В последний вторник августа совет директоров «Газпрома» обсудит влияние на компанию западных санкций. В отличие от «Новатэка», своего основного конкурента на российском газовом рынке, монополия не попала в санкционный список США. Однако ряд мер, одобренных американскими регуляторами и Конгрессом, негативно отразился на ее ключевых проектах.
Санкции и СПГ-проекты
В августе 2015 года Бюро промышленности и безопасности Министерства торговли США внесло Южно-Киринское месторождение Охотского моря в список компаний и лиц, в отношении которых действует специальный экспортный контроль. Поставка любого американского оборудования для этого месторождения была запрещена, что отразилось на планах «Газпрома» по его освоению — вести его компания собиралась с помощью подводных добычных комплексов, ведущими производителями которых являются американские General Electric, FMC Technologies и One Subsea. Их продукция была включена «Газпромом» в список технологий для импортозамещения, однако найти им альтернативу пока не удалось, из-за чего монополия была вынуждена сдвинуть сроки ввода Южно-Киринского в строй. До внедрения санкций компания рассчитывала сделать это в 2019 году, теперь же в ее официальном справочнике «Газпром в цифрах» фигурирует 2023-й.
Изменилась и датировка проектов по производству сжиженного природного газа, сырьевой базой для которых должно было стать Южно-Киринское — третьей очереди СПГ-завода «Сахалина-2», ввод которой «Газпром» перенес с 2021 года на 2023-й, и проекта «Владивосток СПГ», который не только не был введен в заявленный первоначально срок (2018 год), но и переформатирован из крупнотоннажного в малотоннажный: его заявленная мощность была снижена с 10 млн до 1,6 млн т.
Трубопроводные проекты: бремя одиночного финансирования
Другим значимым для «Газпрома» документом стал Закон о противодействии врагам Америки с помощью санкций (CAATSA), который наделил президента США правом вводить санкции против неамериканских компаний и лиц, инвестировавших в строительство российских нефте- и газопроводов более $1 млн единовременно или свыше $5 млн в год. Это осложнило реализацию «Северного потока — 2», который и без того встретил сопротивление в Европе. Сначала польский антимонопольный регулятор заблокировал вхождение в капитал Nord Stream 2 (оператора проекта) англо-голландской Shell, австрийской OMV, французской Engie и немецких Wintershall и Uniper, а затем датский парламент принял поправки к закону «О континентальном шельфе», предоставившие министерству иностранных дел право блокировать строительство трубопроводов в территориальных водах страны, исходя из соображений национальной безопасности.
Это во многом объясняет, почему Дания до сих пор не согласовала заявку на маршрут прокладки «Северного потока — 2», поданную «Газпромом» в январе, хотя это уже сделали Германия, Швеция и Финляндия — все остальные зарубежные страны, по территории которых пройдет трубопровод. В конце июня датский премьер Ларс Расмуссен призвал вынести согласование «Северного потока — 2» на общеевропейский уровень, отметив, что Дания не может самостоятельно решить этот вопрос. Тем самым он подчеркнул политическую подоплеку проекта, конечная судьба которого будет во многом зависеть от того, пойдет ли ЕС наперекор США, которые пытаются убедить европейских союзников отказаться от планов строительства «Северного потока-2», о таких попытках заявлял, в частности, госсекретарь Майкл Помпео в ходе июньских слушаний в Сенате.
Ситуация усугубляется планами администрации президента США ввести санкции против «Северного потока — 2», о которых на днях сообщила The Wall Street Journal. Ключевая развилка — в степени жесткости решения: затронет ли оно лишь трубопроводных подрядчиков «Газпрома», и так присутствующих в санкционном списке, или же в него попадут европейские партнеры монополии, которые в апреле прошлого года обязались профинансировать половину из общей стоимости проекта в €9,5 млрд. Во втором случае «Газпрому», возможно, придется в одиночку нести бремя расходов Nord Stream 2, затраты которой к началу лета достигли €4,5 млрд, такие данные в июне приводил финансовый директор проектной компании Пол Коркоран. Впрочем, к подобному сценарию «Газпрому» не привыкать, ведь «Турецкий поток» стоимостью $7 млрд он строит за счет собственных средств.
Сужающееся окно возможностей
Вне зависимости от исхода спора вокруг «Северного потока — 2» уже действующие санкции могут вынудить «Газпром» изменить структуру инвестиционной программы, ключевым приоритетом которой в последние годы являлись трубопроводные проекты. Под вопросом в первую очередь окажется «Северный поток — 3», возможность строительства которого ранее не исключал Алексей Миллер.
Поэтому после ввода в строй «Турецкого потока» и «Силы Сибири», намеченного на конец 2019 года, компания может переориентировать капиталовложения на СПГ-проекты — не только на упомянутый «Владивосток СПГ», судьба которого отчасти зависит от перспектив освоения Южно-Киринского месторождения, но и на «Балтийский СПГ», заявленный еще в 2013 году и до сих пор остающийся на бумаге. Чуть больше года назад «Газпром» и Shell договорились начать технико-экономические исследования по проекту и создать совместное предприятие, которое будет вести в Усть-Луге строительство завода планируемой мощностью в 10 млн т сжиженного газа в год. Там же монополия собирается построить газохимический комплекс, в состав которого войдут мощности по переработке 45 млрд куб. м газа и производству 1,5 млн т полиэтилена в год.
Выход — в контроле над издержками
Такое решение выглядит логичным, учитывая проблемы с сырьевой базой третьей очереди СПГ-завода «Сахалина-2» и удаленность от экспортных рынков Новоуренгойского ГХК — еще одного газохимического проекта «Газпрома», сроки завершения которого компания не единожды переносила, в последний раз остановившись на 2021-м. Однако у этого решения есть и недостатки, главный из которых — высокое транспортное плечо до азиатского рынка, который в ближайшие годы будет оставаться локомотивом потребления сжиженного газа и базовых нефтехимических продуктов. Так, на Китай до 2021 года придется почти половина прироста глобального спроса на полиэтилен — 10 млн и 21 млн т, как следует из прогноза IHS, в то время как на европейском полиэтиленовом рынке будет сокращаться дефицит — с 2,3 млн и 2,4 млн т в 2017 и 2020 годах соответственно до 0,23 млн т в 2027-м, по оценке S&P Global Platts. То же самое касается и рынка СПГ, где с июля 2017 года по июль 2018-го страны Северо-Восточной Азии нарастили потребление на 23,3% (до 253,9 млн т), тогда как Европа — лишь на 4,9% (до 65,1 млн т), согласно данным Thomson Reuters.
В этих условиях рентабельность новых проектов «Газпрома» будет зависеть от способности контролировать издержки, что хорошо видно на примере «Новатэка», который с момента принятия инвестиционного решения по «Ямалу СПГ» не пересматривал его общую стоимость ($26,9 млрд). Снижение доступности европейских кредитов вынудило главного акционера проекта сдерживать расходы и вводить мощности до наступления контрактных обязательств по продаже газа, чтобы продавать его на спотовом рынке и получать дополнительную экспортную выручку для скорейшей компенсации понесенных затрат. Время покажет, пойдет ли таким путем «Газпром».