В прошлом сентябре я находился на Тайване, но жадно ловил вести из Москвы. Скандал вокруг Прохорова казался событием эпического масштаба, было ужасно жаль его, столь откровенно преданного и проданного. В глубине души хотелось верить, что он — миллиардер, прошедший Норильск, — всем им задаст, что его возмущение — провозвестник грядущих политических бурь, раз уж олигарх в открытую конфликтует с Кремлем.
Но вся последующая эволюция Михаила Прохорова показала, что верить в России никому нельзя, и в особенности — известным предпринимателям. Что бы ни говорили теоретики гражданского общества о необходимости солидарности, о капитале доверия как основе демократии, реальность такова, что скептики и циники лучше оценивают и прогнозируют ситуацию и конкретных персонажей.
Подлинной мотивации Прохорова не знает никто. Вполне вероятно, что он и сам не мог бы ее изложить. Но, наблюдая за его действиями в течение последнего года, трудно отделаться от мысли, что он вольно или невольно играет на руку Кремлю, отвлекая внимание от злободневных вопросов своими то ли необдуманными, то ли, напротив, чересчур продуманными инициативами.
Когда Прохоров объявил о непреклонном желании покарать Владислава Суркова, его аккаунт в Facebook был затоплен сочувственными откликами — а он исчез. Замолчал вплоть до завершения парламентских выборов. В России шли споры о тактике и стратегии оппозиции в избирательной кампании. Навальный предлагал одно, Немцов — другое. Но голос Михаила Прохорова был не слышен. Потом он вдруг включился в президентскую кампанию, путаясь под ногами на проспекте Сахарова. Что предлагалось в его программе, никто не вспомнит. Даже тезис о 60-часовой рабочей неделе был выдвинут задолго до выборов.
Теперь (слухи о выдвижении в мэры Москвы обсуждать не будем) Прохоров объявляет о создании партии «Гражданская платформа». У партии, как объявлено, два замечательных свойства: в ней «будет состоять всего 500 человек», и она не будет придерживаться «конкретных политических взглядов».
Михаил Прохоров играет в российской политике (если считать, что таковая имеется) роль связующего звена между властью и оппозицией. Отсюда и все его необычности. Он вроде бы и не с ними, но и не наш, как бы неуправляем, но точно знает границы дозволенного. Он идет ровно на шаг позади оппозиционеров, но на шаг впереди Кремля.
Объем накопленного им состояния не позволяет подозревать Прохорова в банальной продажности. Но специфика России такова, что конвертировать финансовый капитал в политический — задача почти нерешаемая. Судьба Романа Абрамовича, экс-губернатора и спикера, не показательна. В том случае изначально не имелось в виду никакой политики, а лишь благотворительность под личиной госуправления.
Купить партию или заказать ее создание под ключ не проблема. И при Ельцине, и при Путине подобным инвестированием занимались многие бизнесмены. Вот только факт обладания карманной партией ничего не решает и не прибавляет к имеющимся возможностям. В России влиятельность человека, помимо денег, зависит от близости к исполнительной власти.
В 90% случаев обладание партией типа «Русь» — это пассив, а не актив, бренд, который трудно сбыть с рук. Лоббистских возможностей в авторитарном государстве собственная партия не расширяет. Какое-то время назад можно было торговать разве что маркой Партии пенсионеров, но и в этом случае барыши вряд ли покрывали расходы на содержание — перерегистрация, какой-никакой аппарат и т. п.
В этом смысле слова Прохорова: «Единственная цель этой политической партии — держать лицензию, чтобы позволить лидерам гражданского общества идти на выборы» — подход весьма деловой и прагматичный, если рассматривать политику как бизнес. К чему лишние расходы, когда можно иметь минимум людей и только на период кампании набирать штаты?
Только политика — это не бизнес. Маркетинговые стратегии тут не работают. Сильвио Берлускони, отправляясь в политику (пример успешного бизнесмена-партийца), в первую очередь решал идеологические задачи. Он четко сформулировал, какую нишу займет «Вперед, Италия!», чьи интересы будет выражать и представлять. Прохоров же, пытаясь перенести в нашу эпоху подъема общественной активности приемы из 1990-х, рискует в очередной раз лишиться профита.
Партий сейчас будет зарегистрировано множество, и цены на их услуги упадут в разы. Прохорову, чтобы кандидаты шли под его брендом, придется бороться за них, отчаянно демпингуя либо ссужая политиков невозвратными кредитами. В любом случае — убыток. Это если рассуждать цинично.
Если же все-таки посмотреть на ситуацию с точки зрения классической политики, то подобный подход — строительство партии сверху, под имя спонсора, без программы, сугубо под выборные кампании — заранее обречен на неудачу. Что скажет избиратель, когда ему объяснят, что партия существует единственно для того, чтобы проводить выборы? Все-таки запрос на нормальные отношения политиков с гражданами в стране растет, и разумных вопросов лидерам задают все больше.
История участия Михаила Прохорова в политике — это история двухметрового русского детинушки, изнывающего от неспособности приложить силушку к доброму делу. Сказали ему добрые люди, что в политике сейчас нужны подобные богатыри — он и рад стараться, да вот не знает как. Сила (деньги) есть — ума не надо? Не выходит: вмиг богдановы и дунаевы обирают доверчивого молодца, оставляют с пустой сумой. А он опять ломится в те же ворота… Мне кажется, что все-таки Куршевель получается у Михаила Прохорова куда лучше, чем политика или биатлон. Существует понятие «порог компетентности». И не следует через него перешагивать.