А что я сделала, чтобы помочь? Регина Тодоренко выпустила фильм о проблеме домашнего насилия
Всю прошедшую неделю в медиа обсуждался скандал, связанный с недопустимыми высказываниями блогера Регины Тодоренко о домашнем насилии, за которые, несмотря на публичные извинения, ее лишили звания «Женщины года» по версии журнала Glamour и рекламных контрактов. В результате, вместе с представителями фондов «Насилию.нет», сети взаимопомощи женщин «Ты не одна» и другими экспертами по проблеме домашнего насилия, Тодоренко сделала более чем часовой фильм, который подробно рассказывает, почему нельзя обвинять жертву абьюза в том, что с ней происходит. Как сообщается в описании видео, все средства от его монетизации будут направлены в фонды борьбы с домашним насилием. За первые сутки фильм собрал 1,3 млн просмотров.
Помимо детального разбора механизмов появления проблемы насилия, психологии абьюзера и жертвы, в фильме юристы и правозащитники рассказывают о законодательных препятствиях, которые не позволяют в России эффективно бороться с данной проблемой. В первую очередь, речь идет об отсутствии закона против домашнего насилия.
Анна Ривина, основательница проекта «Насилию.нет» (за который была номинирована в рейтинг 30 самых перспективных россиян до 30 лет по версии Forbes в 2020 году в категории «Социальные практики»), рассказала Forbes Woman, как происходили съемки: «Сразу после произошедшего нам на почту и в соцсети написали представители Регины, они хотели встречи со мной, после чего со мной уже связывалась сама Регина. Мы согласились принять участие, потому что очень важно, когда люди с большой аудиторией могут транслировать те или иные идеи, и за счет этого может что-то меняться в обществе. Поэтому, кроме одобрения и даже благодарности, я ничего не могу сказать про Регину с ее инициативой. Конечно, она могла спокойно этого не делать. И за время, что мы провели вместе с ней в Центре, у меня сложилось впечатление, что это все делалось, потому что для нее это важно, потому что она хотела в этом разобраться и понять, что происходит. Меня удивляет реакция людей, которые пытаются уличить ее в неискренности. Меня поражает, что люди, которые выступают против насилия, сами транслируют очень агрессивную риторику. И часто говорят об этом люди, которые еще вчера не понимали, что домашнее насилие — это проблема, могли себе позволить шутки или игнорирование этой темы. Мир меняется, мы меняемся, Регина меняется. И я не согласна с тем, что с нее больше спроса, что публичного человека можно сразу распять за какой-то проступок. Но могу сказать одно: это очень важный для меня кейс, когда люди понимают, что создали себе кумира, а какие идеи за ним стоят, никто не знает. Я думаю, что этот кейс интересен со всех стороны — бизнеса, людей, пострадавших, неккомерческих организайций, занимающихся этой проблемой. Мне кажется, что это важная работа, и я надеюсь, что эта работа продолжится. Потому что очень важно говорить на эту тему с большой аудиторией — и это новый стандарт, который мы задали»
Полную версию видео вы можете посмотреть на YouTube-канале Регины Тодоренко, а Forbes Woman тем временем выбрал лучшие цитаты экспертов.
Татьяна Орлова, психолог центра «Насилию.нет»
«Наши психологические механизмы устроены так, что они помогают адаптироваться к любой ситуации. Если человек не может по какой-то причине выйти из ситуации насилия (например, ребенок не может уйти от родителей), у него развивается травматическая реакция. И это адаптация к тому, что мы переживаем боль и беспомощность. Наш мозг устроен так, что помогает нам это пережить. Это вытеснение происходит очень быстро. А дальше развиваются адаптирующие механизмы: возникает надежда, что это никогда не повторится. И эта надежда может быть самой иллюзорной. Тебя уже сто раз побили, а ты веришь, что этого не произойдет. Ребенок верит, что родители, которые его унижают, его полюбят. Он будет хорошо заниматься — и его полюбят.
«И абьюзер, и жертва — это люди, которые когда-то в детстве перенесли травму насилия»
Второй механизм — это вина. Это альтернатива беспомощности. Если я в чем-то виновата, значит, я могу на что-то влиять. Если я буду стараться и работать над собой, что-то изменится. Поэтому не только общество обвиняет, но и сам человек берет вину на себя. (…) Есть еще жалость к абьюзеру — жалость парадоксальная. Она говорит: абьюзер не просто не виноват, а он не отвечает за себя. Он несчастный, он когда-то тоже пережил насилие, и поэтому я должна это выдержать, я буду его спасать своей любовью.
Сложность состоит в том, что насилие не происходит резко. Насилие начинается с небольших действий со стороны агрессора. Это могут быть недовольства, придирки. А человек, у которого развиты жертвенные механизмы с детства, он стремится подстроиться. Он берет ответственность на себя и делает все, чтобы другой человек был доволен. То есть абьюзер все время высказывает претензии, а жертва работает над исправлением себя. С одной стороны, это пагубно, а с другой, у агрессора тоже есть детские жертвенно-абьюзивные механизмы. И абьюзер, и жертва — это люди, которые когда-то в детстве перенесли травму насилия. И они справились разными путями: если жертва берет ответственность на себя, потому что она не может никаким образом с этим обходиться, она пытается работать над собой, то абьюзер перекладывает эту ответственность вовне. (…) В момент, когда человеку тревожно, он думает, что будет унижен, оскорблен, ему страшно, поднимается тревога, — он нападает на того, на кого он может напасть. Сколько бы они ни старалась подходить на цыпочках и приносить все вовремя, это все равно не помогает. Это не снижает его тревожность. Если жертва и абьюзер находят друг друга, они складываются как пазл. Он работает над исправлением ее, а она берет вину на себя – и работает над исправлением себя. Чтобы опознать, что здесь что-то не так, нужно понять, что насилие начинается не в тот момент, когда тебя бьют, а в тот момент, когда другой предъявляет право на исправление твоего образа жизни, твоих мыслей, ограничивает твои контакты, пытается контролировать твои деньги. Насилие важно узнать на подступах».
Амина Назаралиева, психотерапевт, психолог, сексолог, основатель клиники MentalHealthCenter:
«Домашнее насилие и вообще насилие в отношении женщин, если говорить более широко, сложно устроено, там есть много слоев этого пирога. И обвинения, и отношение общества — это только один слой. Женщина, которая оказывается в ситуации домашнего насилия, как правило, очень запугана, ей стыдно. Потому что автор насилия — это муж или текущий партнер. И до 38% убийств женщин совершаются их интимными партнерами. Это страшная проблема, по всему миру. И когда говорят, что женщины тоже «ужасные», они кидаются предметами и совершают психологическое насилие — да, они совершают. В таких семьях много напряжения. Но женщины гораздо реже убивают мужчин. А вот женщины от домашнего насилия умирают — причем, всплески часто бывают в момент беременности, когда она особенно зависима. Тут страдают сразу двое: женщина и ребенок. Большая часть беременных женщин, которые переживали домашнее насилие, получали удары в живот со стороны мужа и партнера. Это страшная проблема, о которой стыдно говорить вслух (…) Часто ваши подруги замазывают свои синяки, улыбаются, потому что надо показывать, что у тебя все нормально. Стыд и обвинения — это как кислород в этом доме, ими все пропитано. Он придет домой, изобьет ее и скажет: «Почему ты меня позоришь? Ты должна быть нормальной женой». И она хочет быть нормальной женой, ведь у всех вокруг все хорошо. И этот стыд заставляет всех молчать. И это объясняет, почему молчат в самых разных семьях – и семьях знаменитостей, и простых людей. Хотя где больше бедности, там больше насилия. Первое, что услышит женщина — «сама виновата». А что ты сделала? А что ты ему сказала? (…) Даже если эти несчастные женщины окажутся на приеме у гинеколога или пойдут в полицию, они сталкиваются с таким допросом. Как будто это ее ответственность, как будто это она приняла решение, чтобы ее изнасиловали. Но как бы женщина ни одевалась, она никогда не одевается для того, чтобы ее изнасиловали. И этот перевертыш, когда ответственностью в культуре наделяется тот, кто стал жертвой, для этого есть название виктимблейминг». Он и пугает жертв, которые боятся, что их обвинят во всем. И это страх совершенно обоснованный, потому что так и происходит. И это заставляет молчать».
Мари Давтян, адвокат, соавтор законопроекта о домашнем насилии:
«Если мы говорим о борьбе с домашним насилием, то это не только европейские страны. Начиная с Японии, Индии и заканчивая Латинской Америкой — все они имеют законы против домашнего насилия. Причем целые законодательные системы того, как разные органы работают друг с другом, какие меры защиты положены пострадавшим, какая социальная помощь и поддержка возможны для пострадавших. Все это большие, сложные системы. В совете Европы мы последняя страна, которая не принимает закон о домашнем насилии, и в мире тоже одна из последних».
«Чаще всего их [агрессоров] не сажают, потому что статья этого не предполагает. Человек получил обвинительный приговор, но он все равно будет год ходить на свободе. (...) Государство пока ждет: когда убьет, тогда будем расследовать. А для следователей это очень удобная история — по этим делам нет сложности в расследовании. Вот труп — оформляй и отправляй в суд. Это особо тяжкие дела, это погоны, это премии в конце квартала. Самое интересно, что следственному коммитету эта модель интересна. Рядовому участковому — нет. А на все вызовы у нас выезжает рядовой участковый, он несет за все ответственность, но при этом он не подготовлен, у него нет достаточной информации и нет никаких механизмов. Он составил протокол о побоях, отправил его в суд и ждет, когда новые побои возникнут. (...) Первый раз агрессоры чаще всего боятся участкового. На какой-то период времени это сработает, будет затишье. Но потом агрессор поймет, что ничего особенного не произошло. Наступит второй раз — и снова ничего не произойдет».
Алена Попова, правозащитница, сооснователь проекта «Ты не одна»:
«В 2017 году наше прекраснейшее государство в лице наших законодательных органов Государственной Думы и Совета Федерации вынесла 116-ю статью из Уголовного кодекса в Административный. Прошли на красный свет светофора — наруши Административный кодекс. Избили клюшкой жену — вы административный правонарушитель. Раньше вы были преступником. Вы сегодня неправильно припарковали автомобиль в городе-герое Москве — и заплатили штраф в 5 тысяч рублей. Вы избили жену клюшкой — вы заплатили 5 тысяч рублей штрафа. Вот так наше государство формирует представление, что насильник — это правонарушитель. И дальше этот правонарушитель в течение года должен еще раз совершить побои, причем это еще надо доказать. Он должен быть привлечен к ответственности, вы должны доказать, что по тем же мотивам он вас избил. И это дело частного обвинения, то есть полиция вам откажет. Вы сами пишете заявление в суд, доказываете, что вы жертва, нанимаете адвоката за свои деньги. Но при этом на наши с вами налоги насильнику предоставляется бесплатный адвокат».
«Надо ориентироваться на опыт Канады, на опыт скандинавских стран. Они пришли к выводу, что насилие надо профилактировать. Есть две концепции: проактивная, когда ты профилактируешь и не допускаешь насилие, а вторая — активная, когда ты постфактум реагируешь на свершившееся преступление. Вот наша страна идет по пути «Будет труп — приедем, опишем». Эта знаменитая фраза из дела Яны Савчук. Когда агрессор забирал вещи из общей квартиры, она звонила участковому Орловской области Наталье Башкатовой, и у них был знаменитый телефонный разговор, который много, где транслировался. Яна в слезах спрашивала: «Если он будет меня убивать, вы же приедете?». На что Башкатова ответила: «Девушка, вы не переживайте, будет труп — приедем, опишем». И через час Башкатова выехала описывать труп Яны. Это такая активная позиция государства».