Не много ли силы? За 15 лет число силовиков выросло более чем вдвое
Несмотря на вовремя подоспевшие матчи Кубка Конфедераций, ставшие формальным поводом для очередных масштабных запретов на массовые манифестации, День России запомнится как праздник, во время которого суть России как полицейского государства заметна как никогда прежде. Да, силовиков у нас достаточно, но не много ли их? И не слишком ли велики траты на эти структуры, особенно с учетом качества их работы? Эти вопросы слышатся часто — так что давайте посмотрим на цифры.
В России сегодня 914 500 человек числятся в штате Министерства внутренних дел. Это третья по численности полицейская сила в мире (понятное дело, после Китая — 1,6 млн человек) и Индии (1,5 млн). При этом по числу полицейских на 100 000 жителей Китай (120 человек) и Индия (128 человек) отстают от России (623 человека) приблизительно в пять раз. Стоит заметить, что отстают от нас по этому показателю и все развитые страны: в США соответствующая цифра составляет 256 человек, в странах ЕС — от 300 до 360. Впереди, не считая экзотических островов и карликовых государств, только наши ближайшие друзья — Белоруссия и Сербия (и непонятно как в эту компанию попавший Южный Судан). Во времена «авторитарного» СССР в советском МВД состояло на службе 623 000 человек и показатель «полицейскости» был почти втрое ниже.
Не менее важен вопрос о том, во сколько обходится отвлечение от экономически полезной деятельности такого количества граждан, которым можно было бы найти другое применение. В 2016 году на нужды МВД было выделено 1,08 трлн рублей, или 1,26% ВВП. В США на полицейские силы, оплачиваемые практически целиком из местных бюджетов, тратится $134 млрд, или 0,72% ВВП. Приблизительно такой же показатель у Германии (0,7% ВВП), на чуть более высоком уровне (почти 0,9%) он во Франции. При этом если борьбу с демонстрантами в России можно признать достаточно успешной, то борьбу с преступностью — вряд ли. В 2015 году в стране было совершено минимальное количество убийств за многие годы — 11 700, но это дает среднюю цифру 80,3 случая на 1 млн жителей — против 49 в США, 10,5 во Франции и 8,4 в Германии. Иначе говоря, учитывая число насильственных преступлений и расходы на полицейские силы, эффективность охраны общественного порядка в Германии превышает российские показатели в 20 раз! Зато, конечно, ни у немецкого, ни у французского министров внутренних дел нет такого служебного самолета со спальней и апартаментами, какой заказало для «первого лица» российское МВД всего за 1,7 млрд рублей. Пусть зарубежные коллеги обзавидуются.
Однако, разумеется, МВД хотя и самая многочисленная, но не единственная силовая служба в стране. Обособленно от нее существует Национальная гвардия, насчитывающая до 400 000 человек, Министерство по чрезвычайным ситуациям с 289 000 сотрудников, Федеральная служба исполнения наказаний, в которой работает 295 000 человек, Федеральная служба безопасности с засекреченным штатом, оценки численности которого составляют обычно 100 000–120 000 человек, а с погранслужбой — до 200 000, Таможенная служба (около 70 000), Прокуратура и Следственный комитет (более 60 000), Наркоконтроль (почти 34 000), Миграционная служба (до 35 000) и ряд других менее многочисленных по числу работников агентств типа ФСО, ФАПСИ и им подобных). Я опускаю вопрос про армию, а также про вполне гражданские службы, часто (и не без повода) относимые к силовым, такие как Налоговая полиция, судейский корпус и т. д. Однако даже в таком «неполном» виде численность работников силовых структур в России не опускается ниже 2,6 млн человек.
С точки зрения общего количества занятых эта цифра выглядит исключительно большой. В тех же США, где все полицейские силы, Национальная гвардия, персонал Министерства национальной безопасности и Федерального бюро расследований не превышают 1,2 млн человек, силовики составляют всего 0,78% от общего числа занятых, которое в марте 2017 года превысило 153 млн человек. В основных европейских странах показатели колеблются от 0,68% в Германии до 1,05% в Италии, но в целом остаются ниже или в пределах 1% от общей занятости. В России, где общая занятость не превышает 75 млн человек, доля силовиков приближается к 3,5%, что в четыре раза превышает показатели для большинства развитых стран. Если сравнить эту цифру с другими отраслями народного хозяйства, то окажется, что она соответствует общему числу занятых во всех лечебных организациях страны, немного недотягивает до работников всех видов транспорта и почти в два с половиной раза превышает занятость в добыче всех видов полезных ископаемых. Для сравнения: в США показатели занятости в здравоохранении превышают численность персонала силовых структур в 14 раз.
Еще интереснее статистика преступности, которую указанные силовики призваны сдерживать. В России, по официальным данным, в 2016 году было зарегистрировано 2,13 млн преступлений, тогда как в США — 9,18 млн. Это означает, что в среднем на российского полицейского приходилось 2,33 зарегистрированного преступления, а на американского — 11,5. Учитывая, что число убийств в России было всего на 30% ниже американского показателя, расхождение в общем числе зарегистрированных преступлений более чем в четыре раза представляется, скорее всего, следствием разного подхода к их регистрации и возбуждению дел. Я могу ошибаться, но похоже, что даже та гигантская полицейская машина, которая сегодня создана в России, регистрирует (и, следовательно, признает такими, какие она может или хочет раскрыть) от трети до (в лучшем случае) половины всех совершаемых в стране правонарушений.
Следует также заметить, что в России, в отличие от той же Америки или Европы, огромное место в деятельности силовиков занимают экономические преступления, которые в американской статистике, например, отсутствуют как класс, поскольку налоговые службы и суды занимаются расследованием соответствующих дел без участия полиции — и в большинстве случаев без арестов и задержаний предпринимателей. Масштаб, который принимает расследование такого рода дел в России, беспрецедентен в современном мире и говорит о несоразмерном вмешательстве в экономическую жизнь. Мало того что российские правоохранители обходятся налогоплательщикам существенно дороже, чем в любой западной стране, но они также наносят им колоссальный вред, подчас парализуя работу даже крупных компаний. Это относится ко всему российскому госрегулированию. Например, Федеральная антимонопольная служба в 2015 году возбудила 67 000 дел о нарушении законодательства о конкуренции, тогда как аналогичные ведомства в США — 1400 за 10 лет (2006–2015). Делается это для того, чтобы в большинстве случаев выписать штраф, не превышающий 100 000 рублей.
Я осознанно не касаюсь ничего из того, что почти всегда оказывается в центре отечественных публикаций о нашей правоохранительной системе: коррупции, нарушениях закона и прав граждан, заинтересованности полицейских и иных силовиков в том или ином решении вопроса и т. д. Как только мы переходим на такой уровень, мы начинаем пытаться понять, прогнила ли система или нет, но на каждый негативный пример можно найти позитивный и наоборот, и ни к какому выводу мы, мне кажется, не придем.
Гораздо важнее другое. Сегодня российские силовые ведомства достигли, на мой взгляд, критического момента в своем развитии. За последние 15 лет они увеличились количественно более чем вдвое при сокращающемся в стране числе трудоспособных граждан. Их финансирование выросло более чем в 5,5 раза. Это привело к ряду положительных сдвигов, например к существенному снижению числа убийств и некоторых особо тяжких преступлений, однако на большинстве иных направлений успехов практически не заметно. Эволюция российских силовых структур привела, с одной стороны, к тому, что они стали par excellence гарантами сохранения нынешнего политического режима, а с другой — активными экономическими субъектами, выстраивающими свои собственные отношения с предпринимательскими структурами. Эффективность же основной их деятельности — борьбы с реально существующей в обществе преступностью, регулирования миграции, перекрытия каналов поступления в страну наркотиков и даже в ряде случаев борьбы с терроризмом — оказывается крайне низкой. Заявленное с этого года сокращение финансирования большинства силовых ведомств ставит крайне сложные вопросы, на которые у властей, на мой взгляд, нет ответа.
Опыт работы правоохранителей в большинстве стран указывает на то, что сила в их деятельности редко оказывается главной. Куда важнее профессионализм и эффективная организация работы самих полицейских, с одной стороны, и доверие к ним со стороны общества — с другой.
В России сегодня нет ни того ни другого. В значительной мере это стало следствием превращения силовых органов в огромную и растущую, богатую и богатеющую корпорацию. И поэтому кто бы ни повел Россию в будущее в 2018-м, 2024-м или каком-то еще далеком году, задача превращения силовиков в правоохранителей еще долго будет оставаться, пожалуй, наиболее значимой из всех.