Пространство свободы в России до недавнего времени неуклонно сужалось, и едва ли не единственным ярким исключением на этом фоне оставалась свобода выезда из страны. Получение загранпаспорта — теперь сразу на десять лет — стало необременительной формальностью, таможенники редко обращают внимание на проходящих мимо пассажиров, а на границе заворачивают только злостных должников. Настойчивые усилия российских властей добиться для своих граждан безвизового въезда в Шенгенскую зону и другие привлекательные регионы мира свидетельствуют о желании устранить все еще остающиеся по другую сторону границы препятствия зарубежным поездкам. Никаких сколько-нибудь серьезных попыток восстановить «железный занавес» не заметно — не считать же таковой сугубо фискальную инициативу облагать вылет за границу налогом в тысячу рублей.
Почему свобода выезда не разделила, к примеру, судьбу избирательных прав, подвергшихся за последние десять лет значительному урезанию, de jure и de facto? Действия (или бездействие) государства могут быть ответом на нужды общества или влиятельных групп интересов. Волю народа как возможное объяснение нетронутой свободы зарубежных поездок следует скорее всего отвергнуть — менее 20% совершеннолетних россиян имеют загранпаспорта. Заинтересованность элит в свободе выезда выглядит куда правдоподобнее — жизнь на два дома требует частых пересечений границы. Стандартный зарубежный набор россиянина, преуспевшего в частном или государственном секторе, а нередко и там и там — дети, недвижимость, банковские счета, лечение, отдых и пр. — делает свободу выезда из страны фундаментальным и высоко ценимым благом. Для среднего класса возможность без особых хлопот съездить за рубеж стала важной частью «потребительской корзины», предложенной населению в обмен на политическую лояльность.
Сколь бы убедительными не казались эти резоны, дело ими скорее всего не ограничивается. Массовая эмиграция из России 2000-х свидетельствует о том, что условия и перспективы жизни в стране устраивали далеко не всех. По известным оценкам Счетной палаты, за последние несколько лет страну покинули более миллиона с четвертью граждан. В числе прочих уезжала образованная молодежь, видевшая за границей лучшие условия для жизни и профессиональной карьеры, а также успешные предприниматели в поисках более благоприятных и предсказуемых возможностей ведения бизнеса. На улицах европейских и американских городов все чаще слышна русская речь, выходцы из России все заметнее в западных университетах и корпорациях, множатся «русские» магазины и пресса, россияне лидируют в покупке недвижимости Лондона и Парижа.
Из России уезжали амбициозные, активные и уверенные в себе люди, неудовлетворенные существующим порядком вещей. Сочетание амбиций и недовольства питает энергию перемен, однако система не оставляла реальных возможностей усовершенствовать среду обитания. Безболезненная эмиграция (при сохранении не только гражданства, но и жилья с пропиской, а значит, и возможности столь же беспроблемного возвращения) выглядела гораздо привлекательнее небезопасных и, казалось бы, совершенно бесперспективных попыток добиться перемен в стране в интересах креативного класса.
Отъезд стал естественной альтернативой праву голоса, в полном соответствии с дилеммой exit vs. voice, сформулированной сорок лет назад Альбертом Хиршманом. Чем проще покинуть страну (организацию, фирму и пр.), отмечает Хиршман, тем менее вероятно, что несогласные возвысят свой голос против существующих порядков. Умозрительные споры начала 90-х, следует ли голосовать сердцем или разумом, разрешились для многих десятью годами позже практичным и недвусмысленным «голосованием ногами». Такие выборы нельзя сфальсифицировать, их честность не вызывает сомнений. По-настоящему массовые марши несогласных, не встречая никакого препятствия со стороны властей, шли через Шереметьево и Домодедово.
Эмиграция в течение последних лет успешно выпускала пар недовольства за пределы страны, и стала таким образом важным механизмом поддержания политической стабильности. Этим, вероятно, во многом и объясняется сохранившаяся в неприкосновенности свобода выезда. Россия не одинока в использовании этого механизма, в том числе среди постсоветских государств, где уехать за границу подчас значительно проще, чем переехать с соблюдением всех формальностей из села в столичный город. Разница лишь в том, что малообразованные и неквалифицированные эмигранты из соседних стран ищут спасения, чаще всего в той же России, от безработицы и бедности, тогда как российская эмиграция вымывает ценные пласты человеческого (а заодно и финансового) капитала, который мог бы вывести страну в мировые лидеры в науке, технологии и культуре.
Сложившаяся за последние годы модель российской экономики, где по-прежнему доминируют сырьевые отрасли, была не слишком чувствительной к такого рода потерям, по крайне мере в краткосрочной перспективе. Бытует мнение, что для добывающей промышленности России и обслуживающей ее инфраструктуры достаточно двух миллионов человек, а без всех остальных экономика страны могла бы и обойтись. Известно, что «ресурсное проклятие» сокращает спрос на образование и другие формы инвестиций в человеческий капитал, особенно за пределами сырьевых отраслей. Таким образом, природные богатства и высокие цены на нефть не только создали экономические предпосылки для «управляемой демократии», но и обеспечили ее устойчивость за счет простого, безотказного, и необременительного для экономики предохранительного клапана эмиграции.
События минувшей осени и зимы, похоже, замедлили доселе бесперебойную работу этого конвейера. Многие полагают, что движение за честные выборы закончилось безрезультатно и не оставило никаких следов. Между тем за это время «чемоданные настроения» среди россиян заметно поубавились. В июне прошлого года на вопрос ВЦИОМ «Хотели бы вы уехать за границу на постоянное место жительство» положительно ответили 22% опрошенных, а среди молодежи — 39%. Доля положительных ответов на такой же вопрос , заданный в марте нынешнего года уменьшилась ровно вдвое — до 11%, а среди молодежи — до 25%.
Какая новость могла заставить людей, сидевших на чемоданах, изменить свои планы? Эмиграция удобна тем, что совершается в одиночку, а политические перемены требуют коллективных усилий. Митинги минувшей осени и зимы показали, что несогласных, готовых выйти на улицы, больше, чем считалось раньше, и, что еще важнее, они способны к совместным действиям ради общей цели. Возможно, на отношение к эмиграции россиян повлияла более оптимистическая оценка гражданской зрелости, а может, просто не хотелось уезжать из страны, где у тебя, оказывается, значительно больше единомышленников, чем казалось прежде. «Что-то случилось» — российское общество стало иным, осознание этих перемен повышает доверие к стране, ее институтам и ее будущему, и заставляет пересмотреть казалось бы столь очевидный выбор между voice и exit.