Вид на экономику из пентхауса: о чем забыл новый куратор денежно-кредитной политики ЦБ Кирилл Тремасов

На этой неделе новым директором департамента денежно-кредитной политики ЦБ был назначен Кирилл Тремасов. Ранее он возглавлял аналитические департаменты в различных банках, а в последнее время работал директором по инвестициям в инвестиционной компании «Локо-Инвеста». Наконец, стоит упомянуть, что в 2014‒2017 годах Кирилл Тремасов был директором департамента макроэкономического прогнозирования Минэкономразвития.

Покидая «Локо-Инвест», Кирилл Тремасов записал ролик для Youtube, в котором решил обнародовать свой долгосрочной прогноз трендов развития мировой экономики и экономики России после кризиса.

Примерно до седьмой минуты я смотрел это видео с большим интересом, вполне соглашаясь с оценкой макроситуации в мировой экономике после окончания пандемии коронавируса. А потом Кирилл Тремасов стал излагать свои ожидания относительно светлых перспектив российской экономики в постпандемическом будущем. И тут в моем сознании сразу возник странный вопрос: «Может ли макроэкономика существовать отдельно от микроэкономики?»

Вопрос и вправду странен, потому что макроэкономические показатели (темпы роста ВВП, величина инфляции, уровень безработицы) по сути дела образуют обобщение, агрегацию на уровне страны того, что происходит на рынках и в компаниях. Соответственно, управление этими параметрами экономики в конечном счете тоже направлено на достижение желаемых перемен в работе рынков и компаний, то есть улучшение ситуации на микроэкономическом уровне.

Но когда слушаешь выступление такого, несомненно, умного и квалифицированного специалиста, как Кирилл Тремасов, то неожиданно обнаруживаешь, что эта связь — между микро- и макроэкономикой как-то теряется в тумане. Происходит это в тот миг, когда он говорит: «Текущий кризис открывает перед Россией большие возможности и дает достаточно уникальный шанс выйти из него еще более инвестиционно привлекательной страной». Вот основные вехи его линии рассуждений:

1. Мы и раньше выглядели лучше многих развивающихся стран по макроэкономической стабильности, а теперь — после кризиса — будем иметь еще более великолепные показатели, в частности, по степени обремененности  госдолгом, чем большинство прочих стран.
2. Мы выйдем из кризиса со сбалансированной бюджетной системой, и российские макропараметры вообще в этот кризис пострадать не должны.
3. Через два года инвесторы возлюбят Россию за эти чудесные макропараметры и захотят сюда инвестировать, поскольку она будет вне конкуренции.
4. Это даст России выход на траекторию быстрого роста с темпами выше среднемировых, о чем так долго мечтало правительство.
5. Для этого, правда, надо все же сильно нарастить инвестиции в человеческий капитал и вывести Россию в мировые лидеры по уровню образования, а также повысить открытость экономики миру и инвесторам.

Самое странное в том, что непосредственно перед этим Кирилл Тремасов все же упомянул, что предыдущее десятилетие было для нашей страны «потерянным».

И это ставит любого экономиста в тупик, поскольку сразу же возникает вопрос: а какие, собственно, макропоказатели сделали предыдущее десятилетие для России потерянным? Какие из этих показателей были не столь «великолепны», какими они теперь видятся новому директору департамента денежно-кредитной политики ЦБ в нашем ближайшем будущем?

Даже и неясно, что на этот вопрос ответить. Например, в предыдущем десятилетии мы отлично смотрелись, скажем, в сфере борьбы с инфляцией: если в 2010 году годовая инфляция у нас была 8,8%, а в 2015 году — почти 13%, то в 2019 году она опустилась до 3%.

С долгами государства тоже все было прекрасно: в 2019 году чистый государственный долг России ушел в отрицательную зону впервые с 2014 года — времени первых санкций за Крым и начала падения цен на нефть. С середины 2019 года госдолг в широком понимании (внутренний и внешний долги федерального правительства, долги регионов и муниципальных образований) стал меньше, чем ликвидные активы «расширенного правительства» (федеральных властей, регионов и внебюджетных госфондов).

Уровень безработицы (отношение численности безработных к численности рабочей силы) в марте 2020 года составил 4,7%, что, по мнению многих отечественных экспертов, вполне терпимо и близко к нормальному, естественному уровню незанятости.

И экспорт у нас неплохо рос, что позволило России иметь профицитный госбюджет с 2018 года и нарастить как золотовалютные резервы, так и средства в Фонде национального благосостояния. «Также, — объявил Путин, — запас прочности экономики, финансовой системы страны гарантируют накопленные резервы». Он уточнил, что Фонд национального благосостояния превышает $125 млрд, международные резервы — $560 млрд».

Казалось бы, что еще нужно инвестору, чтобы рваться душой и кошельком в Россию, вкладываться и вкладываться в нее?!

Ну и вишенка на торте: Россия все последние годы неуклонно поднималась в рейтинге Всемирного банка Doing Business и сейчас обретается там на 28-й позиции, обогнав Францию!

Казалось бы, что еще нужно инвестору, чтобы рваться душой и кошельком в Россию, вкладываться и вкладываться в нее?!

Правда, был у нас один макроэкономический показатель, который был плоховат и тем самым очень огорчал президента — темпы экономического роста: «В конце 2019 года Путин говорил, что рост российской экономики должен стать устойчивым в течение ближайших трех лет. Он подчеркивал, что темпы роста ВВП остаются недостаточными»

Что ж такое странное у нас происходит: почти все макропоказатели отличные, и задолженность государства (если не вспоминать про внешний долг госкорпораций) мизерная, а экономика не растет, и ничего с этим правительство поделать не может? И почему Кирилл Тремасов уверен, что если показатели задолженности (особенно в сравнении с другими развивающимися странами) России после кризиса станут еще лучше, то ситуация с экономическим роста радикально изменится и мы наконец узрим «русское экономическое чудо»?

Полагаю, дело в том, что российский госаппарат (в котором успешно работал и в который теперь возвращается Кирилл Тремасов, что уже, похоже, влияет на его видение мира) любит парить в высотах макроэкономической статистики и просто брезгует разбираться в том, как там «люди внизу» реально живут и делают бизнес, страдая от крайне недружественных к ним институтов госвласти. Это неэстетично и просто скучно: разве можно сравнить красоту анализа денежных агрегатов с изучением причин роста числа уголовных дел против бизнесменов или сложностей возмещения НДС?! Я уж не говорю об уровне доходов и уровне задолженности населения.

Но давайте мы к этому самому «презренному» микроэкономическому фундаменту российской экономики присмотримся повнимательнее, чтобы понять: может ли он поддержать, обеспечить тот дивный экономический рост в постпандемическом мире, который так восторженно провидит г-н Тремасов?

Прежде всего мы должны понимать, что экономический рост может происходить только тогда, когда страна способна либо успешно наращивать свой экспорт, либо продавать больше товаров и услуг своим собственным гражданам и компаниям (инвестиции, впрочем, тоже увеличивают ВВП, но о них чуть ниже).

Чтобы экспорт России (в денежном выражении) рос, сейчас нужно чудо. Особенно при нынешней ситуации с ценами на нефть и газ, которые вряд ли будут существенно повышаться, если сбудется прогноз о грядущей декарбонизации мировой экономики, который содержится в том же выступлении Кирилла Тремасова. Но если надеяться на рост экспорта не за счет нефти и газа, то для этого нужно, чтобы в отечественной экономике появилась большая масса компаний, желающих и способных производить товары и услуги, конкурентоспособные на мировом рынке. Однако же, коли это не случилось в предыдущие 30 лет, когда мы с трудом научились обслуживать хотя бы внутренний рынок, то откуда эти чемпионы конкурентоспособности возьмутся теперь? Я многие годы коллекционирую кейсы таких успехов для своих лекций, но назвать свою коллекцию обильной, увы, не могу.

Нет никаких оснований надеяться и на взрывной рост личного потребления, который бы потянул ВВП России устойчиво вверх. С 2014 года реальные доходы населения неуклонно падают, а сумма задолженности семей, напротив, постоянно растет: по итогам 2019 года россияне задолжали банкам более 17,6 трлн рублей, из них на просроченную задолженность приходится около 740-750 млрд рублей без учета штрафов и пеней.

Более того, как отмечает другой известный российский макроэкономист Андрей Клепач, в нашей стране доля среднего класса сократилась: «Если к среднему классу относить тех, кто живет на 3-12 прожиточных минимумов, — это примерно 26-28% населения. Но важнее, что бóльшая часть нашего населения, 55%, относится к малообеспеченным. Увеличение числа детей и потеря работы одним из членов семьи сразу или переводит семью в разряд бедных, или опускает ее в нижний слой». Эти слова сейчас — в условиях «Великой самоизоляции» — звучат как никогда тревожно. Где же здесь может возникнуть большой и растущий спрос внутреннего рынка, а за ним и рост ВВП России?

Макроэкономическое благополучие никак не меняет той неблагоприятной среды, в которой живет — на микроэкономическом уровне — частный российский бизнес

О реальной ситуации с потреблением и спросом населения Кириллу Тремасову стоило бы спросить у российских ретейлеров. Может, они бы ему рассказали, что уже давно у них более 50% продаж идет только через промоакции, а у крупнейшего ретейлера России — X5 Retail Group — общий долг составил 226,586 млрд рублей.

И наконец, макроэкономическое благополучие никак не меняет той неблагоприятной среды, в которой живет и пытается работать — на микроэкономическом уровне — частный российский бизнес. Не тратя многих слов, приведем лишь данные из экспертного опроса Федеральной службы охраны (ФСО). В этом опросе спецслужба интересовалась оценкой бизнес-климата со стороны специалистов (адвокатов, ученых-юристов, прокуроров и правозащитников) и предпринимателей, подвергшихся уголовному преследованию. Результаты таковы: «Среди экспертов 69,2% не считают ведение бизнеса в России безопасным. По результатам опроса в 2017 году их доля составляла 57,1%, в 2018 году — 67,2%. Бизнесмены относятся к перспективам ведения бизнеса в стране еще скептичнее — 84,4% считают это небезопасным.

Я полагаю, что мы находимся в ситуации, когда масса микроэкономических агентов мыкает горе в своих бизнесах и не чает их продать, поскольку спроса со стороны беднеющего населения нет. А значит, и инвестировать в рост компаний бессмысленно.

Агрегация этих настроений и поступков на микроэкономическом уровне в конце концов и приводит к тому, что последние годы экономический рост России все более обеспечивался лишь инвестициями государства в различного рода мегапроекты (с совершенно неясной окупаемостью и сомнительным мультипликативным эффектом для прочих субъектов экономики). Но долго таким путем — особенно при низкой цене нефти — двигаться невозможно.

Взгляд из пентхауса на дальний сияющий горизонт мало полезен для понимания того, с какой скоростью реально можно внизу пройти по улице, заваленной мусором и раскопанной вдоль и поперек ради освоения бюджета на благоустройство. Поэтому при всем моем почтении к Кириллу Тремасову я вынужден согласиться с позицией еще одного моего уважаемого коллеги — профессионального инвестора и профессора Высшей школы экономики Евгения Когана, написавшего в комментарии к выступлению Кирилла Тремасова следующее: «Кирилл полагает, что у РФ возникает отличный шанс на прорыв. Да, этот кризис предоставляет нам ряд уникальных шансов. Но, по моему мнению, поскольку мы являемся абсолютными чемпионами мира по стрельбе в собственную ляжку, все будет как обычно. Для того, чтобы наша страна использовала такой невероятный шанс, необходима сущая ерунда. В частности, чтобы наша власть и бюрократическая машина этого, ну, очень захотели. Ты в это веришь? Я, увы, уже нет.

Видишь ли <...>, чтобы не упустить этот шанс, нам надо кардинально изменить приоритеты работы существующей бюрократии. Да и в целом провести структурные реформы. Думаешь, наши кормильцы к этому готовы?»

Полагаю, что этот вопрос профессора Когана к господину Тремасову сугубо риторический.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции