Почему случаются кризисы? Потому что есть проблема или диспропорция, которая постепенно увеличивается и наконец достигает такого размера, что происходит ее быстрое свертывание. О проблеме все обычно знают. Но пока все хорошо и день ото дня вроде бы улучшается (диспропорция растет параллельно росту благосостояния), для решения проблемы ничего не делается. И возникает мнение, что в этот раз будет все не как всегда. Но чуда не происходит.
Вот еврозона. Еще при ее создании немцы, судя по всему, были не готовы финансировать неконкурентоспособных греков и прочие страны периферии, поэтому ограничились маастрихтскими требованиями к бюджетной стабильности, которые сами в дальнейшем не соблюдали. В результате периферию все равно финансировали, но через банковский сектор. И проблема нарастала, возможно, потому, что банки предвидели, что в кризис страны ядра будут спасать периферию. Отсюда и низкие ставки для стран периферии. И вот кризис и многочисленные попытки загасить проблему, не решая ее, которые заводят в кризис еще дальше.
«Не кажется ли вам, что Россия похожа на Грецию, только вместо еврозоны у нас нефть?» — спросил глава Сбербанка Герман Греф министра финансов Антона Силуанова на завтраке Сбербанка на последнем Петербургском экономическом форуме. Можно провести целый ряд параллелей. Доля госсектора в экономике Греции составляет около 40%, а у нас — 35% без учета компаний в полной или частичной государственной собственности. Возросшее после нефтяного бума благосостояние населения явно превосходит производительность труда. Греки не любят и не хотят работать, но и в России ситуация не сильно лучше. Один из самых популярных проектов сейчас — сети кафе, в которых платят не за съеденную еду, а за час проведенного в них времени. И число молодых бездельников, убивающих в них время, постоянно растет. Запрос на высокооплачиваемые рабочие места безусловно большой — именно поэтому такой спрос на высшее образование. Но то, что российские вузы в массе своей «принимают дубы, а выпускают липу», не то чтобы всех устраивает, но точно развращает. Результат — даже не двойные стандарты и двойная мораль, а отсутствие таковых.
Все это проблемы, ведущие к кризису. И экономическому, и социальному. Постоянно растущая цена на нефть создавала иллюзию улучшений, но усиливала разрыв между производительностью и благосостоянием. И сейчас желания что-то менять не видно. Скорее есть надежды на подорожание нефти. Как похоже на греков, претензии которых к ЕС и МФВ сводятся к тому, что те их мало финансируют.
На этом фоне один из самых популярных вопросов журналистов в последнее время — готова ли Россия к следующей волне кризиса — кажется мне бессмысленным. В способности России худо-бедно пережить очередную волну не сомневается, судя по всему, даже так называемое население. Во время майского удешевления рубля не было массового обмена рублей на валюту. Волатильность стала нормой жизни. С другой стороны, растущее недовольство ситуацией, выражающееся в движении «белых ленточек» и в снижении рейтингов первых лиц, говорит о том, что стагнация или длительный кризис всех пугает, а этот сценарий выглядит все более вероятным. То, что власти не очень-то готовы к переменам, в целом понятно; есть важные сферы где, на мой взгляд, даже у экспертов нет четкого понимания, что делать, — прежде всего здравоохранение и образование. Но с главным вопросом — как поднять производительность — все более-менее понятно. Не понятно только, насколько к этому готово население, точнее, насколько велики социальные группы, которые хотят перемен, а не волшебной палочки. А именно от размера таких групп зависит дальнейший сценарий: будет это движение по кругу или вверх по спирали.