное в меньшинство, вложенное в меньшинство. Мои личные причины переезда — они очень синтетические. В них нет какого-то одного вектора, за хвост которого я уцепилась — и переехала. Мне было довольно неуютно в Москве по физическо-бытовым причинам. Я  плохо переношу холод. И этот постоянный звенящий дискомфорт на заднем фоне приводил к тому, что я, как мороженое, просто таяла и таяла. И насколько эта среда была для меня агрессивной, я поняла только, когда переехала сюда. В Америке мне физически стало лучше. Я сразу вспомнила все эти книги, где человек страдал, а потом переехал в Ялту в 1910 году, и вдруг жизнь у него расцвела. Лос-Анджелес — это специфическое место, его городом сложно назвать. И многим он не нравится. И здесь многое зависит от того, там, где ты оказался, и многим моим друзьям после Москвы здесь очень скучно. Но я поняла, что это место намного сильнее раскрывает мой потенциал и, если я себя лучше чувствую, я, значит, могу сделать больше. Поэтому, если уж давать советы, кому переезжать, наверное, тому, кто мучается так, как мучалась я. Есть какая-то очень банальная вещь, как океан. И мне немного неловко, что я ее поднимаю в таком разговоре. Но может быть, для кого-то это сыграет такую же роль, как для меня. Для меня этот контакт с таким гигантским объемом воды несет что-то мистическое, положительно мистическое, и я этого не знала.

А второе, конечно, я очень люблю американскую культуру. Америка делает классное кино, пишет хорошую литературу. Она делает хороший журналистский продукт. И если еще на это наложить, что у меня стартап и международный проект, который нужно делать в Штатах, совокупность этих факторов и привела к тому, что для меня переезд — это большая зеленая галочка. Я это сделала — и ноль раз пожалела об этом.

Кому не надо переезжать? Очевидный ответ: кому хорошо там, где он есть. Не надо думать, что есть какое-то место, где, как в сказке про «Буратино», можно закопать три золотые монеты — и на следующий день вырастет дерево с монетами. Если у тебя нет внутреннего позыва чем-то серьезно заниматься, то лучше не дергаться. Но я чувствую себя, как камешек, который попал в среду, которая его очень правильно и хорошо полирует. И если возвращаться к мысли, с которой я вообще начала этот разговор, то я самой благородной ощущаю задачу управления собой, изменения себя. И в этом смысле, здесь, наверное, лучшее место на земле, потому что здесь больше инструментов, даже с учетом того, что приходится адаптироваться к тому, что неродная страна, неродной язык.

А так, конечно, приезжайте все. Тут классно.

Видеопрограмма создана в партнерстве с ЦУМом.