Нашей стране будет сложно вырваться из ловушки своей экономической модели
Во все времена жизнь человечества определяется экономическими обстоятельствами. «Ищите спор о бифштексах», — говорил Лев Бронштейн (Троцкий) о политических, религиозных и даже эстетических конфликтах прошлого. При этом в экономике любой страны с древности угадываются черты одной из двух моделей. Назовем их «партнерством» и «корпорацией». Как в живом организме, в любой стране присутствуют черты обеих, но один тип доминирует. Модель партнерства дает обществу возможность устойчиво развиваться. Корпоративная модель закладывает основу для гибели государства.
Ложное богатство
Экономика государства-корпорации нацелена на защиту и приумножение богатства государства как института. Главные слова — «интересы государства», «враги государства», «миссия государства». Идеология основана на приоритете общественного и долге каждого перед государством. Дикость такой идеи, если ее высказывать изолированно, очевидна (действительно, какой долг может быть перед чем-то эфемерным, несуществующим), но в пропагандистском контексте она привлекает население скрытым обещанием возможности иждивенчества. Население «корпорации» слабее реагирует на экономические стимулы и существенно менее эффективно. Очевидно, существование такого государства должно поддерживаться неким ресурсом, а позитивная реакция населения — иметь какую-то природу.
На самом деле корпоративное государство в наибольшей степени соответствует биологической природе человека. Так же устроена стая обезьян: в мире, где труд отсутствует, основной задачей является обнаружение, защита и использование природного ресурса. «Корпорация» лучше всего обеспечивает выживание стаи, а выживание отдельной особи в природе не имеет значения.
Как и стая бабуинов, корпоративное государство формируется вокруг естественных конкурентных преимуществ. В их роли могут выступать и богатые недра, и выгодное географическое положение. Условие одно: ресурс должен обеспечивать приток финансовых средств из-за рубежа и не оказывать существенного влияния на внутреннюю экономику. Последние исследования показывают, что само обладание ресурсом не ведет к образованию государства-корпорации: но государства, в которых доля доходов от экспорта ресурса в ВВП становится выше 30%, всегда (это не преувеличение) корпоратизируются.
Технологии тоже являются ресурсом, и технологические инновации сами по себе ничего не меняют в модели государства. К экзотическим видам технологического ресурса можно отнести развитую профессиональную армию. Создание такого ресурса Марием в Древнем Риме заложило основу для окончательной корпоратизации римской республики, превратившейся из протодемократии в неэффективную монархию. Можно вспомнить Испанию, чей могучий флот в XVI веке контролировал до половины оборота мировой торговли, а инквизиция служила идеальным инструментом передела в рентной экономике. Это привело испанское государство к нескольким векам вырождения, потере генофонда и превращению в одно из самых отсталых государств Европы.
Государства корпоратизируются даже на базе регулярной иностранной финансовой помощи, превращая ее в ресурс.
США так активно используют на экспорт ресурс национальной валюты, что только эффективное развитие внутреннего рынка и производства удерживает их от корпоратизации.
Ресурсом может служить и идеология. Арабский халифат — яркий пример такого экспорта. Правда, этот экспорт сопряжен с экспансией и потому ненадежен, как показали попытки экспорта нацистской идеологии или идей мировой революции.
Высокая доходность экспорта стратегического ресурса депрессивно влияет на развитие другого бизнеса. Интеллектуальные ресурсы концентрируются в одной области. Индустрия ресурса задает планку компенсаций и издержек, делая другие отрасли неконкурентными по сравнению с иностранными производителями. Объем внутренних инвестиций падает. Как следствие — массированное замещение импортом отечественного производства (Древний Рим в какой-то момент перестал производить хлеб). За счет «лишних» доходов, не инвестированных в экономику, складывается неестественно высокий спрос на предметы роскоши, развлечения. Страна становится крайне уязвимой перед рыночной конъюнктурой. Что будет, если ресурс упадет в цене или окажется исчерпан? На черный день создаются резервы за счет «контейнирования» части дохода от ресурса и налогов. Резервы инвестируются за рубеж максимально консервативно, но их наличие увеличивает возможности субъектов экономики как заемщиков. Внешний долг существенно дороже доходности резервов — страна уплачивает огромный «налог на резервирование» и существенно увеличивает риски собственного бизнеса.
Разобщенное общество
Корпоративное общество расслаивается на класс, контролирующий ресурс и страну (элита), класс, обеспечивающий контроль над ресурсом (бюрократия, армия, тайная полиция), и класс, отстраненный от ресурса (население). Такая страна испытывает избыточность и, как следствие, — сокращение населения: элита борется за контроль над ресурсом и не нуждается в гражданах. Контроль надо удерживать — происходит масштабное расширение карательных институтов, ликвидация реально независимых политических движений, средств информации, законодательство приводится в управляемое состояние. «Оппозиционные» политические движения быстро превращаются в каналы борьбы за доступ к ресурсу — население, которое видит «качество» оппозиционеров, становится не склонно их поддерживать, замораживая статус кво. И хотя ресурс элитой надежно контролируется, для каждого ее члена риски велики, а политический горизонт сужается до нескольких лет, если не месяцев. Следствие — массовая коррупция, которую невозможно искоренить.
Элита ориентируется на заграницу как основного клиента и будущее пристанище — кому хочется оставаться надолго в стране с депрессивной экономикой? Эта ориентация, короткий горизонт и коррупция вкупе с отсутствием соревновательности (а значит, естественного отбора элиты) лишают страну шансов на изменения, предотвращающие катастрофу, происходящую с исчезновением ресурса.
Экономика государства-партнерства, напротив, основана на развитии своего главного средства производства — трудовых ресурсов. Свободные руки и головы обладают свойствами, отличающими их от ресурса корпоративного государства. Они воспроизводимы, а их воспроизводство стимулируется использованием. Они не монополизируемы и потому не могут быть основой для появления паразитической элиты. Они не наследуемы и не могут создавать «рентную» экономику. Они имеют свойство устойчивого роста качества (а значит, цены и эффективности). Трудовые ресурсы плохо контролируются и свободно утекают в страны, где их стоимость выше и условия лучше. Поэтому для их приумножения и развития страны вынуждены увеличивать их стоимость и создавать условия — это и приводит к формированию государства-партнерства, в котором комфорт отдельного человека является приоритетом (не потому, что государство высокоморально, а потому, что экономика от этого зависит). Страны-партнерства измеряют свой успех долей труда в ВВП (если она более 60-65%, можно говорить об устойчивой успешности экономики) и медианой индивидуального дохода. Представляя собой основной источник богатства государства, граждане могут больше влиять на политику. Следствием этого является развитие демократии с более высокой эффективностью правящих групп.
История свидетельствует, что трансформация «корпорации» в «партнерство» предельно сложна. Этот факт и обозначается термином «ресурсное проклятие». Россия, страна с уникальным «корпоративным» прошлым, за свою историю неоднократно переживала ресурсный взлет, всегда заканчивавшийся страшным крахом. Что будет с очередным циклом, мы узнаем уже скоро, когда ядерная энергия, снижение потребления горючего автомобилями и новые технологии обрушат цены на нефть и газ. Ни инновационная экономика, ни протекционистские меры, ни прием всех возможных мировых чемпионатов и олимпиад не помогут — надо ликвидировать рентные возможности и увеличивать долю труда в ВВП. И если элите удастся такое преобразование, это будет означать, что в России появились политики, достойные великой страны.
Автор — управляющий партнер УК «Третий Рим»