Под влиянием санкций США и ЕС объемы ввоза иностранной продукции в Россию продолжают сокращаться. Только за первые два месяца текущего года импорт из стран дальнего зарубежья снизился на 3,5% относительно аналогичного периода в 2018 году. Пока что запрет касается только оборонной продукции, оборудования для нефтедобычи и товаров двойного назначения, то есть таких, которые предназначены для мирных целей, но могут использоваться для создания вооружения — в эту категорию попадает и электроника. Второй пакет санкций США по делу Скрипалей, который сейчас находится на рассмотрении в Белом доме, может почти полностью свести торговлю между двумя странами на нет.
Хотя напрямую антироссийские санкции не затронули сферу защиты интеллектуальных прав, косвенное влияние оказалось существенным. Запрет на экспорт некоторых категорий товаров привел к снижению патентной активности между Россией, с одной стороны, и США и странами ЕС — с другой. Напомним, что иностранная компания, желающая получать прибыль от реализации своего продукта или технологии на российском рынке, должна подать соответствующую заявку в национальное патентное ведомство (Роспатент).
Однако из-за невозможности реализовать санкционные товары иностранные производители снизили активность в защите прав на интеллектуальную собственность. По данным Роспатента, общее количество иностранных заявок на патентование изобретений, полезных моделей и промышленных образцов в России с 2014 года упало на 20%, в первую очередь за счет Соединенных Штатов — за последний год только в отношении изобретений активность этой страны снизилась на 18,7%.
В результате Россия лишилась ряда товаров, потребность в которых испытывает местный рынок. Распространение новых изобретений оказалось затруднено. Дальнейшее ужесточение санкций может привести к ухудшению ситуации, причем под угрозой находится целый ряд рынков. К примеру, более 50% патентов на медицинские препараты принадлежит иностранцам, так что запрет со стороны правительства США и Евросоюза на поставки в Россию американской и европейской фармацевтической продукции приведет к нехватке огромного количества необходимых лекарств.
В принудительном порядке
Чтобы компенсировать дефицит «запрещенки», государство может выдать тому или иному российскому предприятию принудительную лицензию на производство санкционного товара по «чужому» патенту — эта возможность регламентируется статьей 1362 ГК РФ.
Из фармацевтических компаний принудительную лицензию впервые в России получила «Натива», которая создала свой научно-исследовательский центр для разработки аналогов импортных препаратов. Но, несмотря на успешное получение патента и государственную регистрацию изобретений, «Натива» столкнулась с множеством судебных исков от западных холдингов.
В нарушении прав интеллектуальной собственности компанию уже обвинили такие фармацевтические гиганты, как Bayer, Pfizer, Novartis, Boehringer Ingelheim, AstraZeneca, Bristol-Myers Squibb (BMS) и Celgene. Большинство лекарств, ставших предметом судебного спорта, входят в перечень жизненно важных и необходимых лекарственных препаратов.
Однако даже если на время забыть о юридических рисках, принудительная лицензия не решает проблему полностью: ее обладателям приходится с нуля налаживать производство, привлекать НИИ и пытаться воспроизвести технологию. Поскольку последняя приведена в патенте не в полном объеме, скопировать ее без изменений возможно далеко не всегда. Ситуация осложняется тем, что в России может не оказаться сырья с необходимыми свойствами. Ввиду всех этих причин качество российского аналога может оказаться ниже, чем у оригинала.
Знак спасения
В июне 2018 года Владимир Путин подписал закон об ответных мерах на санкции. Первая версия законопроекта содержала пункт об «исчерпании исключительного права на товарные знаки в отношении товаров, правообладателями которых являются граждане США». Фактически эта формулировка давала России «зеленый свет» на закупку санкционных товаров в обход производителя — у третьих стран.
Действующая модель реализации продукции в России предполагает, что вводить товар в оборот на территории страны может только его правообладатель. Правообладатель поставляет товар уполномоченным импортерам, которые, в свою очередь, распространяют его по оптовым сетям. По такой же схеме владелец товарного знака реализует свой продукт и в других странах.
В случае принятия первой версии закона Россия смогла бы перекупать товар у этих стран — к примеру, организовать поставку оригинальных кроссовок Adidas из Молдавии или Казахстана. Кроме того, российским поставщикам эта мера позволит сэкономить, поскольку закупочная стоимость в таких странах обычно ниже, чем в России. Напрямую повлиять на ситуацию правообладатель не сможет, поскольку у него нет рычагов давления.
Формулировка об исчерпании исключительного права на товарные знаки не вошла в финальный текст закона, однако сам прецедент говорит о том, что в будущем к ее обсуждению могут вернуться. Такая «обходная» практика, впрочем, уже действует в стране, особенно в сфере автозапчастей и профессиональной косметики, хотя пока она не узаконена. Если сейчас поставщики обращаются к ней с целью сэкономить на закупках, то в будущем она сможет стать реальным средством для легального обеспечения российского рынка товарами, ввоз которых ограничен в Россию санкциями США и Евросоюза.
Хотя у России и есть инструменты, которые позволят компенсировать отсутствие доступа к запатентованной продукции западных производителей, универсальными их назвать сложно. В случае полного запрета на торговлю со стороны США государству придется в форсированном режиме решать проблему дефицита огромного количества товаров. С другой стороны, американские производители лишатся целого рынка для реализации своих изобретений. Таким образом, ситуация пагубна для обеих сторон и требует поиска компромиссов.