«Несколько краснодарских вин мне очень понравились»: винный патриарх Мигель Торрес о будущем, экспериментах олигархов и России

Мигель Торрес — представитель четвертого поколения династии, он сумел сделать основанный в 1870 году семейный дом крупнейшим в Испании производителем вин с контролируемым происхождением и наладить экспорт в более чем 140 стран мира. Кроме того, построил один из первых глобальных винных брендов с совокупным оборотом 270 млн евро, добившись признания своих вин и на массовом, и на элитарном уровнях. Под его руководством дом вошел в клуб Primum Familiae Vini, объединяющий 12 самых престижных семейных винных компаний мира. Во время недавнего визита Мигеля Торреса в Москву винный обозреватель Forbes Игорь Сердюк поговорил с ним о бизнесе и вине.

Вам, конечно, знакома маркетинговая теория «Голубых океанов», которая доказывает преимущество инновационных продуктов. В течение своей жизни вы проложили фарватеры в несколько «Голубых океанов» — причем не только для вашей компании, но и для тех, кто был достаточно прозорлив, чтобы за вами последовать… Скажите, в какой части горизонта вы видите выход в следующий «Голубой океан»?

С моей точки зрения, самый важный вопрос современности, который очень актуален для виноделия, но так или иначе затрагивает всех, – это климатический кризис. К сожалению, мы еще не подошли к моменту, когда потребители в своем выборе продукта руководствовались бы отношением производителя к климатической проблеме. Но я думаю, это станет очень весомым критерием в уже скором будущем.

За последние годы мы вложили более 12 млн евро в разного рода экологические программы, в частности, направленные на обновление планетарной биомассы. В Патагонии, на юге Чили, мы начали высаживать лес. Мы намерены высадить там более 4 000 га, чтобы компенсировать выбросы углекислого газа.  В следующем году объем наших выбросов СО2 в пересчете на 1 бутылку произведенного вина сократится на 30% — по сравнению с 2008 годом, кода мы только начинали нашу природоохранную активность. Еще через 10 лет, к 2030 году, мы хотим сократить этот показатель до 50%. Каждый год мы шаг за шагом продвигаемся в этом направлении. И я уверен, что это станет важно для потребителя.

Люди должны понять, что уже нельзя делать свой business, as usual, все также летая на самолетах, разъезжая на автомобилях и безответственно сжигая нефть.

Вы действительно думаете, что потребители настолько ответственны?

Да. Мы уже видим это на примере скандинавских стран. Там потребители очень позитивно реагируют на экологический message. В ближайшее время мы начнем наносить на бутылки новые контр-этикетки с информацией о сокращении выбросов. И если пока об этом спрашивают только покупатели в норвежских супермаркетах, то через 2-3 года об этом заговорит вся Европа… Конечно, я понимаю ваш вопрос. Многим все равно. Например, старикам читать о выбросах углекислого газа, скорее всего, будет не очень интересно.

И в России климатические изменения, наверное, пока не так заметны. Может быть, то обстоятельство, что значительная часть Сибири вскоре станет пригодной для сельского хозяйства, и не должно восприниматься, как кризис. Но в Южной Европе становится уже слишком жарко.

Поговорим еще о винной моде? Как вы относитесь к «биодинамическим», «органическим», «натуральным» винам? 

У нас около 800 гектаров органических виноградников и пока только один экспериментальный гектар, на котором мы испытываем биодинамические практики. Мы поставили опыт и сравниваем три почти идентичных участка, на одном из которых применяем принципы органического виноградарства, на втором – испытываем биодинамику, а на третьем – традиционное виноградарство. Пока результаты сопоставимые.

Мы поддерживаем органические принципы ведения виноградников, потому что на «органические» вина есть спрос. Но, как я уже говорил, наш вклад в поддержание природного равновесия – далеко не только в этом. Мы боремся с выбросами углекислого газа и на эти программы направляем до 10% нашей прибыли. А некоторые практики, рекомендованные апологетами биодинамики, лично у меня вызывают сомнение. Например, для борьбы с грибковыми заболеваниями они разрешают использование меди. Но медь токсична для окружающей среды, и накопление ее в почве нежелательно. Да и выбросов СО2 при уходе за биодинамическим виноградником, по нашим расчетам, получается больше. Парадокс: создавая органическое или биодинамическое вино, мы думаем, что гармонизируем природный баланс и делаем вино менее опасным для здоровья. А получается – с точность до наоборот…

Кстати, о пользе вина.В 1992 голу мы основали фонд, который занимается исследованием влияния вина на здоровье человека. Многолетние исследования подтверждают, что при умеренном потреблении вино оказывает положительное влияние на здоровье, в особенности – на сердечно-сосудистую систему. И мы ведем постоянную работу с врачами, убеждая их чтобы они – в тех самых оправданных и умеренных количествах – рекомендовали вино своим пациентам. Сейчас фонд работает более чем с 2000 испанскими врачами, и мы считаем их нашими амбассадорами, регулярно информируя их обо всех научных исследованиях.

И как они реагируют?

Испанские врачи любят вино.

А как будет развиваться винный мир с точки зрения стилистики самих вин, технологии их производства? 

Сейчас в виноделии задействовано так много новых технологий, и мы видим такой сложный стилистический замес, что, на самом деле, трудно предсказать, какое направление будет доминировать. Мне кажется, будущее – за терруарным эффектом.  То есть за винами, в которых удастся отразить особенности терруара с наименее заметным следом энологического или технологического вмешательства.

Еще один тренд – предпочтение вин с низким содержанием алкоголя. Опять же, в скандинавских странах этот тренд заметен уже давно, и вина с содержанием алкоголя на уровне 5,5% там очень актуальны. По сути, это новый тип вина, и потребителю он все более интересен.

Ваше Natureo было едва ли не первым безалкогольным вином, которое получило высокие профессиональные оценки.

Да, и белое, и розовое вина в безалкогольной версии получились удачно. Я несколько раз подшучивал над своими друзьями (которые имеют репутацию знатоков!), предлагая им Natureo в слепой дегустации. Так вот, вслепую они «определяли» содержание алкоголя, как 10-11%. И не хотели мне верить, когда я открывал этикетки! К сожалению, с красным безалкогольным вином мы еще не достигли оптимального результата. Но мы продолжаем работать!

Вы полагаете, безалкогольные вина — это и есть next big thing в мировом виноделии?

Для кого-то, думаю, да! Хотя бы потому, что кто-то или не любит пьянеть, или просто не переносит алкоголь. Рынок все же неизбежно делится на сегменты. Для кого-то актуальны простые, базовые вина. Для кого-то – вина самые дорогие и «лучшие в мире». Недавно в Германии я проводил дегустацию для группы достаточно обеспеченных клиентов. Пробовали порядка 20 образцов. После дегустации перешли к обеду, и гости заказывали себе a la Carte. 50 человек пообедали на 30 000 евро. Неплохо, да? Рынок соединяет крайности…

А существует ли вообще «справедливая» цена на вино?

Винный рынок, конечно, поделен на ценовые сегменты, но не надо думать, что потребители каждого из них не пересекаются между собой. Производить вина высшего ценового уровня – такие, как Mas La Plana, Grans Muralles или Reserva Real – это, конечно, само по себе очень круто. Но для нас это еще и возможность соответствовать запросу. Запросу части потребителей, которые покупают дорогое вино ради престижа. Нам, конечно, приятно, что мы можем производить вина, которые выдерживают сравнение с наиболее престижными винами мира. Но мы также знаем, что и в Испании, и за ее пределами, есть очень достойные вина, в отличие от Grand Cru, не имеющие ореола величия. Это – вина для удовольствия. Лично я дома довольно часто с удовольствием пью скромное Sangre de Toro.

Но заплатить высокую цену — тоже часть удовольствия?

Верно.

Torres — один из немногих винных брендов, получивших всемирное признание. Как Вы думаете, почему в виноделии таких — полноценных — брендов сравнительно немного?

Во-первых, создание успешного бренда – это дело времени. Настоящие бренды не вырастают за ночь. Даже если вы обильно удобрите ваше поле рекламным бюджетом. Мой отец начал продавать бутилированное вино в 1940 году. Первые экспортные поставки были в Америку, а после войны – и в Европу. Он был первопроходцем. Сейчас уже пятое поколение семьи Торрес продолжает начатое им дело.

Во-вторых, это дело семейное. При всем моем уважении к другим компаниям, качественные вина производятся, преимущественно, семейными домами. Конечно, не без исключений, но все же… Семейные дома могут позволить себе долгосрочные инвестиции без компромиссов в вопросах качества. Урожаи разные, один винтаж неизбежно отличается от другого, но если год плохой, мы вино не выпускаем. Не каждый менталитет себе такое позволит.

То есть, по-вашему, семейные компании имеют больше шансов создать сильный винный бренд?

А вы сами посмотрите на вина компаний, которые котируются на бирже. Много ли среди них таких вин, о которых вы хотя бы иногда мечтаете?

Семейный винный дом одержим стремлением к качеству и постоянно реинвестирует. Мы ежегодно вкладываем в развитие 95% нашей прибыли. Акционеры получают только 5%. Может быть, кому-то это покажется недостаточным, но вот нашим представлениям о благополучии это соответствует. Потому что компания живет, процветает и развивается. Может быть, капиталоемкий бизнес семьи понимают лучше.

А компании, которые ежегодно выводят из оборота 20-25% своей прибыли, в очень скором времени испытывают проблемы. Им приходится брать банковские кредиты – со всеми вытекающими последствиями. Инвесторам, желающим получить достаточно быструю отдачу, лучше вкладываться в недвижимость или в какие-то современные технологии. А виноделие лучше оставить семьям.

Вы заметили, что виноделие стало модным занятием? Олигархи выпускают вино. Политики выпускают вино. Министры и даже некоторые президенты грешат. Даже у Дональда Трампа есть винодельня. Вы как относитесь к подобному увлечению?

Знаете, в Испании в какой-то момент это тоже стало модно. Обеспеченные и влиятельные люди не раз обращались ко мне за советом. И вот мое наблюдение. Если человек ради чего бы то ни было выпускает пару тысяч бутылок в год, он чувствует себя комфортно. Он сам доволен, и его друзья довольны. Но в виноделии обычно так — чем больше, тем труднее. Масштабный выход на рынок [для новоявленных виноделов] в 90% случаев приводит к фиаско. Легко принять решение построить винодельню, пригласить модного архитектора и грамотного энолога, но вот когда у вас на складе появляется первая сотня тысяч бутылок, становится труднее. Вы уверены, что знаете, как их продать?

В общем, мой им совет: ограничьте свою амбицию тиражом в тысячу бутылок!

С возрастом человек начинает задумываться об итогах. Что Вы считаете Вашим важнейшим достижением и Вашей самой большой неудачей?

Мне хотелось бы верить, что каждое поколение семьи Торрес делает свой шаг в развитии дома. Я считаю, что мой вклад — выход на новый уровень качества. Этот шаг мы сделали еще в 1962 году, когда я закончил Дижонский университет, вернулся домой и занялся виноградниками в Каталонии. Затем было открытие терруаров Чили, других регионов Испании… Еще о достижениях — мы открыли для себя несколько новых перспективных рынков. Как, например, российский, где я впервые побывал еще в 2000 году.

Но, конечно, были и разочарования. Например, я не очень доволен тем, как мы продвигаемся на американском рынке. Причем – именно в США. (В Канаде и Мексике дела у нас идут очень хорошо!) В США действует система, которая лишает поставщика возможности напрямую продавать вино – как ресторанам, так и супермаркетам. Это очень важный рынок, но на нем действует своего рода протекционизм. У кого-то из европейских компаний получается его преодолевать, у нас пока – не очень. Вероятно, в какой-то момент мы допустили ошибку. Придется ее исправлять.

К вопросу о глобально экономике. Вы открыли для мира несколько винодельческих регионов Нового Света. Есть ли другие области, где вам бы хотелось сделать свое вино?

Нам время от времени делают предложения по партнерству: в Перу, в Мексике, в Китае, в Индии…  Даже в России мы, теоретически, могли бы что-нибудь сделать. Но в семье есть единодушное понимание, что нам не следует браться за новые проекты. Их уже и так много. В Испании, Чили и Калифорнии мы сейчас производим что-то около 70 вин... Пора сконцентрироваться на самом важном. А когда ты производишь полтысячи вин, сконцентрироваться непросто.

Я не так давно спросил у своих детей, как они оценивают нынешнее состояние Mas La Plana 1996. Они были вынуждены признаться, что давно не пробовали это вино. Я тогда вышел из себя: мы должны иметь точное представление о всех винах в нашем погребе. Должны следить за их эволюцией. Должны дегустировать и дегустировать… Должны понимать, как сделать следующий шаг к лучшему качеству.

Вы упомянули Россию как винодельческую страну. Вам приходилось пробовать что-то из российских вин? Вы могли бы оценить потенциал каких-либо российских терруаров?

Да, два года назад я был в Сочи и участвовал в интересной дегустации. Несколько красных вин, произведенных в Краснодарском крае, мне очень понравились. Думаю, что у вас есть все возможности.

Сейчас Вы передаете полномочия Вашим детям. Какие советы вы даете Вашим последователям и продолжателям винной династии?

Один из мох главных принципов — не давать детям советов. Дети не принимают отцовских советов. Так в свое время было со мной, а сейчас это же происходит и с ними. Но я, впрочем, знаю, что следующее поколение иногда следует примеру поколений предыдущих. Поверьте, они очень внимательно на нас смотрят.

Простите, последний вопрос, который я никак не решался задать: как Ваш русский? Вы еще продолжаете его учить?

(На каком языке последовал ответ, вы можете догадаться)

Чуть-чуть лучше! Но очень трудный… Маскулин, феминин…  Мне нужно говорить… Каждую неделю у меня урок! Но фонетик трудный,  и сириллик – никак!

• Погреба Жака Ширака: какой след в виноделии оставил 22-й президент Пятой республики
• В поисках винной Атлантиды: почему возвращаются вина из «красностопа», «цимлянского» и «сибирькового»