Ракетный налет на Саудовскую Аравию основательно встряхнул нефтяной рынок. На протяжении нескольких лет торговцы нефтью и нефтяными фьючерсами пребывали в уверенности относительно стабильного предложения этого стратегического товара. Дефицит не появлялся ни из-за событий в Ливии, ни в результате коллапса нефтедобычи в Венесуэле, ни под воздействием американского эмбарго на поставки из Ирана, ни при сообщениях о взрывах танкеров в Персидском заливе. Ожидалось, что и цена барреля марки Brent долго будет колебаться возле отметки $60, определяясь в основном игрой финансовых структур с фьючерсами.
Эта уверенность подкреплялась сразу несколькими факторами. «Сланцевая революция» в США, начавшая влиять на рынок примерно с 2011 года, демонстрирует не просто живучесть, несмотря на предсказания скорого банкротства занятых в этом секторе американских компаний, но и уверенный долгосрочный потенциал наращивания добычи. Передовые технологии сократили себестоимость нефти даже на глубоководных месторождениях. Добычу обещают нарастить в Бразилии, у берегов Африки, Южной Америки и в других регионах. Если поставки нефти и сокращаются в странах-членах ОПЕК, то происходит это искусственно, ради поддержания цен.
Энергоэффективность, энергосбережение, возобновляемые источники энергии, переход с угля и нефти на газ, развитие электротранспорта начали сдерживать рост спроса на жидкие углеводороды — и не только как топлива для двигателей внутреннего сгорания, но и в качестве сырья для нефтехимии: мир стал отказываться от экологически вредного пластика. Аналитики принялись уверенно предсказывать конец нефтяной эры, который придет с падением спроса, начиная примерно с 2035 года, а то и раньше. «Сто долларов за баррель мы уже никогда не увидим» — эта фраза стала звучать на международных энергетических конференциях и в выступлениях политиков. Новая стабильная цена уже не включала «премию за риск». Расслабившись, в ряде стран даже стали сокращать стратегические резервы нефти.
Когда 14 сентября пара десятков довольно примитивных ракет или дронов вдруг вдвое сократили нефтяную мощь одного из трех ведущих поставщиков в мире, рынок осознал, что риск никуда не исчез. К концу недели торгов фьючерсами стало понятно: за баррель потребителям придется теперь выкладывать примерно на пять долларов больше, чем недавно считалось «нормальным». От новых ударов по самым чувствительным местам нефтедобывающей и нефтетранспортной инфраструктуры никто не гарантирован. В случае военного конфликта, блокирующего движение танкеров через Ормузский пролив, например, рынок потеряет больше 16 млн баррелей в сутки из 100 млн суточной потребности — да и то, если Саудовская Аравия сможет оперативно увеличить пропускную способность своего нефтепровода, идущего к Красному морю в обход неспокойного Персидского залива.
Cui prodest?
Понятно, почему администрация США ограничила свою реакцию на налет воинственной риторикой и санкциями в отношении иранского Центробанка, не прибегнув к мерам военного возмездия. Американцам нужны низкие цены на энергоносители, а любая вооруженная акция в Персидском заливе и открытая конфронтация с Ираном в регионе неизбежно приведут к нарушению снабжения мира нефтью и к росту цен. Сентябрьский налет нанес удар и по Вашингтону, где начали было заигрывать с возможным смягчением позиций в отношении Ирана.
Другой пострадавшей от налета стороной можно считать и Иран, а точнее — то крыло в политическом руководстве Исламской Республики, которое в принципе могло бы пойти на смягчение антиамериканизма и возобновление контактов ради снятия санкций. В выигрыше — иранские «ястребы». Не исключено, то именно они и стоят за организацией удара по саудовским нефтяным объектам, будь то в союзе с йеменцами или самостоятельно.
Что касается саудовцев, то в сухом остатке они от налета только выиграли. Сокращение добычи и экспорта сыграло роль в повышении ценового уровня, что является стратегической задачей Эр-Рияда. Королевству нужно не только избавиться от бюджетного дефицита, но и как можно дороже продать часть акций компании Saudi Aramco в рамках готовящегося первичного размещения. Помимо этого, налет срывает наметившееся вроде бы слабое сближение американцев с иранцами — главными региональными противниками саудовцев.
Кто спасет мир?
Между тем рынок стал задаваться вопросом: кто оперативно может обеспечить потребителей такими объемами нефти, которые в случае новых ударов по отрасли покрыли бы внезапно возникающий дефицит?
У саудовцев до налета существовал потенциал быстрого наращивания добычи примерно на 2,5 млн баррелей в сутки сверх того объема примерно в 9,5 млн баррелей, который они производили. Этот потенциал сейчас можно исключить из расчетов: для того, чтобы достичь прежнего уровня экспорта, потребуется, по самым оптимистическим прикидкам, не менее 10-12 месяцев активной работы по восстановлению пострадавшей инфраструктуры, да и новые удары со стороны тех же йеменцев исключать нельзя. Партнеры Саудовской Аравии в Персидском заливе — такие как Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты — могут добавить от половины до миллиона баррелей в сутки, однако их экспорт тоже зависит от прохода танкеров через Ормузский пролив, и военный конфликт в регионе способен прекратить их нефтяной экспорт. То же относится к Ираку, который игнорирует призывы ОПЕК и развивает добычу по максимуму, не имея запасных мощностей для быстрого наращивания экспорта в экстренной ситуации. Про потенциал Ирана можно будет говорить только в случае отмены американских санкций.
Самый главный поставщик нефти на мировой рынок — США — в принципе может довольно оперативно увеличить добычу. Компании, работающие на сланцевых проектах, накопили большой фонд так называемых дюков (DUC) — пробуренных, но не завершенных гидроразрывом скважин. Их быстрое завершение за месяц-другой приведет к резкому увеличению добычи, но останется проблема доставки нефти к экспортным терминалам: программа расширения нефтепроводной сети далека от окончания, которое намечено на 2022-2023 годы.
Второй по мощности после США производитель нефти — Россия. В своем выступлении на конференции «Глобальные и локальные рынки нефти, газа и нефтепродуктов» 20 сентября 2019 г. Денис Дерюшкин, руководитель Дирекции Аналитического центра ТЭК РЭА Минэнерго, сказал: «Мы сократили добычу на 1,6 млн баррелей в сутки в рамках договоренности ОПЕК+ по сравнению с показателями ноября 2016 года». Остается понять, может ли отечественная нефтяная отрасль быстро выбросить на рынок этот сокращенный объем? Или же она уже прошла пик добычи и сейчас идет постепенно падение добычи по естественным причинам, которое чиновники выдают за солидарность с ОПЕК?
Напомним, что неизбежное падение добычи еще в сентябре прошлого года предсказывал министр энергетики Александр Новак, выступая на заседании правительства. Он заметил тогда, что Россия теоретически может добыть в 2021 году до 570 млн тонн нефти (11,4 млн баррелей в сутки) без учета договоренности с ОПЕК, но к 2035 году потеряет до 43% добычи, которая снизится до 310 млн тонн в год (6,2 млн баррелей в сутки). Причина — истощение уже введенных в строй месторождений и низкое качество еще не разработанных запасов: сложное геологическое строение, малые размеры открытых залежей и т. п.
На нефтегазовой конференции в Москве 20 сентября и госчиновники, и представители нефтяных компаний сошлись во мнении: резервный потенциал добычи, который Россия способна задействовать в течение двух-трех месяцев, не превышает 0,5-0,6 млн баррелей в сутки, да и то если операторы проектов значительно нарастят объем эксплуатационного бурения. Мировой рынок такая незначительная помощь не спасет. Более того, названная скромная величина показывает, что падение добычи в России уже началось, и из снижения на 1,6 млн баррелей, объявленного в рамках соглашения с ОПЕК, не меньше миллиона баррелей сократились естественным образом, а не по повелению Минэнерго.
Надо сказать, что активное эксплуатационное бурение, которое чиновники назначают на роль метода экстренного наращивания добычи, уже идет. Хорошим — и типичным — примером может служить «Юганскнефтегаз» в Западной Сибири, бывшая часть ЮКОСа, а сейчас — подразделение «Роснефти». На год там запланировано бурение 500 скважин, однако практически все они представляют собой так называемую зарезку боковых стволов, то есть средство интенсификации извлечения нефти из уже действующих скважин. Иными словами, ускоряется опустошение давно введенных в эксплуатацию залежей, где себестоимость добычи относительно невысока (затраты давно самортизированы, новая инфраструктура не нужна, и операционные издержки минимальны).
На действующих промыслах компании пускают в ход вторичные и третичные методы интенсификации добычи: обводнение, гидроразрыв, уплотнение сетки скважин, стимулирование пласта различными технологиями. Когда же в СМИ появляются победные реляции о новом добычном проекте, то быстро выясняется, что чаще всего, за редким исключением, это небольшая залежь внутри или по соседству со старым месторождением или же крошечное по размерам новое месторождение.
В ситуации, когда нет перспективы значительного повышения нефтяных цен, когда правительство меняет налоговые правила по нескольку раз в год, когда большая часть неразработанных российских запасов относится к категории трудноизвлекаемых и дорогостоящих, вкладывать средства в новые проекты нет никакого смысла. Новый проект начнет окупаться лет через семь, а то и пятнадцать, как показывает практика. И операторы проектов бросают все силы и средства на эксплуатацию старых промыслов, приближая их финал.
Если какая-то страна и может претендовать на роль спасителя глобального нефтяного рынка от перебоев в снабжении, вызванных чрезвычайными обстоятельствами, то это не Россия. Помимо Саудовской Аравии с партнерами в Персидском заливе, а также новичков вроде Бразилии и Африки, на этом рынке в среднесрочной и долгосрочной перспективе будут, по-видимому, заправлять Соединенные Штаты.