«Мы должны уйти от попыток догнать человека и забрать у него 100 рублей»

Опубликовано в журнале «Русский Newsweek» №16 (285) за 2010 год

— Вы не планируете гуманизацию исполнительного производства? Даже в правительстве возмущались, что дома в поселке «Речник» сносили ночью на морозе.

— Дело в том, что часто исполнение решения суда производится непосредственно взыскателем. Дома в «Речнике» сносила префектура Западного округа Москвы, и она не обязана уведомлять службу судебных приставов, что пошла сносить незаконно возведенные постройки. Наш контроль заключался в фиксации самого факта сноса. Мы согласны, что процедуру сноса необходимо более четко прописать в законодательстве, как это сделано, например, с выселением. Можно ввести ограничения по климатическим нормам: например, при минус 10°С, если в доме находятся люди, исполнительные действия проводиться не должны. Сегодня правительство Москвы и Росимущество сносить дома [в «Речнике»] не планируют. Мы должников обо всем уведомили, теперь все зависит от того, что решит межведомственная комиссия. В любом случае судебные решения есть и их придется либо исполнять, либо отменять.

— Ситуация с «Речником» – типична ли она для России?

— В прошлом году было снесено более 2000 построек, но это в основном коммерческие помещения - ларьки, магазинчики, автозаправки. Хотя были и жилые дома. Люди там не прописаны, у них нет документов на собственность. С точки зрения закона это просто предмет материального мира, похожий на дом, не более того.

— С недавних пор у приставов появилось право врываться в жилище, даже если хозяина нет дома. Часто ли вы пользуетесь этим правом?

— Не врываться, а входить. Эта практика не получила широкого распространения. Как только закон предоставил судебному приставу такое право, граждане стали чаще добровольно открывать двери. В прошлом году по всей стране было всего 22 случая принудительного входа в жилище.

— А у вас когда-нибудь были долги?

— Не могу вспомнить, чтобы я брал у кого-то в долг. Кредиты точно не брал - считаю, что надо жить по средствам.

— Как вы оцениваете опыт одного из ваших подразделений, когда фотография реальной девушки была использована как приманка для должников в «Одноклассниках»?

— Сейчас идет судебное разбирательство, и окончательная оценка будет дана судом. Полагаю, подобную практику можно признать успешной с поправкой на необходимость использования изображений, отредактированных с помощью Photoshop, либо изображений работников службы судебных приставов. Интернет - это открытое пространство. В социальных сетях любой человек может найти информацию, которой больше нигде нет. Это не запрещено.

— Недавно служба вышла с инициативой взять часть функций Росимущества по реализации конфиската. Зачем вам эти обязанности?

— Пока эти вопросы находятся в стадии обсуждения. Понятно, что есть вещи, которые должно продавать Росимущество на электронных торгах: это недвижимость, предприятия, другая дорогостоящая собственность. Но есть и малоценное имущество, в том числе в отдаленных районах, скажем Якутии, и его тоже нужно продавать. Например, судебные приставы арестовали там имущество на 5000 рублей - дрова или телевизор. Сегодня схема такая: его надо везти на самолете в Якутск, чтобы там продать. А на месте этого сделать нельзя, потому что у Росимущества зачастую нет районных отделений. Если бы такое недорогое имущество могла реализовывать служба судебных приставов, то на уровне района этим занимался бы специально отобранный индивидуальный предприниматель или юридическое лицо. Это не изобретенный сегодня велосипед, так делают в большинстве стран, и в России до 1917 года было именно так.

— Вы не раз критиковали работу своего московского подразделения. Как вы пытаетесь исправить ситуацию?

— В управлении службы по Москве есть масса застарелых проблем: нет надлежащей регистрации исполнительных документов, отсутствует дисциплина, в том числе финансовая. Это связано с тем, что структура управления неадекватна запросам москвичей и объемам Москвы. Когда в одну канцелярию за день приходят 3000 человек, естественно, в канцелярии начинается хаос.

Сейчас мы планируем увеличение количества территориальных московских подразделений - к концу года их будет не 12, а 33, на территории каждого районного суда. И это, вероятно, не последнее дробление. Мы подготовили программу выделения 250 дополнительных штатных единиц московской службе за счет других территориальных управлений. Но пока нам просто негде разместить людей, нужно 33 здания. В прошлом году мы уже нашли здание в районе Белорусского вокзала для центрального аппарата и нескольких центральных подразделений - но, к сожалению, мы его арендуем. В ближайшие годы мы постараемся сделать все для того, чтобы московская служба вышла хотя бы на средний уровень по России - сейчас она в рейтинге наших территориальных органов находится в самом конце. С количеством исполненных судебных решений, кстати, у них все нормально - около 70%, но остаются не взысканными самые крупные долги.

— Сколько денег федеральная служба потратила на взыскание долгов в прошлом году?

— Бюджет службы в прошлом году составил 33,9 млрд рублей. Было взыскано свыше 283 млрд рублей, причем две трети из этой суммы мы взыскали в пользу граждан и юридических лиц, остальное - в пользу государства. Так что цифры говорят сами за себя. Пять лет назад мы исполняли около 30% судебных решений, а сейчас - уже более 70%. Мне даже впервые начала попадаться информация о том, что стали менее востребованы услуги коллекторских агентств. Это показательный сигнал того, что служба стала лучше работать.

— Коллекторские агентства оказывают вам серьезную конкуренцию?

— Нет, потому что они решают задачу в своей плоскости, а мы - в своей. В нормальной экономической и юридической системе коллекторы - это собиратели плохих долгов. Их методика - это набор экономических инструментов: рассрочка, поиск консенсуса, медиация. А то, что сегодня некоторые коллекторы пытаются телефонными звонками и угрозами довести должника до бессознательного состояния, - это неправильно. Их задача - экономическая цивилизованная обработка этих долгов, а не попытки их принудительно взыскивать такими методами.

— К каким базам государственных ведомств у службы уже есть доступ?

— Мы можем запрашивать и получать информацию из большинства баз данных - налоговой, миграционной, регистрационной, ГИБДД и Пенсионного фонда. Судебному приставу надо знать кредитную историю гражданина, место его работы, наличие загранпаспорта, сведения об имуществе, транспортных средствах. Очень важно знать реальное место жительства и номер мобильного телефона должника, чтобы обеспечить его своевременное уведомление. Если, допустим, на человека пришел штраф на 200 рублей, то проще всего взять номер мобильного телефона и позвонить. По нашему опыту, треть должников сразу оплачивают задолженность. В принципе мы можем и сами списать деньги со счета, но для этого требуется судебное решение. Сегодня мы прибегаем к такой мере в единичных случаях.

— Какой вы видите выход в решении проблемы «копеечных» долгов, когда из-за одного рубля долга приходится включать всю систему судопроизводства?

— Проблема делится на две части: это задолженности (по налогам, пенсионным взносам) и взыскание сторублевых административных штрафов. Во многих странах, например в Германии, действует безальтернативная замена штрафа на административный арест. Система действует: почти 100% штрафов оплачивается, потому что люди понимают неотвратимость наказания. Такая же система действует в российском уголовном законодательстве - не платишь штраф, назначенный в качестве наказания за преступление, его меняют на другой вид наказания.

Мне кажется, аналогичная процедура должна быть предусмотрена в Административном кодексе. Мы должны максимально уйти от попыток догнать человека и забрать у него 100 рублей. Это его право, в конце концов. Не хочешь или не можешь заплатить штраф - все равно ты должен понести ответственность. Кстати, в некоторых европейских странах, например в Греции, наряду с кнутом используют и пряник: если человек платит штраф в течение короткого промежутка времени, то его размер сокращается вдвое. Такая система более прогрессивна, чем наша: есть мотивация на уплату.

Если же говорить о фискальных взысканиях, то мы однажды подсчитали, что на взыскание нескольких копеек государство потратило около 1500 рублей. Только производство обошлось нам почти в 370 рублей. Недавно в Совете Федерации была инициатива об установлении предела для принудительного взыскания - не меньше 500 рублей. Но она пока не реализована.

— Как вы относитесь к тому, что судебных приставов все воспринимают негативно – как инструмент выколачивания долгов?

— Тот факт, что в целом нас не любят, говорит об уровне нашего правосознания. Например, в США сплошь и рядом можно видеть на доме нарисованный глаз - это означает, что человек сотрудничает с полицией. И он этим гордится. Пока мы будем снисходительно относиться к «блатной» культуре во всех ее проявлениях, до тех пор слова о правовом обществе останутся лишь намерениями. Но, безусловно, очень многое зависит от самих правоохранительных органов, которым крайне важно поднять свой авторитет в обществе.