Войны не будет
Хотя российская политика отчасти определяется эмоциями и личными выгодами заинтересованных сторон, она при этом очень рациональна и ориентирована на обеспечение возможности окружающим президента людям эффективно контролировать страну — цель, в достижении которой они были до сих пор чрезвычайно успешны благодаря (но лишь отчасти) высоким ценам на нефть. Милитаристская риторика является полезным инструментом для того, чтобы нация отвлекалась от внутренних проблем и сплотилась вокруг лидеров; враждебная реакция на эту риторику со стороны других стран помогает доказать недружественность внешнего мира и необходимость сохранять бдительность и единство. Но реальные военные действия (если только они не обеспечивают быструю и почти бескровную победу) приводят к обратному — в страну начинают поступать гробы, в национальной экономике образуется дыра, создается огромный политический риск: Вьетнам изменил лицо американской политики, Алжир сделал то же самое с Францией, Афганистан подтолкнул к разрушению СССР.
До сих пор Кремль был очень точен в применении военной силы: Абхазия и Южная Осетия в 2008 году определенно были «маленькой победоносной войной», Крым присоединили практически без единого выстрела, а участие в боевых действиях в Донецкой и Луганской областях не было признано Россией официально и не было реальным полномасштабным вторжением.
Угроза «вторжения» полезна как для Кремля, так и для западных политиков: Кремль получает достаточно внимания и показывает свою значимость общественности (США хотят с нами поговорить!), американские и европейские политики используют шанс, чтобы перенести предмет обсуждения со сложной экономической повестки на нечто далекое и безвредное для местных избирателей.
Противостояние «вторжение против санкций» является беспроигрышным: хотя ни то, ни другое не состоится в реальности, Кремль может утверждать, что он диктует правила игры Западу, а Западу, прежде всего президенту США Джо Байдену, может сойти с рук утверждение, что угроза санкций остановила полномасштабную военную операцию, — благородное достижение, если сбросить со счетов тот факт, что вторжение не планировалось и угроза санкций не была страшной.
Действительно, обсуждаемые санкции не навредят России настолько, чтобы заставить Кремль переосмыслить свою геополитическую стратегию, и не ослабят позиции президента Владимира Путина — на самом деле совсем наоборот.
Предлагаемые меры традиционно сосредоточены на четырех областях: личные активы российских политиков и бизнесменов на Западе, российский суверенный долг, российская финансовая система и продажи российского газа.
Санкции не сработают
Лишение российских генералов, депутатов Госдумы, бизнесменов, зарабатывающих на госконтрактах, и оставшихся олигархов возможности владеть домами, учить детей и хранить накопленное в США и других западных странах звучит как серьезная угроза. Сейчас многие из них месяцами живут на своих виллах в Италии, Испании или Майами, швартуют огромные яхты и частные Boeing в средиземноморских маринах и аэропортах, отправляют своих отпрысков в элитные школы-интернаты и селят жен и любовниц в самых дорогих городах мира.
Однако хотя для них санкции были бы болезненны, они оказались бы очень выгодны для Кремля и тех, кто действительно находится у власти в России. Эти люди проводят отпуск в Крыму и Сибири, готовы держать свое богатство в виде долей в российском бизнесе; они считают тех, кто тратит состояния вне России, потенциальными предателями и готовы вознаграждать тех, кто пострадал от санкций, — в обмен на лояльность. Меньший отток капитала из России, больший фокус на внутренних делах, более жесткая зависимость от Кремля — если бы персональные санкции не были на повестке дня, Кремль должен был бы придумать их сам.
Что касается российского долга, то международное участие в нем составляет чуть более 20% от скромных $280 млрд (внутренний и внешний долг). Международные резервы Российской Федерации в 12 раз превышают эту величину: только в 2021 году они выросли на $32 млрд. Хотя это и оскорбительно для гордости россиян, но запрет на международное участие в суверенном долге не нанесет ущерба российскому финансовому положению или экономике.
Отключение России от системы SWIFT звучит ужасающе — для западных финансовых институтов, которые работают со своими коллегами только через SWIFT. Но у российского ЦБ есть своя система межбанковских переводов, апробированная и готовая к использованию для 100% внутренних транзакций. Отправлять деньги за границу можно будет (пусть и сложнее) с помощью телексной связи — как это делалось до того, как Россия подключилась к SWIFT. В первую очередь это станет головной болью крупнейших международных банков: им нужно будет обеспечить платежи в размере более $400 млрд в год за нефть, газ, зерно, уголь, сталь, титан, древесину и другие важнейшие ресурсы, от которых зависит Запад и которые поставляются из России напрямую. Кроме того, Россия платит более $230 млрд в год поставщикам различных товаров и порядка $100 млрд — поставщикам услуг, в основном из Китая и западных стран.
Все российские контрагенты будут заинтересованы в получении своих платежей, и никому из них не понравится идея задержек и повышения банковских сборов из-за санкций. Можно отключить Visa или Mastercard в России — и они потеряют хороший рынок, миллионы россиян получат яркое доказательство враждебности Запада, а карты «Мир» и китайские карты будут доминировать на российском рынке через несколько недель.
Наконец, газ. Российский природный газ составляет более 40% европейского потребления, и эта доля сохраняется, поскольку Великобритания и Норвегия не имеют ни планов, ни возможности увеличить свою добычу, алжирские трубопроводы работают на полную мощность, средиземноморские месторождения по-прежнему являются долгосрочной перспективой, часть АЭС в Европе закрыты, а новые зеленые источники энергии ненадежны. Будучи критически важным для Европы, экспорт газа имеет меньшее значение для России. В зависимости от цен доходы России от поставок газа в другие страны варьируются от $25 до $65 млрд в год (если цена на газ останется на текущих максимумах, они, вероятно, будут близки к $70 млрд), в то время как только экспорт сырой нефти приносит около $100-$130 млрд в год.
Более того, как показали последние события, газовый рынок имеет очень низкую эластичность, а относительно небольшой дефицит вызывает резкий скачок цен. Если Россия по каким-то причинам ограничивает поставки газа в Европу, то цены растут, доходы от российского газа растут, количество газа, доступного для внутреннего потребления, тоже растет, что позволяет еще и снизить внутренние цены.
Учитывая все это, Россия выигрывает от скачка цен на газовом рынке, даже когда объем поставок падает. Поставки природного газа в Европу становятся дипломатическим оружием, от которого ЕС не имеет защиты: санкции против российских трубопроводов не только нанесут наибольший вред самим европейцам, но и Россия сама может ввести такие же санкции — и будет чувствовать себя уверенно. Вместо того чтобы беспомощно смотреть на атаку США против «Северного потока — 2», Россия могла бы сократить поставки через Украину на 25% (разумеется, из-за технических проблем) и ждать, пока Брюссель начнет умоляет открыть газопровод как можно скорее.
Для тех, кто считает, что это невозможно, у меня плохая новость — это уже происходит. Фатих Бироль из Международного энергетического агентства (МЭА) признал, что только в октябре этого года Россия поставила на 15% меньше газа, чем могла, используя гибкие формулировки контрактов. В октябре 2020 года Россия обеспечила Европе почти 4000 ГВт/сутки газа, в октябре 2021-го поставка составляла всего 2700 ГВт/день. Цены взлетели, сильно ударив по европейской экономике и подтолкнув рост инфляции. Если бы это было результатом гипотетических санкций, я бы поставил под сомнение саму идею их применения.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции