Рецепт экономического чуда: какие университеты заложат основы для технологического рывка
В 2020 году прогнозируемый объем рынка образования и подготовки кадров составит около $6 трлн, далее ожидается рост до $10 трлн к 2030 году. Такие размеры сопоставимы с глобальным рынком здравоохранения, оцениваемым по прошлому году на уровне порядка $9 трлн. При этом в отличие от сектора Life Sciences в образовании крайне мало успешных многомиллиардных компаний. Однако этот парадокс вскоре разрешится — за последние 10 лет суммарный глобальный объем инвестиций в высокотехнологический сектор Edtech превысил $32 млрд, а ежегодный объем финансирования стартапов вырос за десятилетие в 14 раз.
С точки зрения долгосрочной инвестиционной привлекательности рынка Edtech уместно вспомнить знаменитую цитату Уоррена Баффета из его интервью Комиссии по расследованию причин финансового кризиса (FCIC): «Самый важный фактор при оценке бизнеса — власть над ценой вашего продукта. Если вы можете повысить цену и не уступить долю рынка, у вас очень хороший бизнес. А если вы перекрещиваетесь, прежде чем повысить цены на 10%, у вас ужасный бизнес». Судя по графику роста цен в США за последние 20 лет, власть над ценами у индустрии поистине феноменальная. Парадоксально, но снижение цен на образовательные услуги не становится ключевой темой предвыборных программ кандидатов в президенты, в отличие от медицинских услуг и недвижимости.
Источник: Департамент трудовой статистики Министерства труда США (www.bls.gov).
Бóльшая часть стартапов первого поколения не трансформирует традиционное образование: одни создают альтернативное поле для обучения узким навыкам с применением геймификации, другие переводят в онлайн-формат привычные очные лекции или взаимодействия между преподавателями и обучающимися, третьи автоматизируют рутинные операции внутри учебных заведений. Ни один из этих стартапов, ни их сумма не способны трансформировать быстрорастущий глобальный рынок высшего образования размером в $1,5-2 трлн.
Я полагаю, что вторая волна стартапов займётся более сложным регулируемым сегментом образования, в том числе многолетними программами высшего образования уровня бакалавриата и магистратуры, где возможно построение устойчивых высокорентабельных прорывных бизнес-моделей на основе партнерств с глобально признанными государственными и частными университетами. Игра стоит свеч: рынок пуст и восприимчив к российским Edtech-проектам и к успеху неклассических университетов, которые их внедрят.
Кризис, который оставляет детей без будущего
Капитализация времени
Сегодняшние абитуриенты, как правило, интересуются тем, сколько времени они потратят на обучение (и возможно ли совмещать учебу с более полезной в их глазах работой), какие навыки получат, какие результаты применения этих навыков смогут указать в резюме и какие новые возможности социальной самореализации им откроются. Другими словами, все бóльшая часть абитуриентов интуитивно или осознанно ставит цель: максимум роста самокапитализации за минимум времени.
Университет, в свою очередь, обещает вывести абитуриента на принципиально новую орбиту его ценности, недосягаемую без университетского образования. Получается, что университеты вступили в прямую конкуренцию со всеми вариантами использования времени в целях роста личной стоимости. Начинается конкуренция ценностей, культур межличностного взаимодействия, бизнес-моделей и главное — масштаба, публичности и социально-экономического эффекта тех проектов, участие в которых предлагается в университетах, корпорациях, НКО и т. д. Студенты рассчитывают наполнить в университете свое резюме конкурентоспособным портфолио реализованных проектов, а не добавить одну строку — наличие диплома.
По большому счету, у современного университета есть два параметра, на которые можно влиять в целях роста стоимости студентов: скорость освоения релевантных навыков и предоставление доступа к наиболее масштабным проектам для применения этих навыков.
Какие навыки универсально релевантны и как их максимально эффективно освоить? Как известно, в эпоху «Индустрии 4.0» важным становится не массовое и дешевое производство в соответствии с отлаженными и масштабированными бизнес-процессами, а стремительная кастомизация, радикальная адаптивность, ускоренная пересборка производимых продуктов и услуг, изготовление решений по запросу. Для успеха студентов в такой парадигме высшее образование переориентируется на обучение, построенное на проектной работе («project-based learning»), а также на навыки технологического лидерства и инновационного предпринимательства.
С точки зрения ускорения обучения, фактор времени стал настолько критичным, что даже «полезная» деятельность, растянутая во времени, разрушает стоимость, а не создает. Поэтому требуется смена парадигмы в образовании — переход от жесткой временной привязки («time-based learning») к обучению, ориентированному на достижение конкретных результатов («proficiency-based learning») в максимально короткие сроки, что хорошо работает с проектным форматом обучения.
Когда программы содержательно переформатированы под демонстрацию навыков, гораздо проще организовать смешанное онлайн/офлайн-обучение, потому что неважно, в какой географии вы находились и каков был процесс получения навыка. Например, пользовались ли вы дополненной или виртуальной реальностью, проходили ли практику в НКО, решали ли индустриальный кейс или сидели в классе, главное — результат.
Дальнейшее ускорение может быть обеспечено за счет организации «бесшовного» среднего и высшего образования, чтобы школьник мог работать над бизнес-проектами в команде с учащимися бакалавриата или магистратуры и начинать получать навыки, которые будут полезны и учтены в университете. Эффективность такого обучения резко повысится, поскольку это работа в персональном ритме над «личным» проектом в команде единомышленников. Но для таких новаций требуются соответствующие методические и цифровые платформы для персонализации индивидуальных образовательных траекторий и сопровождения проектной деятельности. В прошлом году Университет ИТМО стал федеральным оператором программы «Стартап как диплом» в рамках проекта «Кадры для Цифровой экономики» и по заказу Минобрнауки разместил в открытом доступе соответствующие методики.
Распустили руки: 5 университетов Британии, в которых научат работать
Аддитивные образовательные технологии
Сегодня вузы конкурируют за человеческий капитал не меньше, чем корпорации — они, подобно рекрутинговым агентствам и частному бизнесу, «продают» будущий успех. Но университетам необходима стратегическая дифференциация и смысловое отличие. В качестве уникального преимущества на фоне размытия целевых профессиональных профилей университетам лучше быть студентоцентричным пространством экспериментов над собой, в отличие от конвейера «прямоугольных» профессионалов в интересах конкретного бизнеса или науки.
Образование будущего похоже на морфогенез — биологический процесс развития организма из одной клетки или эмбриона в окончательную форму наращиванием последовательных слоев и формированием частей тела, органов и их систем. При этом конечная форма не может быть запрограммирована заранее ни самим студентом, ни преподавателем, ни регулятором — она появляется органически по выбору студента под воздействием множества факторов, а рекомендательные сервисы помогают достроить «наметившиеся» органы и итоговый образ.
Источник: проект компании Arup с использованием технологий аддитивного производства и глубокого обучения
Подобная трансформация уже произошла в отраслях промышленности, где важно создавать уникальные дорогие конструкции. Благодаря аддитивным технологиям в промышленности научились изготовлять штучные изделия любой формы, используя ровно столько материала, сколько требуется для конкретного результата, а при традиционных способах производства потери составляют более 80%. Пришло время для аддитивных образовательных технологий для «выращивания» уникальных личностей, когда можно избежать более 80% бесполезной информации и дать возможность человеку расти органично в соответствии со своими устремлениями в ускоренном персонализированном темпе.
Таким образом, выбранные студентом навыки собираются не в стандартный заданный извне «набор компетенций», а в его уникальную ДНК профессионального профиля. Возросшая субъектность студентов и богатое «биоразнообразие» профессиональных профилей сформируют более устойчивый рынок труда и больше возможностей для кооперации вместо конкуренции.
Многолетние программы некоторых университетов подобны компакт-дискам в эпоху рекомендательных стриминговых аудиосервисов — университеты пытаются продать фиксированную запись на неудобном носителе, для которого уже сложно найти проигрывающее устройство, а потом требуют, чтобы этим воспроизводящим устройством стали сами студенты.
Цифровое поколение студентов-пользователей ожидает от университета «дружественного интерфейса»: им необходимо непосредственно убеждаться в практичности их навыков и чувствовать сопричастность к решению главных проблем человечества в формате исследовательской работы или создания собственных стартапов. Впрочем, различие в поколениях, как известно, относительно плохо валидируемая гипотеза. Как правило, человека любого возраста сложно «посадить» за радиоприемник, если он освоил Netflix.
В российских школах этот персонализированный компетентностный подход внедряет президент Сбербанка Герман Греф. Этот подход основан на проверенной методологии Ричарда Де Лоренцо, глобального лидера в области реформы систем образования, основателя компании Re-Inventing Schools Coalition (RISC), которая при поддержке Bill & Melinda Gates Foundation трансформировала американскую систему школьного образования.
Мы обсуждали с Ричардом применимость его «школьной» методологии к университетскому образованию и видим огромные возможности для их внедрения именно в области технологического предпринимательства. Главная идея его метода — последовательно проводить студентов от усваивания концепций и смыслов к решению практических кейсов и работе над реальными проектами, чтобы по окончании университета студент мог представить не набор «пройденных» дисциплин, а конкретные результаты по каждому полученному навыку, а в идеале — работающий технологический бизнес.
Глубокая стимуляция мозга
Новые ускоренные форматы обучения навыкам должны стать «гигиеническим минимумом» для вузов-лидеров. Второй главный фактор привлекательности вуза для абитуриента — это возможность применить эти навыки к масштабным ярким проектам, к которым сложно или невозможно подобраться, устроившись на работу «здесь и сейчас».
Ценность бизнес-проекта — это, как правило, перемножение трех элементов: технологий, навыков по созданию стоимости и перспектив выбранной отрасли. Чтобы проект был максимально масштабным, мы говорим о прорывных патентоспособных технологиях, полном спектре навыков глобального технологического лидерства и приоритетных секторах инновационной экономики с потенциалом экспоненциального роста, которые ориентированы на цели устойчивого развития: Digital Health/Life Sciences (цифровое здравоохранение и медицина), Foodtech/Agritech (пищевая промышленность, точное земледелие, биотехнологии в сельском хозяйстве), Cleantech (альтернативная энергетика, переработка отходов), транспорт и другие.
Понятно, что такое пересечение элементов возможно исключительно в трансдисциплинарных проектах, которые находятся на переднем крае цифровой экономики — оцифровывают не просто бизнес-процессы, а самого человека. В качестве примера можно посмотреть на нейротехнологический проект Neuralink Илона Маска. Как известно, в рамках этого стартапа Маск пытается не только считывать сигналы из мозга, а наладить двунаправленные нейроинтерфейсы («brain-machine interface») для лечения неврологических расстройств, а в перспективе для симбиотического развития людей и искусственного интеллекта.
В текущей парадигме «линейного» высшего образования затруднительно подготовить такого трансдисциплинарного профессионала, а потом оценить его работу в рамках существующей системы квалификации, поскольку такой проект объединяет сразу несколько опорных технологий: Data Science, робототехника, наноматериалы, нейробиологию и технологии глубокого стимулирования мозга, а также понимание сложного регулирования сектора здравоохранения и биоэтических вопросов.
Проблема университетов в том, что их эволюция шла механическим добавлением функций. Модель университета 1.0 ограничивалась в основном образованием, версия 2.0 дополнилась научно-исследовательской деятельностью. Предпринимательский формат Университета 3.0 дополнился активной интеграцией с промышленностью для трансфера технологий на рынок. Концепция «Университет 4.0» по-прежнему обсуждается, но предполагается, что университет должен не столько реагировать на запросы промышленности, сколько создавать будущие рынки, решать глобальные экологические, социальные и экономические проблемы, определять приоритеты научно-технического развития страны. Подробнее об этой эволюции можно прочесть в недавней статье на Forbes.
Должны ли университеты зарабатывать? Концепция «тройной спирали» в российских реалиях
В каждой из перечисленных областей появились принципиально новые бизнес-модели, которые не дошли до университетов. К сожалению, университеты хотя и разрабатывают прорывные технологии, однако отстают в том, чтобы применять их у себя. Пожалуй, стоит, не стесняясь, изучать и применять те неакадемические бизнес-модели, которые добились глобальной известности, удобства для «непрофессиональных» пользователей и капитализации.
С точки зрения разработки и подачи образовательного контента университетам стоит изучить опыт Netflix — медиаплатформы, которая выросла из проката VHS по почте до генерации собственного контента и капитализации в $150 млрд. Netflix сегодня активно использует достижения технологий Data Science и нейробиологии, чтобы снимать относительно недорого без привлечения именитых режиссеров тот контент, который практически гарантировано и не отрываясь досмотрят до конца миллионы существующих и новых подписчиков.
В области научно-исследовательской деятельности в эпоху кризиса воспроизводимости растет роль университета в качестве валидатора технологий, а в эпоху скандалов в духе Facebook/Cambridge Analytica университет становится этическим камертоном для технологического бизнеса. Не факт, что для этого необходимо вливать существенные средства в оборудование. Возможно, целесообразнее внедрить общеуниверситетские модули по биотехноэтике и включаться в облачные лаборатории в духе Strateos, которые позволяют вести все больше научно-исследовательской деятельности удаленно и полностью автоматизировано. Соответственно, ученые могли бы переключаться на интеллектуальный поиск наиболее быстрых и элегантных решений своих исследовательских задач.
В области инженерно-технологических услуг также усиливается тренд «уберизации». Фактически университеты включаются в потоки заказов на наиболее эффективных платформах. Если университет не находится на условной платформе scientist.com, то он как кэб в эпоху Uber — неконкурентоспособен и живет только благодаря опеке и заказам от государства.
Все эти бизнес-модели можно и нужно тестировать и внедрять. Но главное, университету следует переходить от модели агрегатора «исторически сложившегося» набора несвязанных образовательных программ и сервисов к модели интегратора и формировать единый сквозной бизнес-процесс от фундаментальной науки и исследований через студенческие стартапы к глобальной экспансии российских прорывных бизнесов.
На фоне всех этих идей «человеческая инфраструктура» профессорско-преподавательского состава и администрации вузов выглядит менее адаптивной и подготовленной, чем модульные заводы «Индустрии 4.0». Но вопрос далеко не только в консервативности взглядов или других субъективных факторах, а в практическом отсутствии инструментов для реализации цифровой трансформации университетов.
В любом случае в обозримом будущем в основе образовательного процесса будут люди — этакие «архитекторы человеческого капитала». Важно понимать, что «кадры для Цифровой экономики» — это не только выпускники технических и предпринимательских вузов, но также и преподаватели новой формации, способные интерактивно сопровождать сложнейшие инновационные проекты студентов и использовать прорывные цифровые платформы.
Экономическое чудо
Какими могли бы быть результаты кипучей предпринимательской активности студентов? А они уже есть. С одной стороны, если проанализировать деятельность трансфер-офисов лучших университетов мира, цифры разочаровывают — вклад инновационной деятельности в доходы университетов составляет, в среднем, порядка 2%. Кроме того, распространен скепсис в отношении «студенческих стартапов». Тут хотелось бы напомнить, что есть множество примеров успешных и известных бизнесов, которые основывались в студенческом возрасте: Microsoft и Facebook в 19 лет, Apple и Dell — в 21, Berkshire Hathaway — 25 и SoftBank — в 24. Это не феномен некого поколения X-Y-Z и не примета исключительно отрасли программного обеспечения. Однако есть у всех этих случаев и общее — это были уже не первые бизнес-проекты основателей. Таким образом, обучение технологическому предпринимательству в школах и университетах может иметь колоссальные прямые и косвенные экономические эффекты.
По подсчетам Массачусетского технологического института США, одного из десятков предпринимательских вузов США, на конец 2014 года выпускниками этого вуза были основаны 30 000 действующих компаний с более чем 4,6 млн сотрудников и общим объемом выручки в $1,9 трлн, что ставило их на 10-е место в рэнкинге крупнейших стран мира по номинальному ВВП. Это было примерно равно номинальному ВВП России в том же 2014 году (Россия была тогда на 9-м месте в мире по этому показателю). С тех пор, правда, номинальный ВВП России сократился, а выручка компаний выпускников MIT, предположительно, возросла.
В рейтинге лучших российских вузов по версии Forbes сменился лидер
Российские университеты находятся только в начале пути. На примере Университета ИТМО, который возглавляет рейтинг Forbes «Университеты для будущей элиты. 100 лучших вузов России» по показателю «качество образования», видно, какую технологическую, экономическую и социальную стоимость могут создавать студенты. Например Никита Шамгунов, выпускник аспирантуры ИТМО, основал компанию MemSQL, стоимость которой оценивается на уровне $400 млн и технологиями которой пользуются Uber, Samsung, Cisco и Sony, а среди инвесторов Юрий Мильнер и Макс Левчин. Другой пример — Илья Чех, предприниматель года по версии EY, чья компания «Моторика» производит уникальные бионические протезы рук и доставляет их клиентам более десяти стран, включая США, Германию, Францию, Англию (см. его интервью Forbes).
Серийный успех российских школьников-студентов-техпредпринимателей на основе «низко висящих плодов» масштабных госинвестиций в университетскую науку — это очевидный шанс для технологического рывка страны в направлении экономического чуда в ближайшие годы.