Кивать, воровать и молиться: легко ли выходцу из России начать свой бизнес на Сицилии
Продолжение. Начало см. здесь
К весне 2018-го у меня за спиной уже был трехлетний опыт проживания с сицилийцами на одном острове. Но знала я их преимущественно как соседей или наемных работников. Симпатичный, хорошо воспитанный народ, открытый всему новому, случившемуся в их деревне. C сицилийской бюрократией я сталкивалась мало. И только купив у Хасана киоск, шагнула в эту бездонную кроличью нору, набитую невнятными табличками, закрытыми дверями и телефонами, которые не отвечают.
И понеслась. Первая остановка называлась «Деревенская мэрия». Я приперлась туда заключать контракт на поставку воды. «Кому тут платить за воду?» — этот вопрос привел меня в комнату, полную настороженных людей, застывших перед старинными компьютерами.
Люди молчали. Странно. Никто из моих соседей или наемных работников так бы себя не повел. «Я купила ваше лидо. Мне нужна вода. С кем об этом поговорить?!» В ответ невиданное: отводят взгляды!
И тут я совершила типичную ошибку русского человека, оказавшегося в логове бюрократии. Я начала требовать, настаивать и повышать голос: «Лидо! Хасана! Он мне сказал, что вода у него коммунальная, та же, что из душей на пляже льется. Кто из вас включает души?»
Догадавшись, что сама я не исчезну, или услышав знакомое имя «Хасан», мои новые знакомые порылись в закромах и нашли говорящую тетю: «Мы не понимаем, о чем речь, синьора. Мы Хасану воду не включали, он нам ничего не платил, все, что на пляже, к деревне не относится, вы сами должны обеспечивать себя водой» Сама? Как? С ведром к морю бегать?
Следующие 10 минут я восполняла убожество своего словарного запаса мимикой, жестом и громкостью, с которой произносила не совсем подходящие к случаю слова. Больше я в ту комнату не ходок. Как и в комнату главного инженера — этот вообще на миг заставил меня задуматься об эмиграции. В следующий миг я поняла, что уже не дома, а в миг, следующий за ним, вновь в этом засомневалась: «Я занятой человек! Мне некогда вам объяснять! Вы все равно ничего не поймете! Я буду говорить только со специалистом!»
«Он что, нацист? Инородцев на кострах жжет?» — спрашивала я у людей за порогом мэрии, но все хором уверяли, что инженер ничего против инородцев не имеет, у него и с чистокровным населением разговор короткий. Но за порог мэрии я попала не сразу. Сначала я ворвалась в приемную мэра и, икая от слез, объяснила про засаду с водой секретарше.
Она оказалась доброй женщиной. К сожалению или к счастью, мэра не было на месте, и она позвонила все тому же инженеру, предварительно поклявшись, что сегодня меня из Италии не депортируют. В приемной мэра злодей и впрямь вел себя поприличнее — выслушал одну мою фразу от начала до конца, несмотря на отсутствие у меня инженерного диплома. Фраза была такая: «11 лет человек чем-то мыл стаканы и смывал какашки в этом лидо. Почему я не могу делать то же самое?». «Минуточку, — насторожился инженер — Хасан незаконно пользовался водой? Это же подсудное дело! Хотите заявить на него?»
Тут я наконец нашла в себе силы заткнуться, но было поздно. Как только я вышла из приемной, мне позвонил Хасан: «Ты ходила на меня жаловаться?! Если б я знал, какая ты дура, в жизни бы тебе лидо не продал». Инженер проявил чудо толерантности и мультикультурализма. Едва закрылась за мной дверь, он набрал Хасана и наябедничал. Как оказалось, номер почтительного марокканца был у него в записной книжке, а вот буйную русскую, помешанную на собственных правах, он взял на заметку как угрозу существующему строю, и приложил все силы, чтобы создать вокруг меня атмосферу нетерпимости.
Пришлось спрятаться за двух переговорщиков из местных, в надежде остановить процесс, грозивший мне полным обезвоживанием. Переговорщики провели беседу с инженером на сицилийском диалекте (в котором я различаю лишь местоимения), я молча кивала на все с соседнего стула, пытаясь понять по лицам, верят они в мою верность системе, или для убедительности надо бы поцеловать флаг с «Тринакрией» (геральдический символ Сицилии, женская голова с тремя ногами. — Forbes).
Потом я наняла самого дорогого в деревне сантехника, только потому, что у него отличные отношения с мэрией деревни, в которой он родился и прожил свои 60 лет. Как и к чему он подключил мои краны и унитазы я, конечно, знаю, но стараюсь об этом не думать. Тем более, что упоминания о туалетах я вообще в документах, описывающих лидо, не нашла. Там есть киоск, стулья, столы... даже лежаки с зонтиками есть. Туалетов нет, как ни пялься.
При этом на курсах, которые я обязана была закончить, прежде чем открыть дело, меня известили, что отсутствие двух помещений для справления нужд (из которых женский должен подходить и для инвалидов) карается приличным штрафом. То есть мои туалеты являются и обязательными, и нелегальными одновременно. И вот... положа руку на сердце: какая разница, как и откуда в такого рода туалеты поступает вода?!
История с мэрией и водой заставила меня сгруппироваться: Катя, ты на юге, но отдых закончился! Пора вникнуть, к чему это все идет. Я летела-летела и приземлилась.
На дне кроличьей норы стояла пока еще не скамья подсудимых, а довольно удобный диванчик. Я оказалась в студии частного архитектора. Чтобы узнать, сколько будет стоить настоящий, красивый деревянный киоск с круговой барной стойкой, табуретками и качелями из выброшенных морем коряг. Начинать новую жизнь с потрепанным пластиковым коробом, доставшимся мне от Хасана, я не собиралась.
«А проект у вас есть?» — поинтересовался архитектор с настораживающей фамилией Борджиа. «Нет, но я вам сейчас фото из интернета покажу, смотрите...» «Да нет, проект, утвержденный в...» — далее вероятный потомок пап, кардиналов и придворных развратниц начал сыпать словами, которых я не знала, но чувствовала, что все они пишутся с заглавных букв. Инстанции. Семь или девять Инстанций должны этот проект утвердить — я не запомнила, потому что какая разница. Если каждая из них рассматривает все, что в нее вносится от 6 месяцев до ста лет и в каждой сидят инженеры вроде нашего деревенского.
Пока до меня доходило, что Хасан 11 лет проработал не только без контракта на воду, законных туалетов, но и вообще без утвержденного архитектурного проекта, который, оказывается, обязателен — архитектор Борджиа назвал цену. Но не киоска из коряг, нет! Он назвал цену киоска из чего угодно, нарисованного на бумаге, — €6000. Заметим, что такой платеж нисколечки не гарантирует благосклонности семи (или девяти?) инстанций. То есть буквально покупаешь картину. Возможно, отравленную.
На деревянных ногах я зачем-то сходила к другому архитектору с другой фамилией, — его картина стоила €8000. И он был почти уверен, что инстанциям она понравится.
Я еще не открылась, а у итальянского государства уже было столько причин меня закрыть. Не знают, небось, за какую хвататься. И ладно бы просто закрыть. Всякий желающий оштрафовать меня на сумму от €1500 до €30 000 ни малейших затруднений на своем пути не встретит.
Узаконить все незаконное невозможно, потому что для этого не киоск, а нефтяное месторождение надо иметь. Все, что я могла себе позволить, — это срочно обзавестись лихим и придурковатым видом. Ну, или умоляюще-уважительным, как у Хасана. Главное, чтоб никто из начальства не заподозрил меня в каких-либо требованиях! И тогда, возможно, инженеры всея Сицилии продолжат закрывать глаза на то, что я ворую воду из коммунального душа, потому что больше неоткуда ее на пляже взять, а использовать на законных основаниях запрещено — она не питьевая! Людей ею мыть можно, а стаканы — нет. Кивать, воровать и молиться...
Хорошо, что до открытия бара я еще не знала самой главной характеристики сицилийского начальства. Оно кое-как опознается по табличкам на кабинетах, но вообще никак не промаркировано за дверьми этих кабинетов. А меж тем половина населения, вышедшего погулять в маленькой деревне, — это чиновники, политики и члены их семей. Вот почему, Катя, сейчас тебе будут вручать премию Оскар... о! вот с таким лицом теперь и живи.