«Мы работаем нон-стоп – как фабрика». Директор оркестра «Русская Филармония» о новых форматах и невыгодных гастролях
Идея создания столичного оркестра пришла в голову пианистке Гаянэ Шиладжян в 1998 году, после нагрянувшего дефолта, и она обратилась с ней к московским властям. Спустя два года родился Симфонический оркестр Москвы «Русская Филармония».
Шиладжян рассказала Forbes Woman, как в репертуаре оркестра уживаются классическая музыка и рок, а также live-cinema концерты и мультимедиа проекты.
Как вы выбрали для себя путь управленца, руководителя огромного коллектива?
Часть своей жизни я посвятила «Новой опере» и «Геликон-опере», стояла у их истоков — наверное, все началось именно тогда. Где-то спустя десять лет я поняла, что мне интересно руководить самой, проанализировала, что происходило в Москве, и выяснила, что на тот момент в городе была почти сотня концертных организаций, более ста театров — и ни одного большого симфонического оркестра городского подчинения.
По образованию вы пианистка, но за у вас плечами еще и финансово-экономический институт. Помогает ли это в управлении коллективом, выстраивании работы?
С тех времен, когда я училась, многое изменилось, в частности, поменялись законы: тогда не было даже и понятия о конкурсах, тендерах. Однако хорошее базовое образование еще никому не мешало. Музыкальное помогает мне при формировании репертуара, а финансовое помогает понять, какие проблемы нужно решать и какие специалисты для этого нужны.
Вы проанализировали ситуацию, и у вас родилась идея создать столичный оркестр, в то время как все остальные были федерального подчинения.
Сначала я перешла из «Геликон-оперы» в оркестр «Русская Филармония ТВ-6 Москва». На тот момент канал ТВ-6 поддерживал оркестр, финансировал его, до моего прихода он уже существовал два года и давал 5-6 концертов в год. Я пришла в мае 1998 года, в августе произошел дефолт, и с сентября финансирование оркестра каналом прекратилось. Это и заставило меня задуматься, что делать с коллективом дальше – распускать или искать выход из ситуации.
В сентябре 1998 года было первое письмо мэру Москвы Юрию Лужкову с предложением создать столичный симфонический оркестр на базе оркестра «Русская Филармония ТВ-6 Москва». И по сей день в нем работают пять музыкантов из старого состава.
Вы сразу представили Лужкову новую концепцию?
Концепция еще была непонятна. Проект не сразу создавался как концертная организация. Сначала появилась единица – симфонический оркестр. В Москве, где мы должны были конкурировать с такими известными оркестрами как БСО им. Чайковского, ГАСО им. Светланова, НФОР, РНО, оркестрами музыкальных театров, нужно было о себе заявлять.
В 2008 году мэр Москвы предоставил для единственного оркестра Москвы исключительные условия: то финансирование, что у нас сейчас есть (оно с 2008 года, к сожалению, не увеличилось, а наоборот), тому доказательство. Но увы, в финансовом плане мы неконкурентоспособны по сравнению с федеральными оркестрами.
То есть вы сейчас на самоокупаемости, или об этом речи не идет?
Мы симфонический оркестр нефедерального подчинения в Москве и финансируемся из бюджета города. Президент России для поддержки музыкального искусства ещё с 2005 года выдаёт гранты творческим коллективам, оркестрам и театрам. Этим занимается Министерство культуры: все оркестры федерального подчинения получают 90-миллионный грант Президента, а в следующем году планируется индексировать эту сумму примерно на 40%. Помимо гранта у всех есть еще финансирование на зарплату. К сожалению, в Москве нет положения о грантах, у нас (ГБУК г. Москвы Симфонический оркестр Москвы «Русская Филармония») всё финансирование на зарплату в год составляет только 98 млн. Чтобы удерживать среднюю зарплату музыкантов «Русской Филармонии», нам приходится очень много работать, чтобы доплачивать из внебюджета. С грантополучателями конкурировать в финансовом отношении невозможно.
Каковы ваши основные источники доходов и основные статьи расходов?
«Русская Филармония» самостоятельно зарабатывает порядка 30 млн руб в год концертами. Часть идет на доплаты и премии штатному составу музыкантов, часть – на рекламу, остаток – на приглашенных солистов.
А гастрольная деятельность?
Гастрольная деятельность в основном убыточная. Это театр может приехать небольшим коллективом, а симфонический оркестр связан своим количеством и крупногабаритными музыкальными инструментами. 100 человек транспортировать туда-обратно, оплачивать гостиницу накладно. Многие наши гастроли состоялись благодаря Департаменту культуры, который иногда компенсирует 50% транспортных расходов. Последние гастроли были в президентский центр «Сириус» в Сочи, Департамент выделил нам 500 тыс руб как компенсацию, а остальное мы покрывали из гонорара. По сути, мы ничего не заработали.
То есть гастрольная деятельность вас не интересует как неприбыльная?
У нас сейчас немало предложений по гастролям: и Латинская Америка, и Центральная, Европа и Азия – все предлагают приехать, но только если мы сами сможем оплатить дорогу. А это – сами понимаете.
Но на гастроли мы ездим каждый год. Не так давно состоялся дебют в Royal Festival Hall в Лондоне, в Brucknerhaus в Линце, на французских музыкальных фестивалях в Безансоне и Лионе. Играем исключительно русскую программу: Чайковского, Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича.
На новый сезон программа уже сформирована?
Да, в ней есть экспериментальные для оркестра вещи: как площадки, так и спецпроекты. Открылись мы 7 октября «Шедеврами Рахманинова» в Светлановском зале ММДМ, играли последнее произведение Рахманинова – «Симфонические танцы» – одно из сложнейших для оркестра, и это экзамен для «Русской Филармонии». 11 октября состоятся «Безумные танцы» с дирижером Фабио Мастранджело, который мы делаем с этого года в Кремлевском дворце – это гала-шоу, смесь классических произведений с современными. Мы показывали его в Доме музыки много раз, но площадка Кремля дает возможность показать сами танцы.
А что насчет спецпроектов?
Будет новый концерт – Хэллоуин-шоу «Дьявольские трели». Мы обращаемся к композициям, которые были связаны с потусторонними мотивами, мистикой. Композитору Тартини, который сочинил это произведение, привиделось, что ночью его посетил Люцифер. И он, не отрывая карандаша, утром полностью его написал. Очень много мистики ходит вокруг личности Николо Паганини, прозвучит и «Рапсодия на тему Паганини» – такой потусторонний концерт. Солировать будут скрипач Лео Шрайбер и пианист Саша Синчук – золотой фонд молодых исполнителей до 30 лет.
Что касается возрастного состава вашего оркестра, помимо тех нескольких человек из старожилов, в основном музыканты молодые?
В «Русской Филармонии» в основном молодой состав музыкантов, потому что они по-другому чувствуют. К тому же у нас напряженный концертный график – только в октябре 17 концертов! К ним надо все отрепетировать, и мы работаем нон-стоп – как фабрика. Такой ритм жизни не каждый выдержит. У нас есть музыканты уважаемого возраста, но это скорее исключения, а в основном всем от 30 до 45 лет.
Вы говорите «фабрика» – не приходится ли жертвовать качеством из-за такого количества концертов и плотного графика?
Приходится из-за такого молодого состава оркестра жертвовать тем, что у меня 12 человек в декрете. Нет, конечно, в первую очередь нам важно качество. В оркестре собраны музыканты, которые могут играть с генеральной репетиции. У нас череда классических программ и кавер-версий – это как оттачивание мастерства: можно наметать иголкой и сшить два полотна, а можно вышить гладью мельчайший узор. Когда мы играем классические произведения, то мы вышиваем гладью: каждый музыкант здесь подтверждает свой профессиональный уровень, мастерство оркестровое — именно это ценится. А когда на кавер-концертах играем Queen и ABBA, надо показывать другой стиль игры. Мы не приглашаем никого со стороны: литаврист играет на ударной установке, контрабасисты – на бас-гитаре, а тот пианист, который играет концерт Моцарта, спокойно пересаживается за клавиши и играет Queen.
Оркестр как некий универсум?
Конечно. Немаловажно, кто стоит за дирижерским пультом. Я видела только двух дирижеров, которые могут одинаково хорошо провести и классический, и рок-концерт – это относится к нашему Дмитрию Юровскому и Фабио Мастранджело. Дальше идет четкое разграничение: это классический дирижер, это песенный, это балетный, а это рок-дирижер. И это правильно. Каждый очень хорошо знает свою нишу, как стиль в живописи. Один из первых концертов, который повернул историю оркестра «Русская Филармония» к расширению своих возможностей – наше сотрудничество с легендарным Джоном Лордом. Кстати, мы единственный оркестр, который сыграл с обоими музыкантами из Deep Purple: Яном Гилланом и Джоном Лордом.
Аудитория, которая приходит на ваши классические вечера и кавер-концерты – это разные люди?
Не хочу, чтобы слова «симфонический оркестр» вызывали отторжение у широкой публики, а главное, у молодежи. Мы расширяем свою аудиторию посредством нестандартных для симфонического оркестра концертов. Сейчас такое время, что классические произведения тоже становятся культовыми хитами. Мы работаем с нашей публикой, и она плавно переходит с классических концертов на рок-концерты и наоборот.
Коммерчески кавер-концерты успешнее?
Конечно, ведь у кавер-концертов больше аудитория.
В вашем репертуаре есть также live-cinema концерты, что это за формат?
Live-cinema концерты – это когда идет полноценный фильм, а весь музыкальный ряд: саундтреки, сопровождение – играется живым оркестром, от первых титров до последних. Тут начинаешь точно понимать, что музыка неразрывно связана с действием фильма, осознавать важность и масштаб композитора, который написал саундтрек. В репертуаре и «Титаник», и «Гладиатор», и «Пираты Карибского моря», и «Властелин колец», и «Крестный отец».
А визуальные мультимедиа проекты?
Это один из первых экспериментов, которым я начала заниматься еще в 2006 году. Сначала решили сделать проект «Сказки в русской музыке»: это был «Конек-горбунок», «Сказка о царе Салтане» и «Золотой петушок». Получилось соединение музыки и сказки — как на стенах в виде картинок, так и в виде текста, который читали известные актеры: Константин Хабенский, Чулпан Хаматова, Сергей Колесников, Сергей Безруков. Получился проект для знакомства детей с прекрасным миром музыки. После этого захотелось сделать что-то более масштабное, для подготовленной публики.
И вы выбрали кантату «Кармина Бурана» Орфа.
Да. Сам композитор написал на партитуре, что это кантата для смешанного хора, оркестра, солистов и танцев с магическими картинами – я решила использовать картины ранней эпохи Возрождения. Впервые все пространство Светлановского зала от пола до потолка было заполнено ожившими картинами: Босх, Брейгель, Микеланджело, Боттичелли, Рафаэль. Мы добавили еще видеопроекции – огонь, колесо Фортуны.
Следующие два проекта – «Шехеразада» и «Весна священная». К столетию Дягилевских сезонов мы взяли в Бахрушинском музее эскизы костюмов и декораций Рериха и Бакста, оцифровали, создали видеопроекции.Самый новый мультимедийный проект – «Реквием Верди и шедевры эпохи Возрождения» – пожалуй, самый сильный по восприятию. Это предпасхальный концерт, всегда стараемся ставить его в Страстную Неделю. К декабрю готовим Christmas Gala в Доме музыки с Фабио Мастранджело в традициях католического Рождества.
Вы все время экспериментируете, эксперименты влияют на то, как формируется ваш репертуар, на проекты, рекламу – чем это продиктовано?
Сейчас такое время – публику нужно заинтересовывать. Повесишь афишу обычного концерта – никто не обратит внимания. Ментальность у современных людей такова, что им хочется чего-то интересного, нового, необычного. Самое сложное – это придумать идею. Мы ведь ограничены всего семью нотами, никто больше ничего не изобрел.
Если говорить о кавер-версиях, ваших рок-концертах, публика принимает их всегда на ура?
Некоторые относятся скептически: лучше оригинала может быть только оригинал. А если оригинала уже нет, эти шедевры должны быть забыты? Вот концерты Рахманинова после его смерти играют, есть разные трактовки, и все они живут.