«Нужно просто быть любопытным». Директор ярмарки Cosmoscow о том, как бросила работу в банке ради современного искусства

Маргарита Пушкина более десяти лет занимала руководящую должность в банковской сфере, но заинтересовавшись современным искусством, сделала его не только своим хобби, но и профессией. В 2010 году она провела в Москве первую ярмарку современного искусства нового формата — Cosmoscow. С тех пор ярмарка проходит ежегодно и каждый раз собирает сотни галеристов и тысячи ценителей искусства со всего мира. Суммарная выручка от галерейных продаж на Cosmoscow в 2019 году составила €1,7 млн.

В 2015 году Пушкина вошла в список 100 главных людей в русском искусстве по версии The Art Newspaper Russia, в 2018-м – в число номинантов премии «Коммерсантъ. Инициативы» в категории «Личный вклад».

Почему вы решили уйти из банковской сферы, где долго и успешно работали, и заняться искусством?

Я действительно работала в банках, но у меня всегда было интуитивное ощущение, что это не совсем то, что мне интересно глобально. Параллельно с банковской деятельностью я в какой-то момент начала издавать журнал по архитектуре. Мы с мужем начали строить дом и встал вопрос, как строить, какие архитектурные решения выбирать. Мы обратились к профессиональным архитектурным бюро, я познакомилась с архитектурным критиком Григорием Ревзиным — и возникла идея журнала. Мы 10 лет этим занимались.

В этот период я встретилась со многими людьми из области культуры, арт-критиками, архитектурными критиками, и пошла учиться на историю искусства. Так я нашла то, что меня действительно искренне заинтересовало. Это очень большая удача для любого человека.

Когда вы поняли, что можете сделать новое увлечение своей профессией?

Я этого как раз не понимала, не было планов сделать из этого профессию. Я пошла учиться из интереса и не могла предположить, во что это может вылиться. У меня был уже такой опыт: когда я работала управляющим директором в инвестиционном банке «КИТ Финанс», генеральный директор предложил мне заняться корпоративной коллекцией. А потом я начала коллекционировать сама. Тогда я уже много встречалась с арт-профессионалами, галеристами, менеджерами, кураторами и много слышала разговоров о том, что в России и Москве не хватает ярмарки определенного типа. Все до того существовавшие форматы таких мероприятий сообщество по разным причинам не устраивали. Требовался более экспертный и профессиональный подход и международные коммуникации. И когда я в этот процесс погрузилась очень глубоко, я вдруг осознала, что из моего увлечения выросла очень серьезная профессиональная история. Так, не совсем предсказуемо для себя, я стала профессионалом и экспертом в области искусства.

И поняли, что, возможно, именно вы можете заполнить пустующую нишу и создать проект, который будет отвечать требованиям арт-сообщества?

Я начинала этот проект из любви к искусству, из интереса. Я очень глубоко погрузилась в процесс, очень серьезно к нему отнеслась, изучала международный опыт. Так мы вместе с нашей командой продвигались к пониманию того, как должна выглядеть профессиональная ярмарка. Сегодня мне — как любому человеку, который делает бизнес-проект, — приходится очень много заниматься всем чем угодно, только не самим искусством, содержанием и контентом. Чаще всего так и бывает, ты как оброк платишь за свою любовь, ты должен вникать во все процессы: менеджмент, коммуникации и так далее — для лучшего результата. Но я понимаю, что в любом случае моя эрудиция в области искусства и образование очень сильно помогают. Потому что у любого проекта в этой сфере кроме того, что его можно делать с точки зрения бизнеса и менеджмента, есть содержательная часть. Знания мне помогают уверенно коммуницировать, объяснять то, что мы делаем.

Как появилась концепция ярмарки? Столкнулись ли вы со сложностями в ее продвижении?

Концепция родилась в процессе работы над проектом. Каждый год — наш бренд существует уже 10 лет, а ярмарка в 2020 году будет восьмая — я понимаю, какая это веха была, что нового за это время мы добились и достигли. Нужно понимать, что кроме естественных вещей, связанных с развитием проекта, — узнаваемости, доверия, экспертизы, уважения со стороны арт-сообщества или признания — были и вызовы, которые мы не предполагали. Например, ввели санкции, а у нас проект международный. Безусловно, это все отразилось на том, как проект развивался. Мы в каждом конкретном случае принимали решения, концентрировались на чем-то главном. Таким образом концепция продолжает развиваться, потому что мы, действительно, международный проект, и уже очень заметны на международном поле. Мы изучаем опыт других подобных проектов — глобальных и международных — и придумываем что-то свое.

На какие зарубежные аналогичные проекты вы ориентируетесь?

Конечно, мне бы хотелось, чтобы через какое-то время Cosmoscow стала российским Art Basel. Это самая крупная, самая успешная ярмарка в мире. В этом году будет ее 50-й выпуск. Есть еще Frieze. Но у этих проектов экономика абсолютно другая. Существует список галерей, которые мечтают попасть в Базель. И участие галерей стоит совершенно других денег. Мы ориентируемся в первую очередь на то, что наша ярмарка имеет очень важное инфраструктурное значение для российского арт-рынка. Так как российский рынок находится в стадии развития и обладает огромным потенциалом, у нас есть постепенная стратегия в расчете на долгосрочные перспективы. Мы не стремимся увеличить количество галерей-участников до бесконечности — мы исходим из того, сколько наш рынок может воспринять. Но сегодня мы видим совершенно четкий тренд, что современное искусство интересно очень обширной публике.

Кстати, в этом году ярмарку Cosmoscow впервые включили в The Art Market — ежегодный анализ мирового арт-рынка, который готовят Art Basel и UBS. Этот отчет охватывает все аспекты международного рынка и освещает наиболее важные события за прошедший год.

Как вы для себя формулируете задачу? Познакомить галеристов, коллекционеров с новыми перспективными молодыми художниками?

У нас есть экспертный совет, который каждый год рассматривает заявки и приглашает к участию галереи, которые нам интересны. Это очень важное для нас принципиальное условие и отличие. Потому что в мире существует более 300 мероприятий ярмарочного типа, но серьезных отраслевых международных ярмарок, посвященных искусству, не так много. У каждой есть свое реноме и авторитет. Мы как раз делаем такую авторитетную платформу в области искусства в нашей стране, с целью объединить не только российских участников, но и международных. Это место, где представлено все самое лучшее, самое талантливое, самое профессиональное.

Ярмарка — это синергетическая платформа, которая объединяет многих игроков из сферы современного искусства, включая и некоммерческие институции. Три года назад мы учредили собственный фонд, который занимается поддержкой современного искусства. В рамках фонда мы делаем образовательную программу, осуществляем закупки российских художников в музейные коллекции. Мы уже делали закупки для Третьяковской галереи: была закуплена серия работ Андрея Кузькина, очень талантливого, хорошо известного российского художника. Мы вместе с музейными экспертами выбираем из их виш-листа, чем бы они хотели пополнить фонды. В прошлом году мы делали дар в пользу Московского музея современного искусства. Была закуплена большая инсталляция молодого российского автора Ильи Долгова. Два года назад пополнили коллекцию Пушкинского музея пятью работами известной российской художницы Таус Махачевой.

Таким образом мы поддерживаем молодое российское искусство и показываем коллекционерам и потенциальным покупателям, что оно достойно быть в музейных коллекциях, не говоря уже о частных собраниях.

Кто входит в экспертный совет Cosmoscow?

Из года в год в совете участвуют разные арт-деятели, но есть бессменные участники. Это, например, Лена Селина — владелец галереи XL, которая существует с 1993 года. Это по многим объективным критериям одна из лучших российских галерей, которая была в том числе на Art Basel и Frieze. Сам факт попадания на эти ярмарки подтверждает высокий профессиональный статус. Также в экспертный совет в течение многих лет входит Ольга Темникова, владелица галереи Temnikova&Kasela из Эстонии. Ее галерея также является участницей самых престижных международных ярмарок. С этого года к команде экспертов присоединились представители ведущей берлинской галереи Peres Projects – Хавьер Перес и Ник Кенигшнехт.

Вы запускали проект на собственные средства? Привлекаете ли вы инвесторов?

Да, запуск был полностью на собственные средства. Потом появились спонсоры, с многими из них мы сотрудничаем не первый год. Это подтверждает, что проект ценят высоко — и качество самого проекта, и качество аудитории. Например, Дом шампанских вин Ruinart. Вместе мы делаем премию Ruinart Art Patronat — они ее финансируют. Это конкурс сайт-специфических проектов: галереи подают заявки — художественные проекты своих художников, эти заявки рассматривает международное жюри, и выбирается победитель. Он делает большой проект, который мы потом представляем на Cosmoscow. В этом году победительницей стала Марго Трушина с проектом «Живой уголок».

В этом году «Музеем года» вы выбрали «Гараж». Почему?

Нас связывают долгие дружеские отношения. В прошлом году «Гараж» в рамках Cosmoscow делал стенд из собрания коллекции Музея — архива по истории российского современного искусства. Музей сделал оммаж творчеству Владислава Мамышева-Монро. Эта инициатива имеет определяющее значение, потому что коллекция представляет собой хроники развития искусства, начиная со второй половины XX века. В этом году мы решили продолжить и расширить наше сотрудничество.

Каждый год мы выбираем «Музей года», уделяя особенное внимание выбранному музею и его деятельности, расширяем участие выбранного музея в программе Cosmoscow. В 2019 году, например, у нас был «Музеем года» Московский музей современного искусства, которому в прошлом году исполнилось 20 лет. Очевидно, что «Гараж» — это одна из самых известных институций не только в нашей стране, но и в мире. В этом году мы выбрали «Музей года», продолжая наше многолетнее сотрудничество, и для нас приятно и почетно, что мы продолжим работу с нашими коллегами из музея уже в новом статусе.

Кроме «Музея года», вы выбираете «Художника года». Как происходит этот отбор?

Художник года выбирается жюри. Мы просим экспертов из числа арт-критиков, кураторов, арт-профессионалов предложить кандидатуры художников, которые, на их взгляд, за год сделали интересные проекты (или по каким-то другим причинам эти художники, на их взгляд, достойны номинации). Наша премия и статус «Художника года» ярмарки – это дополнительная возможность для художников получить PR-поддержку, а также сделать проект в рамках ярмарки, выйти к новой аудитории и встретиться с новой публикой. Проект они готовят в течение года на деньги, выделяемые фондом Cosmoscow.

Могли бы рассказать подробнее о художнике, которого выбрали в этом году?

Это Павел Отдельнов — художник, который работает, на первый взгляд, в жанре очень традиционном. Он работает с живописью как с медиумом. Но в основе его приема лежит специальный взгляд на природу, индустриальные пространства. Его волнуют темы экологии. У него есть свой, ни на что не похожий взгляд на вещи. Павел уже достаточно известный художник, отмеченный многими премиями.

В каких еще форматах работает Фонд поддержки современного искусства ? 

Мы выбираем не только «Художника года», но и «Институцию года». В этом году ей стал Железногорский Центр Современного Искусства «Цикорий». Институцию мы выбираем с помощью жюри – часто это региональные проекты. Победителю предоставляется возможность сделать собственный проект на ярмарке: стенд, с помощью которого они могут познакомить российскую и международную аудиторию со своей деятельностью. Мы используем нашу площадку как дополнительную возможность для других проектов показать себя.

В прошлом году мы провели фандрайзинговую кампанию и поддержали проект Евгения Гранильщикова: с помощью Фонда был снят фильм «Драма», его показ состоялся в сентябре. Спектр проектов Фонда постоянно расширяется: мы развиваемся, поддерживаем все больше инициатив.

Кого из молодых деятелей современного искусства в России вы могли бы особенно сейчас отметить? За кем нужно следить?

Я знаю большое количество достойных внимания художников, в том числе молодых. Не хочу кого-то отдельно выделять и рекламировать… Но можно ориентироваться на нашу ярмарку — галереи показывают на своих стендах все самое интересное и лучшее. Можно посмотреть на то, кто становился «Художниками года». У нас был, например, классный проект группы «МишМаш» – это уже довольно известные художники Мария Сумнина и Михаил Лейкин. Также Таус Махачева делала у нас два года назад свой проект. Но, конечно, список этих художников гораздо длиннее.

С чего начинать человеку, который хочет научиться разбираться в современном искусстве? С какой стороны подойти к этому вопросу?

Сейчас много всего происходит в области актуального искусства. Если вы живете в Москве, то вам нужно просто быть любопытным — ходить на вернисажи, на «Винзавод». Регулярно открываются какие-то выставки в Московском музее современного искусства, «Гараже», Третьяковке. Глобальная эрудиция в области актуального современного искусства приобретается в процессе. Ты приходишь на выставку, смотришь, общаешься с людьми, задаешь вопросы галеристам, знакомишься с художниками.

Галеристы, которые участвуют в Cosmoscow, отмечают, что из года в год публика меняется: приходят заинтересованные люди, задают глубокие вопросы. Это не может не радовать, потому что это говорит о том, что у людей проявляется искренний интерес к искусству.

О современном искусстве, мне кажется, ничего не нужно специально знать кроме того, что мы все сами современные люди — и это часть нашей жизни.

Недавно, например, в рамках еще одной нашей инициативы — закрытого клуба коллекционеров Cosmoscow Art Collectors Club — прошла лекция Бориса Клюшникова, известного теоретика искусства и философа. Лекция была посвящена искусству в период виртуальных технологий — тому, как современное искусство реагирует на вызовы времени. Мы все уже десятки лет находимся в поле тотального интернета. Это не может не влиять на наши когнитивные привычки и то, как мы воспринимаем мир.

Актуальное искусство находится всегда на передовой, оно рефлектирует все изменения и особенности нашей жизни. Как раз на лекции мы говорили о том, что в XIX веке были свои технологии, они влияли на то, как развивалось искусство и что оно из себя представляло. Сейчас совершенно другие технологии. Как сказал Борис, в XIX веке мы садились в поезд или на пароход и физически перемещались, а сейчас мы погружаемся в виртуальное пространство, то есть мы находимся на месте, а весь мир вращается вокруг нас. И творческая деятельность человека не может быть в стороне от того, что происходит в мире.

Тезис, что современное искусство — это не для всех, это для интеллектуальной элиты — уже устаревший взгляд?

Абсолютно устаревший. Это такой штамп. Искусство — очень прогрессивный вид человеческой деятельности, который реагирует буквально на все, на все вызовы. Художник — это человек, которого волнует какая-то проблема, и он эту проблему начинает перерабатывать и выражать с помощью инструментов, которые ему доступны.

Старое искусство абсолютно непонятно большинству людей, не нужно себя успокаивать. У любого произведения, в том числе старого, есть контекст и концепт, в котором нужно разбираться, чтобы понять, в чем, собственно, гениальность или особенность того или иного художника. Если говорить про эпоху Ренессанса, там зашифровано огромное количество разного рода информации. Брейгель был очень понятен своим современникам, потому что они хорошо разбирались во всем этом средневековом бестиарии. Современному человеку требуется расшифровка. Да, ты должен какое-то время потратить, чтобы понять, что художник хотел тебе сказать.

Как сказал Борис Клюшников, о котором я уже упоминала: Малевич же не сидел просто так и вдруг решил, что давайте я сейчас нарисую черный квадрат. У него за этим была серьезная концепция. Он сделал открытие в сфере передачи визуальной информации.

В чем основное отличие современного, актуального искусства от прежних форм?

Язык современного искусства очень разнообразный: художник может использовать огромное количество жанров. Например, тотальная инсталляция, внутрь которой люди могут прийти и вступить во взаимодействие с искусством. В этом смысле актуальное искусство гораздо более демократичное и доступное, чем старое, которое висит за стеклом в музеях с веревочками и сигнализацией. Современное искусство более контактное. В какой-то момент оно вышло в пространство и перестало быть двухмерным или существовать в виде трехмерной скульптуры. И стало инсталляцией, то есть люди уже попадают внутрь произведения искусства.

«Актуальное искусство гораздо более демократичное и доступное, чем старое, которое висит за стеклом в музеях с веревочками и сигнализацией»

Функция музеев тоже давно изменилась. Старые музеи — это собрание трофеев. По всему миру люди за большие деньги собирали какие-то произведения искусства, привозили из военных походов. В этом были и просветительские функции, про которые не нужно забывать, но это были трофеи. А потом появились музейные собрания нового типа, центры современного искусства. Куда человек приходит и попадает в совершенно другую среду. Коллекционеры типа Франсуа Пино уже не собирают отдельные произведения — они покупают целые проекты художников. И ты приходишь на выставку в их частное собрание и видишь не один кусочек, а целый проект целиком.

Искусство уже давно не должно выглядеть роскошно и красиво, или успокаивать. В Пушкинском музее пару лет назад была выставка, которая называлась «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945—1968», мы туда водили экскурсии в рамках клуба. Важно, что эта выставка начиналась с 1945-го года, когда закончилась Вторая мировая война и мир пережил жуткую гуманитарную катастрофу. Как сказал Теодор Адорно: «Какая может быть красота после Освенцима?» В этот период художники, как люди, которые непосредственно воспринимают действительность и трагедию, не могли от этого всего абстрагироваться и создавали свои произведения как реакцию на произошедшее. Поэтому в это время мы видим появление серых абстракций и разложение форм. Следующая веха — 1968 года: прошла студенческая революция в Париже, молодежные движения захватили весь мир. Студенты приходили в сады Джардини с плакатами и протестовали против того, чтобы искусство было на службе у капитала. У искусства появилось право не нравиться, не стараться понравиться. Не прыгать со стены, чтобы ты его купил.  Теперь искусство должно возбуждать, провоцировать, выводить из зоны комфорта.

Как вы думаете, какие болевые точки сейчас затрагивает искусство, на что реагирует?

Я бы не сказала, что сейчас существуют темы, которые интересны всем художникам без исключения. Каждый из них откликается на то, что ему кажется более важным и существенным: это и политика, и экология, и психология, и какие-то эмоциональные аспекты. Кто-то из художников рефлексируют на очень болезненные темы, связанные с одиночеством, местом человека в мире.

На мой взгляд, сейчас нет никаких глобальных тем. Мы живем в условиях отсутствия большого стиля так называемого, который затрагивал все сферы — архитектуру, дизайн, живопись. Не говоря уже о том, что существует огромное количество медиумов.

«У искусства появилось право не нравиться, не стараться понравиться. Не прыгать со стены, чтобы ты его купил»

Много ли сейчас в России коллекционеров современного искусства? Насколько это популярно?

Российский рынок находится в активной фазе развития, у него очень большой потенциал. Приходят новые коллекционеры.

Конечно, с американским рынком невозможно сравнивать, но мы же и не так давно живем в новой стране. Должно пройти какое-то время, чтобы это стало стилем жизни для людей. Но для этого сейчас предпринимается много усилий, в арт-сообществе обсуждаются какие-то критичные моменты для развития арт-среды. Я надеюсь, что в ближайшем времени будут созданы еще более благоприятные условия для коллекционирования. Люди постепенно с большим доверием начинают относиться к современному искусству — ведь доверие появляется со знаниями. Чем ты больше узнаешь, тем больше у тебя уверенности и шансов это полюбить.

На ваш взгляд, коллекционирование — в первую очередь для искусства или для инвестиций?

Для искусства, я считаю. Но люди разные цели и задачи решают. Кого-то интересует интеллектуальный статус, у кого-то могут быть инвестиционные планы. Я никогда никому не стану всерьез советовать коллекционировать для инвестиций, но на собственном опыте могу сказать, что когда ты к обращаешься к экспертам, то это в каком-то смысле гарантирует, что инвестиционно ты поступил правильно.

Сама я как коллекционер начинала в начале 2000-х. Я не оцениваю собственную коллекцию с точки зрения инвестиций. Но иногда надо дать какую-то работу на выставку и тогда необходимо подписать контракт страховки, для чего произведение оценивают. И я уже не в первый раз убеждаюсь, что произведения актуальных художников, которые я покупала раньше, уже выросли в цене. Это является приятным бонусом.

Коллекционирование — самый быстрый путь, чтобы разобраться и приобрести определенную уверенность в области актуального искусства. У меня была беседа с куратором и художником Петером Вайбелем из Австрии, он тогда курировал Московскую биеннале. Он говорил, что советовал людям начинать покупать современное искусство, так как это самый быстрый путь в нем разобраться, потому что включается совершенно другая степень ответственности.

Какой минимальный бюджет нужен, когда начинаешь собирать собственную коллекцию?

Можно начинать с любого уровня. Есть очень доступное актуальное искусство. Большинство коллекционеров гордятся, что купили какого-то художника, работы которого через 10 лет бьют рекорды на аукционах, за совершенно другие, вменяемые деньги. Я была в домах швейцарских коллекционеров, где видела произведения Сары Лукас, Кристофера Вула, Кунца — и они гордятся, что покупали это, когда оно не стоило многих миллионов. В этом большое преимущество коллекционирования современного искусства.

У нас есть традиционная часть некоммерческой программы ярмарки, которая называется Collector’s Eye, и в ней мы показываем произведения из частных собраний. Так в 2014 году у нас была выставка из коллекции Вани Исаева. Он математик по образованию, но со временем так увлекся искусством, что получил еще одно образование и стал куратором. У него коллекция совершенно необыкновенная, но он не потратил на нее много денег. Он покупал хороших художников за небольшие деньги, тратил свою зарплату. Это показательный пример того, как можно собрать хорошую коллекцию, когда ты заинтересован. Таких людей много.

А с чего начиналась ваша личная коллекция?

С моего личного интереса и это история развития моего собственного вкуса и знания в области искусства. Когда-то мы покупали произведения шестидесятников, но потом я сосредоточила свое внимание на том, что происходит сейчас. В коллекции есть и международные художники. У меня нет какой-то определенной концепции. Я считаю, что в частной коллекции ее и не должно быть, это не обязательно. Это интересно именно как история жизни, история развития личного вкуса.

Конечно, есть много примеров, как личные коллекции превращаются в институциональные, например, американские Margulies или Rubell. Но это уже совершенно другой уровень.

В России есть какие-то сложности в плане ввоза предметов искусства для частных коллекций? Это сложнее происходит, чем в Европе, в Америке?

Для физических лиц это вообще не проблема. Для коллекционеров все очень просто — покупай и вези. Достаточно получить заключение эксперта из Министерства культуры о том, что предмет является культурной ценностью, и тогда не нужно платить ввозные пошлины.

Затраты на перевозку зависят от объекта. Если вы покупаете графическую работу – то это не сложно и не затратно. А если вы покупаете какую-нибудь скульптуру мраморную, которая весит тонну, — конечно, нужно быть готовым платить за транспорт. Все остальное — в разумных рамках. Нужно лишь помнить о том, что транспортировка – это тоже часть цены приобретаемого произведения.

Как вы оцениваете государственную поддержку современного искусства? Достаточно ли внимания уделяется этой отрасли?

Это непростой вопрос. Смотря с чем сравнивать. Государственная поддержка во многих европейских странах вызывает восхищение. У нас сейчас идет много разговоров на эту тему. Я сама как практик, человек, который этим занимается уже много лет, вошла в рабочую группу культуры при правительстве России. Эта группа обсуждает различные вопросы в сфере искусства. Мы встречаемся периодически с различными руководителями департаментов Московского правительства. Надеюсь, что эти разговоры выльются в какую-то конкретную поддержку и интерес.