Дмитрий Зимин, основатель компании «Вымпелком», президент фонда «Династия»
Я плохой пример домашнего папы. Если мне покаяться за что-то в прошлой жизни, то недостаток внимания, которое я уделал семье, воспитанию, это то, что я хотел бы поменять, начни я жизнь сначала.
У меня всегда был культ книги, родители воспитали его во мне. Дом был забит книгами, научно-популярными прежде всего. Я подсовывал их всем в семействе, считал, что это увлекательно и полезно.
В зрелом возрасте я встал на водные и горные лыжи. Они увлекли меня тем, что это семейные виды спорта. Часто с семьей в выходные или в свободное время мы выезжали кататься. И до сих пор традиция сохраняется: раз в год с женой Марьей Павловной, Борисом, внуками выбираемся на неделю-две в горы.
Культура, начитанность и порядочность — важные качества в человеке, я хотел их воспитать в сыне.
То, что мы с ним единомышленники, меня радует. Мы примерно одинаково воспринимаем реалии окружающего мира. В полном согласии с Борисом создавал фонд «Династия». Я значительную часть семейного состояния увел от родственников, наследников. Я принял такое решение, потому что незаработанные деньги могут играть растлевающую роль, здесь я не слишком оригинален. Но не хотел это делать без согласия Бориса. Его согласие меня радует.
Борис Зимин, член попечительского совета фонда «Династия»
В чем-то завидую традиционным, «семейственным» семьям, где большое значение придается семейным обедам/ужинам, вместе песни поют, вместе ведут бизнес. Сейчас это редкость, особенно в состоятельных семьях, потому что крупный бизнес не очень приемлет семейственность и оставляет очень немного времени на семейные отношения.
Фонд «Династия» задумывался как семейный фонд, одной из задач которого (в полном соответствии с пособиями типа «как миллионеры должны воспитывать своих чад») было воспитание и самореализация детей и внуков. Со временем пришло понимание, что за воспитание детей отвечают все таки родители, а крупный капитал должен иметь предназначение, а не быть наследством. Написали миссию и создали правила, по которым 90% всего капитала предназначались исполнению миссии, но не благу членов семьи. В фонде «Династия» за исполнение миссии отвечает независимый Совет, в котором члены семьи имеют ограниченную привилегию участвовать поскольку этого пожелают и будут этого достойны.
Мое воспитание – в большой мере среда вокруг нашей семьи. Книги. Кухонное вольнодумство, вражьи голоса, самиздат, Галич и Высоцкий. Горные и водные лыжи, строительство катеров и горнолыжных подъёмников в Подмосковье, археологические экспедиции, а главное- люди: технари и гуманитарии, студенты и инженеры-оборонщики. Настоящие носители культуры. Большинство из них были (и есть!) чрезвычайно разносторонними людьми. В этой среде ценились способности и умения, далеко выходящие за обычные способности, требуемые по основному месту работы. Починить телевизор или автомобиль, склеить доску для виндсерфинга и сделать шедевр- фотографию, построить дом и сочинить стих. Капустники, которые время от времени устраивает эта старая гвардия- на уровне профессионального актерского. Дискуссии о литературе, истории или искусстве- мне бы такие знания. И все это между делом, состоящего, например, в создании советской системы ПРО. Феерически смешного тоже было достаточно, от экзотического способа вскипятить самовар и применения системы дифференциальных уравнений при сколачивании табуретки до увлечения мумиём.
Нынешняя жизнь не позволяет заниматься так многим и так много. Капитализм требует профессионализма и сил, результат теперь не один на всех, но у каждого свой и прямо зависит от именно личных усилий. Поэтому качества, типа трудолюбия, любопытства, жадности к знаниям и стремления к совершенству, нынешним родителям надо прививать какими-то новыми способами. Ничего не могу посоветовать (по принципиальным соображениям), но скажу, что родитель, по моему представлению, должен быть не столько ментором или нянькой, сколько лидером, ведущим в нужном направлении и указывающим на нужные двери.
Я не припомню, чтобы меня жестко ругали, скорее у меня были поводы провалиться свозь землю. А первое матерное слово (и не по своему поводу) от своего отца я услыхал лет через пять после армии. Вообще, я не припомню в семье не то что ругани- просто озлобленности и обиды. Не могу сказать, что я в идеале усвоил все нужные ценности, но когда я мысленно советуюсь с родителями (по-настоящему советоваться с родителями почти невозможно, они думают «неправильно». Справедливости ради должен отметить, что мои дети, подозреваю, так же думают про меня), когда советуюсь с родителями, я ориентируюсь скорее не на смысловую составляющую, а на ценностную: такое-то решение злобно или не злобно, стыдно или не стыдно и так далее.
Деньги, капитал имеют малое отношение к богатству. Это скорее плод и мера отношений в обществе, бессмысленные вне общества. И накладывающие грандиозную ответственность за управление ими. Неудивительно, что богачи задумываются не только о смысле жизни и спасении души, но и том, готовы ли их дети к ответственности перед работниками, акционерами и клиентами, не потушат ли потребительские возможности их трудолюбие и таланты. Неплохое решение - выбрать миссию и посвятить ей капитал. А дети пусть наслаждаются жизнью, научаясь создавать ценности в обществе и реализуясь в нем. Хорошо, если они разделяют миссию основателя и могут посвятить ей свои усилия. Отлично, если придумают свою и изыщут средства для ее реализации.
Андрей Зотов
, совладелец и управляющий партнер компании ADJ Consulting, отец трех сыновей
Я не верю в индустриальные или бизнес-династии. Мы должны предоставить детям выбор, особенно если это мальчишки. Мой старший настоял на получении юридического образования, а теперь занимается патриотическим воспитанием трудной молодежи. Мне это не нравится, но я абсолютно уверен, что должен поддерживать его в его собственном свободном выборе.
То, что получилось со старшим, для меня результат во многом неожиданный. Я постепенно смиряюсь, что он так непохож на нас. Момент отрыва произошел в 14 лет — у него состоялась полная самоидентификация как личности. А одна из частей этого процесса — полное отрицание общепризнанных авторитетов. Он сам решил уйти в экстернат, сам выбрал себе вуз. Я хотел, чтобы он стал программистом, пошел по моим стопам. Он поступил на юрфак МГУ в 15 лет. Тогда я понял, что не могу на это повлиять, исправить, а раз я не могу поменять, значит должен помогать. Конечно, я мог бы устраниться, но не могу — потому что люблю. Это мое.
Впрочем, когда мы о чем-то рассказываем, наши версии не совпадают.
То, что мой сын делает, я уважаю. Это подвижничество. Просто мне не нравится, что этим занимается именно мой сын. Единственное, что меня утешало: во время самых сложных, суровых разборок, ссор — а мы много спорили, ругались — мы всегда сохраняли ощущение, что мы любим друг друга. В любой момент могли остановиться и обнять друг друга.
В шесть лет Степа спросил, в чем смысл жизни. В восемь лет я привел ему в качестве ответа на этот вопрос теорему Геделя: что бы ты ни знал сегодня, возможно, это лишь зернышко системы, которую тебе еще предстоит узнать. Он понял.
При этом сын иногда со мной советуется. Он меня использует как машину для решения проблем. Признает, что есть голова, интеллект, методология. И когда у него случаются проблемы в работе, общении, он советуется со мной. Хотя если его спросить, он скажет: я сам. Вера в свою якость у него сильная.
Хочу, чтобы сейчас с малышами не повторились ошибки прошлого.
Хотя мы можем чего-то желать, мечтать, чтобы они были какими-то. И несколько подталкивать процесс. Но ровно то, чего ты хочешь, никогда не получишь. Это взаимный процесс творчества, в котором участвует ребенок. Но никак уж не ваше личное решение.
Я говорю им простые вещи. Мужчина должен быть умный, добрый, сильный. Женщина — умная, добрая, красивая, но невозможно привить шаблоны поведения. В этом смысле я оппортунист и думаю, что лучше не мешать природе.
Абсолютно необходимо прививать мальчику покровительственную защиту, опеку, а не завоевание благ за счет своих преимуществ и безоговорочное стремление к первенству. Меня в детстве так мама воспитывала. Я это осознал и сам хочу показать им, что не нужно любой ценой добиваться всего.
Степан Зотов, сын Андрея, руководитель общественной организации и военного клуба, 26 лет
Главное, за что я благодарен родителям, — это за привитие мне самостоятельности, ответственности и, как следствие, за доверие. Мне позволяли идти тем путем, в который я верил. Отпускали в походы, кружки и секции. Без доверия и уважения невозможно эффективное взаимодействие родителей и детей. В процессе работы у меня появился свой опыт, и теперь я особенно ценю те возможности, что были мне предоставлены.
Сергей Колтович
, глава «ТНК-BP Авиа», отец пятерых детей
Большинство бизнесменов-родителей хотели бы, чтобы дети следовали по их стопам. Это естественно. Но я не хочу давить на своих детей (хотя это и не всегда получается). Я считаю, что детям нужно все рассказывать, объяснять и давать выбор. Пусть пробуют разные занятия, делают то, что у них получается и приносит удовольствие. И в итоге выбирают сами. Мудрая роль родителей заключается именно в этом.
Практически всю профессиональную жизнь я работал в гражданской авиации. Конечно, мне бы хотелось, чтобы любовь к самолетам перешла к сыну. Необязательно, чтобы он стал летчиком, но важно, чтобы интерес разделял. Пока же ему интереснее путешествовать на самолетах, а не разбираться в технике.
Я очень люблю играть в шахматы и сына пытаюсь приобщить. Пока он кайфа не ловит. Чтобы не демотивировать его, мне иногда приходится ему проигрывать.
Одно из моих увлечений — усадьба в Тверской области, в 2005 году я купил участок с остатками усадьбы Новое середины XVIII века. По документам мы восстановили, что там был растреллиевский барочный дворец, и уже несколько лет ведем археологические раскопки. Приобщение детей к этой теме — хороший способ передать культуру страны, соблюсти преемственность. Но я их не заставляю. Вот сын, например, очень любит жуков ловить. Так в усадебном старинном парке жуков много. Ну поехали там пособираем!
Пытаюсь угадать не самые позитивные элементы, «чертинки»-черточки в характере детей и их дисциплинировать. Как? И спортом, и примером, и разговорами один на один, и работой в усадьбе. Например, прошлым летом Максим жил в лагере во время археологической экспедиции со взрослыми студентами. Парню 7 лет было, и он жил в палатке, работал лопатой, совочком — по полной программе, с 18–20-летними ребятами. И я заметил, что после этой поездки он стал более мужественным, серьезным, закалился. Думаю, он этот опыт запомнит на всю жизнь.
Это только кажется, что сейчас жизнь легче. Она сложнее. Вокруг слишком много соблазнов. 30 лет назад, когда я рос, соблазнов таких не было, а они очень портят детей. В России повальная коррупция, легкие деньги, которые быстро зарабатываются и так же быстро тратятся. Коррупция проедает общество вплоть до детей. И передо мной как перед отцом пятерых детей встает вопрос, хочу ли я, чтобы дети воспитывались в таком обществе. С одной стороны, я хочу передать им русское: у нас великая страна. Но русское общество так и не научилось созидать, мы живем за счет ренты — нефтяной, газовой. Мне горько видеть, что в этой среде вырастить полноценных людей с высокими нравственными принципами очень сложно.
Что я хочу передать детям? Целеустремленность, способность ставить цели и достигать их. Правильную шкалу человеческих ценностей. Чтобы быть честным, не воровать, уметь созидать, а не разрушать, рассчитывать свои силы, делать, а не проедать чужое. Любить свою родину, историю, культуру.
Чем старше дети, тем с ними интереснее. Старшему сыну восемь, а младшим девочкам-двойняшкам — по годику. По мере взросления человека роль отца возрастает, хотя у всех это происходит по-своему. C двух до пяти лет — это тот период, когда роль отца в воспитании должна увеличиваться. Со старшей дочерью, которой пять лет, я как раз сейчас начинаю качественно проводить время. Лизе мы начинаем прививать любовь к искусству, к живописи. Лиза пока больше любит петь и рисовать. Ну и пускай получает удовольствие!
Бернард Сачер, член совета директоров компании «Атон», отец двоих детей
— Детей воспитывают и любят во всех странах одинаково. В этом смысле между русским и американцем нет большой разницы. Дети чувствуют, когда их любят, уважают, ценят, слушают.
Я не знаю, каким будет мир, когда мои дети вырастут. И конечно, как любой отец в любую эпоху — и 25 000 лет назад, и сейчас, — волнуюсь, как встретит мир будущего моих детей.
Мир невероятно непредсказуем. Мы не могли предположить почти ничего из того, что произошло в последние 10–15 лет. Я точно не смогу предсказать будущее. Но я знаю, что языки — в жизненной коробке с инструментами одна из самых важных вещей. Можно работать где угодно. Можно жить, где захочется. Ты можешь быть гибким, адаптироваться к новым условиям. И у тебя появляются новые возможности.
Я сам жил в Токио, Гонконге, Лондоне, Нью-Йорке, Москве. И знаю, насколько проще учить язык в четыре года, чем в 30! Но если бы я не учил русский и моя жена Фатима не учила бы английский, мы бы не встретились и не построили вместе прекрасную семью.
Мои дети не просто живут в международной атмосфере, они говорят на четырех языках, они много путешествуют. Как это может не быть преимуществом?
Чувство малой родины, родной земли, где похоронены твои родители, — сильное, романтическое чувство, но, боюсь, оно уходит в прошлое. Мир — их малая родина. Они граждане планеты. И у моих детей много общего с их ровесниками из Лондона или Гонконга (хотя они еще не встречались с ними).
В американских семьях нет страха, что их страна сильно поменяется и надо будет уезжать. В этом смысле нам повезло с историей гораздо больше, чем России. Многие семьи строят жизнь в России по принципу «не делать ставку только на одну страну» (на английском мы говорим: don’t put all your eggs in one basket). В Америке же все иначе: мы верим в будущее.
Понимание разных культур — большое богатство. Мне кажется, что большая часть детей живет с мыслью, что они хотели бы делать мир лучше. И это мощная движущая сила на планете. Еще одна сила — это родители, которые мечтают, чтобы дети жили лучшей жизнью, чем у них самих. Я надеюсь, мои дети будут расти с этой мыслью.
Мы часто говорим об этом, особенно с сыном Тимой. Недавно вдвоем мы путешествовали по Штатам, были в Нью-Йорке. Я показал ему Уолл-стрит, где я работал, делал бизнес, и «Граунд Зеро». Для меня 11 сентября было страшным днем, перевернувшим всю жизнь. Ведь я видел эти здания несколько лет подряд, я жил в этом районе, ходил мимо дважды в день. И я рассказывал это своему сыну. А он задавал сложные вопросы. Например, что плохого было в американской внешней политике, чтобы кто-то решил сесть в самолет и врезаться в небоскреб?
Я, как и все родители, хочу, чтобы дети были счастливы. То есть независимы, чтобы они построили свои семьи, занимались любимым делом. Но если сын захочет быть полицейским, а дочь — столяром, то я буду рад за них и буду поддерживать.
Если они выберут финансы, то мне будет что им сказать и за что покритиковать эти профессии. Быть адвокатом, инвестиционным банкиром, управляющим активами — не всегда хорошо. Лучше строить, создавать что-то ценное, настоящее. Сейчас слишком много адвокатов, финансистов, специалистов по консалтингу. Надеюсь, моим детям захочется что-то созидать. В любом случае решать они будут сами.
Сергей Рябцов, управляющий директор Группы «Спутник», отец четырех дочерей
— Воспитание гораздо сложнее, чем управление людьми. Оно не поддается правилам, законам МВА, тут нет единых рецептов, это не точная наука. Прежде всего, потому что включено много эмоций.
Мы с женой воспринимаем воспитание как школу жизни для родителей и детей. И сами тоже учимся.
В нашей семье пять женщин и один мужчина. Настоящий коллектив. И в отношениях мы равны. Все отвечают друг за друга, старшие заботятся о младших и наоборот.
Опыта воспитания мальчика у нас нет, мы живем в среде девочек. Это во многом облегчает процесс. На ошибках со старшими дочками мы делаем выводы и стараемся не повторять их с младшими.
Некоторые принципы воспитания не должны зависеть от пола ребенка. Хочется оградить их от меркантильности этого мира и времени. Научить их ценить друг друга, нести ответственность за свои слова и поступки, трезво исследовать явления и характеры, рассуждать, спорить, отстаивать свои интересы. Мы всегда интересуемся событиями из жизни дочек, обсуждаем. Мне интересно это анализировать. Интересно наблюдать, как они оценивают вещи и явления.
Пока главное, что я понял, это что девочки — очень эмоциональные существа. Эмоции бьют через край, и в них непросто разобраться. За это время я понял, что к их эмоциям стоит относиться философски, дать выплеснуть, послушать, а когда успокоятся, проанализировать, как эта реакция возникла. Благодаря этим эмоциям можно тоже учиться, делать выводы, меняться.
Хорошо, что этой эмоциональной группе противопоставлен такой рациональный человек, как я. Хотя моя жена Настя тоже рациональная, так что получается такой расклад: совет старейшин балансирует группу кричащих одновременно и по разным поводам девиц.
Я многому учусь у них, причем очевидно, что по мере их взросления буду учиться все больше. У них свежий взгляд на жизнь, на все происходящее. Дети умеют искренне реагировать на разные события. Особенно это видно с девочками. Открытость этих эмоций, их глубина освежает. Я заметил, что после дней, проведенных с дочками и в семье, к рутинным вопросам начинаешь относиться иначе, гораздо проще, словно обновление наступает.
Мы с женой абсолютно на равных участвуем в воспитании детей с самого рождения. Рожали мы тоже вместе. И в год, и в два девочки привязаны к папе не меньше, чем к маме. Все наши дети — настоящие папины дочки. Наверное, потому что я не так строг с ними, как мама, и могу позволить себе побаловать их.
Существует стереотип, что с мальчиками можно играть в футбол, а с девочками — в куклы. Сейчас все это чрезвычайно размыто. И дети увлекаются тем, что интересно нам с женой, и с радостью нас поддерживают. Они любят путешествовать, заниматься спортом, знакомиться с людьми.
Очень большое значение имеет их взаимное общение. Все поощрения или наказания касаются всех, потому что они учатся друг у друга, смотрят друг на друга. Это своего рода самообразование и очень большое подспорье в воспитании. Не представляем даже, что может быть иначе.