Я [бы] обозначил шесть приоритетов, которые готов защищать и как-то обосновывать: общее экономическое законодательство; региональная политика; технологические приоритеты; состав и функция федеральных органов исполнительной власти; инструменты и механизмы государственной инновационной политики; реформа образования и науки.
Общее экономическое законодательство
Корпоративное законодательство. Самая простая вещь. Те из вас, кто связан с венчурными инвестициями, прекрасно знают, что в нашей стране есть единственная организационная правовая форма под длинным названием «Закрытый паевой инвестиционный фонд особо рискованных венчурных инвестиций». Форма — отвратительная. Хуже представить себе невозможно: с двойным налогообложением, с десятком изъянов, лишающая возможности проводить второй и третий раунд подъема денег. То, что есть в мире на этот счет: GP-LP (general partnership и limited partnership) — на русский язык не переводится. Поэтому ясно, что просто нужен новый закон, создающий новую форму, дающую возможность по-человечески формировать венчурный фонд.
Другой кусочек корпоративного законодательства — это результат работы венчурного фонда. Он, собственно, что создает? Он создает стартап. А стартап — это что? ООО или товарищество. Не годится. Каждая из действующих организационных форм в принципе не пригодна для нормального функционирования инновационной компании на этой стадии. Наша работа в этом смысле привела нас к разработке нового закона — Закона о коммерческом товариществе, который радикально упрощает жизнь тем, кто собрался заниматься реальным инновационным бизнесом.
Если вы поговорите с инноваторами, то первое направление почти все назовут: таможня. При слове «таможня» просто любой будет хвататься за револьвер, если он у него есть. Ясно, что здесь нужна, ну если не революция, то радикальное изменение. Мы выявили необходимость полного пересмотра Таможенного кодекса России. К счастью, в Таможенный кодекс Таможенного союза удалось вложить десятки базовых норм, направленных на это [облегчение венчурного бизнеса]. Но это первый шаг. Шаг номер два: российский Закон о таможенном регулировании, который сегодня разработан и внесен в Государственную думу. Шаг номер три: валютный контроль. Это Центральный банк. Другие принципы, переосмысление сути валютного контроля. К счастью, мы в хорошем диалоге с ЦБ, они понимают и помогают нам готовить законопроект. Еще очень деликатный кусочек называется «экспортный контроль». Это совсем специальная сфера. Закон об экспортном контроле в России абсолютно непригоден для нормальной жизни. Требует полной переделки от начала и до конца, и, как это ни странно, ведомство, специально занимающееся этой темой, с пониманием относится к нашим предложениям. Мы решаем проблему нового закона об экспортном контроле.
Весь проект в целом называется «зеленый коридор». Замысел: попытаться создать зеленый коридор для российской инновационной продукции. Мы либо создадим инновационную экономику международного класса, либо ее уже не создать вообще. Она не может быть местной, немного «для себя». Она в таком режиме не живет и не функционирует. Именно поэтому все, что касается внешних экономических связей, для нас абсолютный приоритет.
Налоговый кодекс. Наши пятимесячные битвы с министром финансов на этот счет позволили достичь серьезного взаимопонимания: начиная с принципов инновационной политики и кончая объявленным президентом отказом от налогообложения прироста капитала (capital gain). Правда, там внутри есть маленькая развилка. Есть рост капитала у юрлиц, есть рост капитала у физлиц. Физлица — это бизнес-ангелы. Это важнейший институт финансирования инновационных проектов, который, вы будете смеяться, у нас существует и абсолютно реальный. Мало того, сейчас мы будем создавать Российскую ассоциацию бизнес-ангелов. Их обязательно нужно подвести под этот закон, они в обязательном порядке должны получить освобождение от налога на прирост капитала.
Техническое регулирование
Крупнейшая сфера. В 2002 году в России был принят закон о техрегулировании. Очень замечательный, очень передовой, очень стратегический, вообще никакого отношения к жизни не имеющий. Не реализован ни в какой форме. В стране на сегодня принято, специалисты меня поправят, чуть меньше двадцати регламентов, которые лежат в основе этого закона. Это означает, так уж совсем называя вещи своими именами, что страна живет без техрегулирования.
Ответить на вопрос, работают ли сегодня те 100 000 ГОСТов, полтора миллиона ОСТов, столько-то сот тысяч СНИПов и еще столько сот тысяч норм и правил в отраслях, невозможно. И представить себе на секунду, что экономика нашего масштаба, за миллиард долларов ВВП, вообще не имеет технического регулирования… Ну, в жизни, основанной на трубе, — можно. В жизни, основанной на хайтеке, — невозможно. Так не бывает. Я считаю, что задача концептуального переосмысления технического регулирования является одной из важнейших и ее решение требует серьезнейших интеллектуальных усилий.
Интеллектуальная собственность
Есть закон, по-настоящему прогрессивный документ. В целом ряде случаев дал в общем прогрессивные нормы. Основной вектор — сверху вниз. Вот есть собственно разработчик, автор. Дальше институт, в котором он работает, — второй уровень. Дальше ведомство, которое деньги давало. И еще выше — государство. Смысл вектора, заданного законом: вниз передать реальные права обладания. Закон разрешает пользоваться этими правами на среднем и высоком уровне, и можно передавать эти права вниз. А государство наше не хочет. Государство надо заставлять — ничего другого оно не понимает и не поймет никогда. Государству нужно запретить [«сидеть» на правах обладания интеллектуальной собственностью. — Forbes]. Вот тогда это может оказаться действенным.
Суть проблемы промышленной интеллектуальной собственности в разрыве между центром мотивации и центром правообладания. Мотивация находится у того, кто придумал. Правообладание — далеко-далеко. Кто хочет инициализировать права, тот не может. А тот, кто может, не хочет. Все остальное вторично. Пока мы не решим эту задачу, не добьемся ничего. Суть решения задачи — интеллектуальная амнистия. Это суть того, что мы будем облекать в нормы существенного обновления законодательства в сфере интеллектуальной собственности.
Государственные и муниципальные закупки
Отдельная большущая тема. Триллион и двести миллиардов рублей в части инновационной, не работающие вообще. Невозможно по принципу минимизации цены финансировать НИИ. Здесь нужны крупные, масштабные и значимые решения.
Суть: все российское законодательство от начала до конца выстроено по задаче индустриальной экономики. Мы пытаемся построить постиндустриальную. Это другой мир. Именно поэтому, к сожалению, этой историей сегодня нужно заниматься более чем основательно, серьезно и системно.
Региональная политика
Но экономическое законодательство — только часть инновационной стратегии России, на которую я намерен замахнуться. Еще одна часть — региональная политика. Ясно, что регионы не могут работать одинаково, ясно, что с каждым надо разбираться отдельно. Ясно, что мы вряд ли будем строить инновационную экономику в каждом из 83 регионов России. Рано или поздно придется ответить на вопрос, где наши приоритеты. Ответить тем губернаторам, которые не получат никакой государственной поддержки, — это гораздо более сложно, чем встретиться с теми, кому ты говоришь «да». Тем не менее, не пройдя эту развилку, невозможно в стране нашего масштаба строить региональную инновационную политику, а она абсолютно необходима.
Технологические приоритеты
Президент обозначил пять приоритетов, что, на мой взгляд, в целом разумно. Другое дело, что нам необходим следующий шаг. За этими приоритетами (космос, медицина, энергоэффективность, био- и нанотехнологии) точно нужен переход на более очерченные крупномасштабные технологические и продуктовые инновации. В моем понимании это должны быть те инновации, те продукты и технологии, которые способны либо изменить базовую технологию целой отрасли, либо просто создать новую отрасль. О чем я говорю? Приведу примеры, которые нам [«Роснанотех»] понятны и близки, которыми мы серьезно занимаемся.
Светотехника на светодиодах. Светодиод требует энергопотребления в семь раз меньше, а срок его службы в 50 раз дольше. Точно заменят и офисное освещение, и уличное, и промышленное, и автомобильное, и освещение специальное, вплоть до хирургического и фонариков. Отрасль в следующие 15–20 лет будет заменена полностью.
Похожая, но менее четкая ситуация наблюдается с автомобилестроением. Очевидно просматривается переход сначала к гибридному, а затем и к электромобилю, за которым масштабная технологическая проблема — двигатель, аккумулятор и суперконденсатор. Понятно, что переход такого рода прежде всего опирается на инфраструктуру, возможность либо замены аккумулятора, либо зарядки, которая не решается без масштабной государственной поддержки.
Скоростное железнодорожное сообщение. Революция медицины вследствие массового секвенирования генома. Цифровые медиа. RFID-метки (заходите в магазин без касс, берете, что вам надо, и уходите. С вашей карточки автоматически списывается стоимость покупок).
Совершенно ясно, что под эту задачу придется полностью перестроить федеральные органы государственной власти. Задайте вопрос: какой министр отвечает за инновационную экономику? Кто? Фамилия, адреса, явки, как говорит наш начальник. Наверное, Фурсенко. А может быть, ответ — Набиуллина. Я с огромным уважением отношусь к Андрею Александровичу и Эльвире Сахипзадовне, но это тот случай, когда двое хуже, чем один. У двоих начальников не может это работать. Если это приоритет страны, значит, это должна быть не комиссия и даже не две комиссии, значит, должен быть министр, который отвечает с утра до вечера за это.
Вообще степень сложности государственного воздействия на экономику вырастает порядково. Уровень компетентных запросов, требований к государству возрастает порядково. И это задача, которая требует колоссальной работы, к которой присоединяется еще одна мелкая задачка под названием «Реформа образования и науки». Наверное, это вопрос не этого политического цикла, а следующего. Если в сфере образования мы видим реальные шаги — единый госэкзамен, исследовательские университеты, — то в сфере науки… я, может, проглядел, не знаю. Что-то я как-то не заметил.
Выводы. Что, собственно, автор хотел сказать своим произведением? Я хотел сказать всего-навсего три вещи по поводу инновационной стратегии России. Первое: пора. Наступил момент смены вех, если, кто помнит, соответствующие исторические аналогии с пражским сборником 1921 года. Это сейчас надо делать. Мысль номер два: все, что я сказал, — слабенький, бледный, робкий, неполный, нецелостный и бездоказательный заход в тему. Мысль номер три: начальство не может и не сможет решить эту задачу. Задача такого класса сложности — это не задача министра и министерства, правительства или президента. Это задача интеллектуальной элиты. Рискну сказать, что все, что я прочел — тысячи публикаций толстых, тонких, — не решает эту задачу. Я не вижу документа, который бы соответствовал запросам. Это означает, что сегодня у нас не правительство отстало, мы с вами отстали. Мы с вами не сформулировали внятного, целостного ответа на этот вопрос. Именно поэтому я и здесь. Именно вы и должны дать на него ответ. Спасибо за внимание.
Записала Ольга Попова