На прошлой неделе коллектив исследователей из Института проблем правоприменения (ИПП) под руководством Вадима Волкова и Эллы Панеях опубликовал доклад «Правоохранительная деятельность в России». Эту работу можно было бы порекомендовать прочитать каждому, сославшись на ее актуальность. Беда в том, что слово «актуальность» давно девальвировалось. Его могут применять к работам, которые не касаются ничего важного ни для их читателей, ни даже для их авторов. Это нижняя планка «актуальности».
Где же верхняя? Для меня ее задают труды по веротерпимости французского философа Пьера Бейля. Это планка крови и слез. Пьер Бейль родился в 1647 году в семье гугенотов. Когда он поступил в иезуитский колледж и не смог найти ответы на аргументы своих учителей-католиков, интеллектуально честный Бейль к ужасу и огорчению своей семьи обратился в католицизм. Несколькими годами позже он обнаружил изъяны и в католическом учении. Но вернувшись к вере своих отцов Бейль, в силу запрета на вероотступничество стал государственным преступником и был вынужден навсегда проститься с семьей и бежать из страны, разделив эту участь с 400 000 других гугенотов. Публикация одной из его книг привела к заточению в тюрьму и в конечном счете к смерти в парижской тюрьме его брата Якоба. Публикация другой книги в силу излишне миролюбивой к католикам позиции привела к увольнению Бейля с кафедры философии уже в протестантском Роттердаме.
Доклад ИПП о российских правоохранителях приблизился к этой верхней планке актуальности, планке крови и слез, намного ближе, чем другие знакомые мне работы. Авторы доклада показывают причину массовых рутинных пыток в российской полиции и осуждения невиновных в российских судах.
Причина, которую обнаружили исследователи, заставит себя неуютно почувствовать в первую очередь экономистов. Экономисты привыкли объяснять жизнь, пользуясь моделью «экономического человека», чьи действия определяются стимулами, выгодами и издержками. Этого идеального «экономического человека» социологи из ИПП нашли в реальной жизни. Он оказался крайне неприглядным типом, это вовсе не предприниматель, а «правоохранитель». Он не просто реагирует на стимулы — показатели ведомственной отчетности, пресловутые «палки» — он реагирует только на них, и именно этим объясняются пытки и ложные обвинения. Исследователи упоминают «отсутствие или по крайней мере слабость» в силовых ведомствах культурных ограничителей, которые позволяли бы различать дозволенное и недозволенное, отсутствие заслуживающих внимания «общих культурных рамок». И вот важное напоминание: человеческая добродетель практичности, способность действовать сообразно целям, о которой привыкли печься экономисты, без поддержки добродетелей любви и справедливости может стать опасным для жизни, здоровья и свободы окружающих пороком. В обществе, населенном такими людьми, советы экономистов в лучшем случае не принесут особой пользы.
Доклад напоминает и о другом: нельзя судить об институтах по их названиям или заявленным целям. Программы «экономической помощи» развивающимся странам на практике могут не помогать или, хуже того, приносить вред. «Коммерческие организации», созданные для получения прибыли, нередко приносят убытки или, хуже того, разоряются. «Антимонопольные органы» в реальности могут бороться не с монополиями, а с конкуренцией или с малым и средним бизнесом. Не проще с «правоохранительными органами». Изучив анатомию правоохранительной системы — ее внутреннее устройство, затем ее физиологию — движущие механизмы и действующие стимулы, исследователи ИПП пришли к выводу, что конституция этого зверя не располагает к охране прав, что и подтвердил анализ его повадок. Призывая его на помощь в разрешении наших проблем, мы должны помнить, что выпускаем жестокого зверя, который «нарушает права и потерпевших, и обвиняемых» и который является «источником угрозы, риска для людей». Мы не имеем права открывать эту клетку бездумно. Надпись «правоохранительные органы» висит на ней лишь по недоразумению. Читая ее, мы не должны верить своим глазам.