Вчерашние несанкционированные митинги и массовые задержания в Москве еще раз показали: одна из характерных черт российского общества — это фатальное отсутствие публичной дискуссии. Как следствие, возникает ощущение клинча. Вроде бы все полемисты давно на сцене. Вот условные консерваторы — суровые и чтущие традицию люди — с тревогой наблюдают за ловушками модернизма. А вот воспрявшие либералы — умные, ироничные и одинокие на этих северных просторах. Костюмы хорошие, но помятые. Или левые, в восхищении озирающие валуны прошлого.
Мизансцена разработана, актеры расставлены. Но разговаривают они только сами с собой, в режиме монолога. Общий сценарий разорван их принципиальным нежеланием слушать и слышать друг друга. Еще меньше удается поговорить с властью, которая с холодным любопытством в бинокль наблюдает за мизансценой, делая короткие режиссерские пометки. Когда тебя не слышат, остается улица.
Деление на три группы условно и морально устарело. Каждая из них обладает повышенной дробностью, и если обстоятельства бросают «событие-провокацию» внутрь каждой из групп, она распадается на конфликтующие фракции уже внутри себя. Недавним примером стало обсуждение недавних выборов нового редактора «Ведомостей».
Эмигрантская попытка Михаила Слободина запустить в этой связи дискуссию об изменении всей структуры медийного поля, перестройке информационных потоков, новых вызовах для СМИ была отвергнута в медийной среде по принципу «не твое дело». Татьяна Лысова, нынешний главред газеты, ответила через РБК, что ей «глубоко по*** мнение Слободина». Полемика была исчерпана. Характерно, что ее фигуранты находятся в одном ценностном поле и совершенно не являются антагонистами. Они просто не умеют разговаривать.
Возникнет ли подобная проблема публичной речи в более значимой ситуации — предстоящей (если до этого дойдет дело) конкуренции двух экономических платформ, которые, по мысли разработчиков, должны вывести страну из тупика роста «#околоноля»? Одна из стратегий готовится внутри Центра стратегических разработок под руководством Алексея Кудрина, другая представлена «Столыпинским клубом» под курированием Бориса Титова.
Социологический центр «Платформа» исследовал, на основании 25 интервью с крупными общественными экспертами, как формируются общественные ожидания к конкурирующим стратегиям. Надо сразу отметить, что программа ЦСР еще не завершена, поэтому общественная реакция проверялась на предварительных идеях и общих подходах разработчиков. Однако собранного материала достаточно, чтобы оценить готовность среды к серьезной экономической дискуссии.
Первое, данная полемика носит ярко выраженный персонализированный характер, спаяна с именем лидера. Соответственно, на стратегию переносится весь репутационный багаж, собранный им к данному моменту. В случае с Кудриным это, с одной стороны, образ финансового суперпрофи, чуть ли не спасителя отечества в кризис 2008 года. Однако он же испытывает давление образа жесткого монетариста и сложность отношений с премьером Дмитрием Медведевым (последнее, впрочем, не поддается сегодня однозначной оценке).
У Бориса Титова сильный отрицательный потенциал провального выступления на выборах 2016 года, отсутствие практики экономического стратегирования и дефицит личных идей, но при этом — более заметная нейтральность фигуры, в целом формально неплохая позиция бизнес-омбудсмена, которая быть выгодно спроецирована на средний и малый бизнес.
Понятно, что такая персонализация является условной. За ЦСР стоит большой блок либеральных экономистов, курирующих отдельные направления внутри программы. За «Столыпинским клубом», помимо Титова, видны фигура Сергея Глазьева (отошедшего, правда, от участия в заседаниях СК в прошлом году) и экономиста Якова Миркина. Но для общественного сознания принципиальны лишь первые лица, образы команд выглядят затертыми.
Важно, что в рамках самопрезентации действующие лица вынуждены проецировать себя не столько на общество, сколько на власть. А власть у нас также крайне персонализирована, что обостряет личностный фактор в конкуренции. Поэтому успех каждой из сторон ставится в зависимость от близости к Владимиру Путину.
Однако здесь не все так линейно. Чем короче дистанция по отношению к президенту, тем мощнее силовое поле вокруг. Возрастает взаимодействие различных центров сил, конкурирующих групп, у каждой из которой есть свой ресурс. Движение становится более сложным, сопротивление среды возрастает. В этом очевидный риск для Кудрина. Находящийся на дистанции и не состоящий в доверительных отношениях с президентом Титов может позволить себе более свободную и в каком-то смысле более безответственную игру.
Второе, это сводимость программ к шаблонным определениям, уходящим в историю прошлого века. В отношении ЦСР полемисты используют выражения типа «фридманианцы», «монетаристы», для СК характерны — «кейнсианцы», «консерваторы-промышленники». Понятно, что вся эта терминология выглядит устаревшей. К примеру, насколько известно, в основе стратегии ЦСР лежат институциональные реформы и технологическая конкуренция, а не жесткие монетарные схемы.
Называть участников «Столыпинского клуба» консерваторами тоже бессмысленно; идеология здесь строится вокруг темы «прорыва», который не предполагает возвращения к традиционному фундаменту. Стилистически мы чувствуем большую разницу между двумя группами: ЦСР — более «хайтековские», модернистские, а СК — ближе к старым индустриальным моделям. Но терминологический аппарат становится все более условным, и для точного описания текущей реальности нужна дополнительная лингвистическая работа.
Третье, в широкой дискуссии, как правило, сталкиваются два психологических начала. Одно — сухое, рациональное, другое — эмоциональное, мифологическое. Так и в этот раз. ЦСР — это институт с рабочими группами, массой экспертов, тестированием идей и всеми процедурами рационального процесса. СК опрокидывает эту «скучную» последовательность, предлагает миф быстрого прорыва, формирует ожидание чуда. Казалось бы, шансов всегда больше у рациональной стороны, левого полушария социального мозга. Но далеко не всегда так.
Миф глубже осознанных моментов, уходит своей основой в архетипическое «коллективное бессознательное». Поэтому его мобилизационный потенциал может оказаться сильнее. Другое дело, насколько «зажигательны» лидеры для активизации этого потенциала и как настроена система по отношению к таким эмоциональным порывам. Вопрос ведь не только в мифе, но способе и стиле его трансляции.
Аудитория, которая вовлекается в обсуждение программ, редко интересуется детализацией предмета полемики. Как правило, происходит вычленение небольшого количества базовых тезисов, которые быстро находят своих симпатизантов. Этот ограниченный набор идей и определяет весь спектр отношений к платформам. Люди спорят не о концепциях, а об универсуме собственной веры, которая появилась на основе их опыта и убеждений.
В случае с ЦСР и «Столыпинским клубом» такой точкой фиксации стал вопрос о денежной массе. «Бизнесу надо больше кислорода (денег), инфляция не так принципиальна», — говорят сторонники СК. «Снижение инфляции до 4% — ключевой момент, принципиально другая реальность, которая последовательно снижает стоимость кредита и позволяет бизнесу заняться долгосрочным планированием», — утверждают сторонники ЦСР.
Остальные пункты в «слепой» зоне. Поэтому задача любого технолога — найти самый эффективный, самый цепляющий момент коммуникации. Как мне кажется, вопрос о денежной накачке оказался здесь не самым удачным решением с точки зрения линейной идеологии. Но он интересен именно для полемики, поскольку демонстрирует интеллектуальный потенциал каждой из сторон.
Характерно, что в ряде случаев мы видим, как позиции сторон начинают сближаться, хотя и без публичного признания этого факта. Так, вначале СК ориентировался на возможность роста ВВП в фантастические 9-10%, а ЦСР считал реалистичным не более 4%. Однако в последнее время столыпинцы существенно снизили свои амбиции и фактически согласились с показателем своих оппонентов.
Насколько готово сегодня общество к диалогу по каждой из стратегий? Как говорилось вначале, каждая среда замкнута. Хотя сегодня стране нужна именно дискуссия, реальное тестирование и профессиональный выбор идей, а не самоутверждение сторон. В ситуации, когда рост ВВП в два раза отстает от среднемирового, иными словами, с каждым годом реальное экономическое, технологическое, социальное пространство страны сжимается, вопрос идет не о PR-позиционировании, а о статусе страны в условиях глобальной конкуренции.
Реальная полемика может произвести из себя стратегический образ будущего, без которого у населения (особенно молодежи) будет оставаться ощущение тупика. И попыткой вырваться из этого тупика будут становиться уличные марши.