Дмитрий Песков, пресс-секретарь Владимира Путина, заявил, что для России снижается актуальность формата G8 («Большой восьмерки») и возрастает значение G20 («Большой двадцатки»). На самом деле «Большой восьмерки» не существует уже четыре года. В 2014 году Россию исключили из формата G7+1, то есть «Большой семерки»+Россия. Говорить в таких условиях о какой бы то ни было позиции России в этой организации довольно самонадеянно: страну выставили из G7, вопрос о восстановлении не стоит.
И все же пресс-секретарь президента затронул очень важный вопрос — переформатирование привычных представлений о мировой экономике в последние десятилетия, а также изменение роли и места Запада в глобальном масштабе. В этой конструкции России и впрямь уготована совершенно новая роль. Роль безнадежно отставшей страны с экономикой прошлого века.
Где происходит реальный рост
Если мы обратимся к списку крупнейших стран по ВВП, посчитанному по паритету покупательной способности (ППС), а это наиболее точная оценка, которая учитывает поправку на уровень цен в национальной экономике, то мы увидим поразительные данные. Первое место с большим и постоянно нарастающим отрывом от США занимает Китай. После КНР и Соединенных Штатов расположились Индия и Япония. Шестую строчку занимает Россия, седьмую — Индонезия, восьмую — Бразилия.
В первой двадцатке также оказались Мексика (11-я позиция), Турция (13), Южная Корея (14), Саудовская Аравия (16), Иран (18) и Таиланд (20). В списке подушевого ВВП, тоже исчисленного по ППС, в первую пятерку попадает лишь одна европейская страна — Люксембург. Кроме него в числе лидеров Катар, Макао, Сингапур и Бруней. Кстати, список по номинальному ВВП будет не сильно отличаться.
Таким образом, привычная картина мира, в котором Европа является центром и вместе с США и бывшими английскими колониями, Канадой, Австралией и Новой Зеландией, образует условный «Запад», нуждается в пересмотре. В 1960 году на ВВП США приходилось 40% мирового ВВП. Теперь эта доля сократилась до 15%.
Поэтому G7, действительно, представляет собой, скорее политическое, нежели экономическое образование. Его члены объединены общими политическими ценностями, среди которых демократия и права человека, и представляют собой элитарный клуб. В плане ВВП это лишь 31% от общемировых показателей.
Регионы бурного развития
Обратимся к Восточной и Юго-Восточной Азии. Разве Япония, Южная Корея, а также Тайвань вместе с Гонконгом и Сингапуром хоть в чем-то уступают самым мощным и развитым европейским странам? Они такие же лидеры научно-технического прогресса. Может ли Европа взирать на регион свысока и поучать местных лидеров? Нет, не может.
Но кроме этих «экономических тигров», еще недавно бывших молодыми, а теперь изрядно освоившихся, в Азии имеется еще ряд быстро растущих экономик. В ближайшие годы они угрожают перевернуть привычные представления людей о местной и мировой экономике. Один из первых на очереди — Таиланд.
В России эта страна ассоциируется с морем, пляжем и фруктами, но помимо этого в Таиланде развито множество отраслей. Только сектор электроники занимает здесь свыше 15%, в 2014 году ее экспорт превысил $55 млрд. Таиланд — второй в мире производитель жестких дисков. В стране ежегодно выпускается до двух млн автомобилей, большая часть которых идет на экспорт.
На пятки Таиланду наступает Вьетнам — 35-я экономика в мире. Многие производители электроники переносят сюда свои заводы и фабрики из Таиланда, так как во Вьетнаме дешевле обходится рабочая сила. Samsung производит здесь 40% свои телефонов, производство есть и у LG.
Все это идет в сочетании с традиционным отраслями экономики — туризмом и сельским хозяйством. Сейчас Вьетнам занимает первое место в мире по производству кофе: по этому показателю страна смогла опередить Бразилию, которая располагает территорией в пять раз больше.
Даже Камбоджа, зажатая между Вьетнамом и Таиландом, разоренная гражданской войной, стремительно превратилась в мощный туристический центр притяжения, крупнейшего производителя одежды и место проживания богатых иностранцев.
В мировую тридцатку экономик входят и Малайзия с Филиппинами. Малайзия с ее небоскребами и ультрасовременными технологиями смогла достичь небывалых высот благодаря нефти и все тому же производству одежды и электроники. Филиппины превзошли Индию как ведущий поставщик услуг бизнес-аутсорсинга, в том числе кол-центров. Про Индонезию нечего и говорить — сейчас это такая же экономическая галактика, как Китай или Индия.
И это только беглый взгляд на один регион. И в Латинской Америке, и в Южной Азии, и в различных частях Африки происходят в высшей степени интересные процессы. Достаточно напомнить, что такие демографические гиганты, как Бангладеш, Пакистан и Нигерия, давно оставили позади себя Россию по численности населения. На подходе Египет и Эфиопия.
Численность населения важна потому, что современная экономика превратилась в экономику человеческого капитала. Какими бы формально слаборазвитыми ни были те же Пакистан и Бангладеш, они занимают 25-е и 32-е места в мире по ВВП. Их конкурентное преимущество — молодая рабочая сила, быстро обучающаяся и пополняемая.
Недаром современные экономисты состязаются между собой, выдумывая звучные термины, объединяющие растущие страны. Уже придуманы CIVETS (Колумбия, Индонезия, Вьетнам, Египет, Турция и ЮАР), Next Eleven (Мексика, Нигерия, Египет, Турция, Иран, Пакистан, Бангладеш, Индонезия, Вьетнам, Южная Корея, Филиппины), VISTA (Вьетнам, Индонезия, ЮАР, Аргентина, Турция), MINT (Мексика, Индонезия, Нигерия, Турция) и БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китая, ЮАР). Такие аббревиатуры довольно бессмысленны и вряд ли имеют под собой какое-то значение, помимо игры в слова. И все же в основе таких игр и рассуждений лежит необратимая тенденция ухода мировой экономики в новые страны.
Что есть и чего нет у России
В быстро меняющемся распределении ролей между странами особенно интересно, какое место на экономической карте мира займет Россия. Увы, у самой крупной страны по площади нет ни одного из тех преимуществ, которыми обладают новые экономики «Большой двадцатки» и прочих объединений.
В России слабо развит сектор электроники и программирования. Сейчас это эквивалент производства чугуна и стали для XIX и первой половины XX века: этот параметр определяет степень развитости страны. Редкий показатель, не утративший своего значения с наступлением XXI века, — выпуск автомобилей. Здесь Россия занимает 15-е место, уступая Турции и Таиланду, в затылок дышит Иран.
Все, что есть в высоких технологиях — атомных, космических, авиационных, оружейных, — осталось в России продолжением советских достижений и паразитированием на старых производствах. Россия еще может экспортировать что-то из этого списка, но перечень покупателей (даже потенциальных) редеет одновременно с устареванием российских технологий.
Мечты о мировом финансовом центре в Москве так и остались мечтами: пока Дмитрий Медеведев рассуждал о необходимости привлечения капитала, в Астане сделали ровно то, на что не нашлось умений в Москве: построили собственный финансовый центр.
В сельском хозяйстве сохраняется зависимость от импорта по мясу и молоку: в магазинах полно израильских и египетских овощей и фруктов, а экспорт России сводится к зерну. Аграрный сектор не стал высокотехнологичным и наукоемким. Увлечение производством зерновых сродни перекачке нефти и газа — это экстенсивный путь развития, который не сможет привести к скачку в смежных областях.
Наконец, у России провальная демография с явной нехваткой молодых кадров. Только за счет этого страна проигрывает состязание на рынке рабочей силы Египту или Ирану. Образование, наука, здравоохранение и культура также не являются конкурентоспособными на мировом уровне: учиться, лечиться и заниматься исследованиями едут совсем в другие страны. Все, достойное внимания, опять-таки оказалось продолжением советских или более ранних традиций — если говорить о культуре, то это балет и опера. В кино, поп-музыке и массмедиа Россия давно не может предложить современный и востребованный продукт.
Да, есть «Яндекс», «Одноклассники» и «ВКонтакте», но они существуют по большей части ввиду культурной и языковой изоляции и вовне не работают (если, конечно, не считать значимыми рынки бывших республик Советского Союза). В качестве объекта туризма России далеко до международных лидеров: страна заняла определенную нишу, но пока не может расширить свою привлекательность для новых групп туристов.
Таким образом, переход России в G20 — это не решение проблем, а получение новых. В «Большой семерке» западные партнеры старались подтягивать Россию к себе, надеясь на плавные и не слишком быстрые перемены.
Иметь дело с европейцами, канадцами и даже американцами — совсем не то же самое, что с представителями рвущихся вперед «новых экономик», которые бесцеремонно работают локтями. Тут уровень конкуренции на порядок выше, а определенности — на порядок меньше.
Впрочем, главная проблема даже не в этом. Россия, обладая всеми пороками старых экономик, не имеет преимуществ новых. Да, природные богатства, советское инфраструктурное и технологическое наследие дают определенную подушку безопасности. Однако как долго Россия будет проедать эту подушку и консервировать себя в состоянии, которое сложилось в семидесятых годах прошлого века? И с каким отношением к себе столкнется тогда, когда лидерами окончательно станут страны новой волны? Ответа на этот вопрос, похоже, не знает никто.