Музыка нас связала

Троицкий: Выглядишь просто исключительно, Петя! Видно, что ты человек очень спортивный, хоккеист, в отличие от меня. Сегодня я хотел бы поговорить с тобой о жизни, увлечениях, спорте, не касаясь более чувствительных сфер.

Авен: Чувствительные сферы — для меня это только отношения с женщинами.

Троицкий: Ну вообще я политику имел в виду…

Авен: Согласен, это тоже.

Троицкий: Честно говоря, я не помню, когда мы познакомились, думаю, это было в 1971–1972 годах. Ты учился во 2-й школе, я — в близлежащей 7-й. Наша с тобой история могла бы стать сценарием фильма. После школы мы оба поступили на экономические факультеты. Когда-то нам даже нравилась одна девушка, мы оба были упертыми меломанами. Ездили вместе на рок-фестиваль в Таллин в 1975 году. Помнишь? Хиппование, меломанство, экономика — у нас много общего. У тебя же были разные роли — студент, научный сотрудник, госчиновник-технократ, начинающий бизнесмен и хозяин жизни, олигарх. Ты органично чувствовал себя в этих сферах?

Авен: Я вообще не способен жить не органичной жизнью. Поэтому уже больше 20 лет живу со своей женой. А к изменениям и рискам во всем, что касается внешнего мира, отношусь совершенно спокойно. Я практически всегда занимался тем, что мне интересно. Вот в последние пару лет стало чуть скучнее, начал уставать от банка и больше времени проводить с семьей. Но сейчас такой кризис начался, что снова интересно. Мне в условиях кризиса жить и работать легче. Не возникает вопрос, тем ли ты занимаешься, чем надо. Сам ритм, атмосфера кипения мне нравятся.

Троицкий: А ты не воспринимаешь этот кризис как некий апокалипсис, с тревогой и безнадежностью?

Авен: Не знаю, видел ли ты мою рецензию на роман Прилепина «Санькя» — я получил от одного критика комментарий, будто мне не хватает трагического мироощущения, точнее, ощущения жизни как истории с трагическим финалом. И это правда. К сожалению или счастью, я малопессимистичен. У меня бывают периоды сильной тревожности, но они быстро проходят. У меня нет страха потерять деньги, у меня нет страха потерять картины, которые висят дома. Может, это ограниченность, которая не вписывается в доминирующую русскую философскую традицию, но, в отличие от Достоевского, я вовсе не уверен, что человек становится человеком только через страдание. Я скорее уверен, что «человек рожден для счастья, как птица для полета».

Троицкий: Я согласен, я тоже никогда не хотел страдать. Но что-то мы далеко ушли от темы, давай поговорим о более приземленных вещах. И более стильных. Расскажи про свое увлечение искусством: оно расцветало, когда твоя деловая активность была не такой интенсивной. Означает ли это, что сейчас коллекционирование на какое-то время приостановится?

Авен: Знаменитый невропатолог Александр Моисеевич Вейн в свое время советовал мне и моему отцу ходить на футбольные матчи в Москве. Потому что важно знать, что есть расписание, незыблемая вещь, и что бы ни произошло в жизни, кто бы ни заболел или умер, ты в этот день все равно пойдешь на футбол. Это важная составляющая психологической устойчивости. И я в какой-то момент понял, что мне необходимы увлечения, которые будут уравновешивать мою работу, и ими надо заниматься вне зависимости от того, есть кризис или нет, много ты работаешь или мало. Поэтому я пытаюсь регулярно заниматься коллекцией, читать про это, искать.

Троицкий: Я для себя разделил коллекционеров на четыре категории, в зависимости от подхода к коллекционированию. Это подход искусствоведческий, филателистический, инвестиционный и чувственный. Тебе какой из них ближе?

Авен: Все перемешивается, естественно. Мне очень нравится учиться и узнавать что-то новое, коллекционирование для меня — возможность войти в новый мир, понять его и освоить. Тем более что когда ты видишь картины вокруг себя каждый день, то начинаешь гораздо глубже их понимать. Мне также важно собрать музейную коллекцию, чтобы каждый художник был представлен максимально полно, разносторонне. Важно все собранное разложить по полочкам — и это, конечно, «филателизм». Ну и, конечно, мне это ужасно нравится, я получаю почти физическое удовольствие, рассматривая картины, особенно купленные недавно. А вот инвестиции — самое последнее соображение.

Троицкий: А почему ты выбрал именно Серебряный век?

Авен: Я собираю русскую живопись от «Мира искусства» (конец XIX века, закат передвижнического реализма) до авангарда (20-е годы ХХ века). Эта живопись была первая, которую вообще стали собирать. Не только я. Мы же типичные представители своей социальной группы. Я из московской технической интеллигенции, которая окончила школы и вузы в 1970-е годы. Тогда для нас наиболее интересной эпохой была Россия до 1917 года. Первую свою картину я купил на аукционе «Альфа-арт» за $5000, это был «Натюрморт с розами на фоне гор» Павла Кузнецова конца 1920-х годов. Но если бы я сейчас начал собирать, то, безусловно, выбрал бы что-то более оригинальное.

Троицкий: А что бы ты сейчас выбрал?

Авен: Я, возможно, стал бы делать международную коллекцию. Мне очень нравится немецкий экспрессионизм — Кирхнер, Хеккель, Мюллер. Можно было собрать сравнительную коллекцию немцев из группы «Мост» и наших из «Бубнового валета» — кстати, мы задумали провести такую русско-немецкую выставку совместно и Рональдом Лаудером в его музее в Нью-Йорке. Еще один вариант коллекции — советский идеализм 1920–1930-х годов. Мне очень нравятся Дейнека, Пименов, Лебедев, Самохвалов. В этом есть элемент сюрреализма — людей арестовывали, а тут «Новая Москва» Пименова 1937 года. Очень талантливая и культурологически очень глубокая живопись.

Троицкий: Но давай же поговорим об истоках нашей дружбы — о музыке. По концертам, которые привозил в Москву Альфа-банк, видно, что мечты сбываются. В Россию приезжали Эрик Клэптон, Элтон Джон. Как складывались твои отношения с музыкой?

Авен: Элтон Джон был абсолютным кумиром моей юности, он в первый раз приезжал в Москву в 1979 году, и это было самое сильное впечатление от концерта, который я когда-либо посещал. Я мечтал увидеть его снова. Альфа-банк пригласил его в 1994 году. После выступления мы пошли за кулисы. А у меня всегда самой любимой была песня Daniel, которую он не спел. И тогда я набрался наглости и сказал, что люблю эту песню. Он ответил, что Daniel не поет уже 10 лет на концертах, добавив: «Я подумаю». И в середине второго концерта Элтон Джон неожиданно делает знак музыкантам, они отходят, он подъезжает с роялем ближе к рампе и говорит: I have a special request for tonight. И играет Daniel. Я чуть не заплакал тогда. Это впечатление на всю жизнь. А что касается музыки, то так вышло, что я, когда женился, продал всю свою аппаратуру: нужны были деньги. Это был 1984 год. И я как-то резко поставил крест на слушании музыки. Музыку с середины 1980-х годов я практически не знаю, для меня музыка — все, что было до этого, Beatles, Led Zeppelin, Эрик Клэптон, Элтон Джон.

Троицкий: Почему бы не купить новый комплект аппаратуры?

Авен: Мне на ближайший день рождения дети должны подарить iPod, закачать туда Beatles и Элтона Джона, а также все, что они считают правильным. Сейчас уже вся надежда на них. А почему ты не спросил об очень важных для меня вещах — семье и путешествиях? Тебя, как человека сейчас холостого, это, видимо, не очень волнует. Но я жизни вне контекста семьи и путешествий не представляю. Иван Алексеевич Бунин говорил, что для счастья нужно три вещи — любовь, работа и путешествия. Семья, наличие детей в моей жизни влияют на мою жизнь гораздо больше, чем живопись.

Троицкий: Твои дети уже взрослые, живут в Англии.

Авен: Я каждый день говорю с ними по телефону, стараюсь видеться как можно больше, пишу им каждый раз список книжек, которые им надо прочитать, фильмы, которые надо посмотреть.

Троицкий: Слушаются?

Авен: Они меня видят мало, поэтому слушаются. У меня близнецы, мальчик и девочка, им по 15 лет, и это совершенно разные люди, они меня постоянно удивляют. Я давно усвоил, что твой ребенок — это не ты. Я пытаюсь их воспитывать, что-то объяснять, но не преувеличиваю результат своих усилий. Скорее, важен пример: они наблюдают, как мы живем, кто бывает у нас дома, о чем мы разговариваем. Мы очень откровенны с детьми, не притворяемся перед ними и, конечно, стараемся много времени проводить вместе. Единственная вещь, которая у меня фундаментально изменилась, когда появились деньги, — это возможность путешествовать. Раньше мы ездили только с женой, а теперь все вместе. Каждый год мы совершаем одну-две большие поездки в разные места. Мы были в Северной Корее, проехали весь Раджастхан, были в Бутане, Новой Зеландии, Аргентине, Кении.

Троицкий: По какому принципу ты выбираешь маршруты? То, что ты назвал, явно не для расслабленного отдыха, а для пытливого путешественника.

Авен: Пятнадцать дней в Мьянме — это и правда не самое легкое путешествие. Мы выбираем те места, где есть что-то особенное, которые могут скоро исчезнуть. Поэтому я в Северную Корею рвался много лет. И она поразила меня. Оказалось, что к нашему прошлому эта страна не имеет никакого отношения. Бутан — тоже другое мироощущение. Там на 700 000 населения 100 000 монахов. Конечно, понять этот мир сложно, но можно попытаться что-то почувствовать — через архитектуру, рынки, через что-то материальное. Два года назад проводили Новый год с детьми в охотхозяйстве на юге Архангельской области — вот это совсем дикие места. Там поезд останавливается на станции всего на две минуты — выскакиваешь и оказываешься in the middle of nowhere. Я сам много путешествую по России, езжу на охоту, но это более спартанские условия, не для детей. Последнее мое путешествие было в Хабаровский край, мы жили с моим товарищем Германом Ханом в палатках, а пару ночей и без палаток, на земле, накрываясь брезентом.

Троицкий: Какой еще отдых тебе нравится?

Авен: Как только приезжаем в какой-то город, я тут же иду в музей и тащу детей с собой. И кстати, небольшие частные музеи всегда производили на меня более сильное впечатление, чем МОМА или Лондонская национальная галерея. Самый потрясающий музей — коллекция Фрика в Нью-Йорке, феерическое собрание начала прошлого века. И детям, кстати, начинают нравиться музеи. Одно из главных качеств образования — оно существенно расширяет возможности наслаждения. Когда ты разбираешься в живописи, то получаешь новый серьезный источник наслаждения.

Троицкий: Чего тебе не хватает для счастья — или у тебя уже все есть?

Авен: Мне кажется, что человек счастлив или не счастлив по причинам внутреннего свойства. Я человек генетически счастливый, что бы ни происходило в моей жизни. Мучительно переживаю только собственные ошибки. Я даже сейчас думаю, что кризис и мы потеряли много денег, надо бы расстраиваться — но не получается. Даже если все, что было накоплено за эти годы, потеряем, я не буду сильно переживать.