Фьючерс без будущего. Что нужно, чтобы новый биржевой инструмент по торговле нефтью начал работать

В ноябре 2016 года Санкт-Петербурская международная товарно-сырьевая биржа (СПбМТСБ) объявила о начале торгов поставочным фьючерсом на российскую нефть Urals. Этот вид фьючерса предполагает реальную поставку (в отличие от расчетного, который подразумевает только выплату разницы между ценой контракта и той, которая сложилась на день выполнения соглашения).

История запуска этого инструмента была долгой и сложной. Запустить биржевые котировки российской экспортной нефти пытались еще в 2006 году, когда на Нью-Йоркской товарно-сырьевой бирже ввели фьючерс на российскую экспортную смесь сырой нефти с поставкой FOB из порта Приморск. Однако спроса не было, и с 2012 года от этого инструмента отказались. Хотя осталась идея закрепить отдельную цену российской нефти Urals, не привязанную к корзине из популярных сортов (Brent, WTI, Dubai Crude).

К ней вернулись спустя пару лет на президентской комиссии по вопросам развития ТЭК. Для запуска фьючерса была выбрана СПбМТСБ. И спустя еще два года запуск состоялся. Как видим, на это потребовалось немало времени.

Оправдать эту задержку мог бы успех нового фьючерса (глава Федеральной антимонопольной службы Игорь Артемьев подчеркивал, что «Россия показывает высокий уровень своих технологий, в частности, биржевых»). Однако, по мнению экспертов, новый инструмент рынком не востребован. Одна из причин — отсутствие у СПбМТСБ опыта реализации столь масштабных задач, а также курирование проекта непрофильным ведомством — ФАС.

Площадка для торговли фьючерсом была изначально неверно выбрана. В отличие от, например, Московской биржи, СПбМТСБ известна лишь в российских узкопрофессиональных кругах. Для успеха такого проекта к торговле должны быть привлечены хеджеры и спекулянты. Спекулянты создают ликвидность, хеджеры страхуют свои позиции с помощью этого инструмента. И здесь возникает главная загвоздка — спекулянты об этой бирже не знают ничего. Более того, нерезиденты не будут даже открывать лимит под эту площадку из-за ее локальности и отсутствия у нее сколько-нибудь значимого капитала. Это не значит, что ее надо было вообще не привлекать к проекту. Например, клиринг можно было бы оставить за этой площадкой, но торговать новым инструментом стоило бы все же на Московской бирже.

Второй момент, с которым связан провал нового фьючерса — этот инструмент поставочный. Возможно, хеджеров, при определенных условиях, это бы устроило, но  спекулянтам поставка не нужна, их больше интересуют расчетные инструменты. Более того, на финансовом рынке всегда больше приветствовались расчетные фьючерсы: им проще найти дорогу к своим потребителям — трейдерам.

Третий момент связан с тем, что цена этого инструмента должна учитываться в налоговых целях. Когда фьючерс ликвиден, и объем его торгов достаточно велик, он становится показателем реальной оценки продукта рынком. В случае с русским фьючерсом Федеральная налоговая служба (ФНС) могла бы по его цене определять справедливую стоимость Urals и по ней считать налоговую базу для нефтяных компаний. Таким образом, русский фьючерс стал бы исходной точкой для расчетов.

С привлечением к проекту профильного ведомства — ФНС — были бы закрыты вопросы с получением прибыли от использования инструмента как в нефтяных компаниях, так и других компаниях-участниках рынка.

В этом смысле даже логичнее было бы передать контроль над фьючерсом в ФНС. У ФАС нет необходимых компетенций и опыта для работы с такими проектами. Ими должны заниматься профессионалы-биржевики: Московская биржа, специалисты ФНС, нефтяные компании, которые заинтересованы в хорошем результате (например, «Транснефть», которая тоже задействована в проекте, поскольку это поставочный инструмент).

Кроме того, нужно привлекать к этому инструменту потребителей: устраивать презентации, ездить по компаниям и попробовать его продавать как хороший индикатор российского рынка нефти. Всего этого, к сожалению, не делалось.

А еще нужен маркетмейкер. Обычно, когда новый инструмент выходит на биржу, с кем-то из участников, котирующем обе стороны и поддерживающим какую-то ликвидность инструмента, заключается договор маркетмейкерства. Нефть котируется по нескольким эталонным смесям: Brent, Urals и т.д. Если бы нефтетрейдеры, связанные с российскими нефтяными компаниями, начали котировать нефть, отталкиваясь от нового фьючерса, по сути, отвязав его от Brent, это был бы безусловный успех. Только в этом случае участникам рынка было бы интересно прийти на СПбМТСБ, хеджироваться или покупать впрок.

С появлением фьючерса можно было бы понять, связана ли цена Urals с ценой Brent и как влияет на фьючерс курс рубля. Если будет доказана корреляция, то появится интерес спекулянтов к новому инструменту. Чтобы заработать, они будут играть на ценах: открывать позиции в Brent, во фьючерсе и в паре рубль-доллар, и, соответственно, подтягивать цену фьючерса к справедливой. Если же котировка контракта будет оторвана от мировой цены на Brent, то новый фьючерс так и останется невостребованным, как это происходит сейчас.

Летом 2017 года Санкт-Петербургская биржа предложила Шанхайской нефтегазовой бирже и китайским игрокам присоединиться к торгам фьючерсом на нефть Urals. Однако участники рынка уверены, что соглашение с китайской стороной вряд ли принесет ощутимую выгоду России. Если биржа будет продавать китайцам нефть по внутрироссийской цене, это будет выгодно китайской стороне, но не выгодно российским продавцам, ведь они точно так же могли бы продать нефть на мировом рынке. Китайцам же будет интересна работа на  СПбМТСБ, если они получат дисконт к цене, по которой могли бы купить нефть в любом другом месте.

Другими словами, Китаю могут быть предоставлены такие же льготные условия по продаже нефти, как для внутренних российских потребителей. Но реальная цена этой «комбинации» в случае ее осуществления — многомиллиардные потери выручки российских нефтяников и бюджетных доходов от налоговых поступлений.