Хлесткое слово «дауншифтер», которым Герман Греф охарактеризовал на Гайдаровском форуме Россию, вызвало бурю. Что имел в виду глава Сбербанка, все поняли — растущее отставание от вызовов глобальной экономики, неспособность ответить на требования конкуренции. Понятие при этом использовано некорректно. «Дауншифтинг», о котором на Западе заговорили с начала 1990-х годов, — сознательное снижение амбиций, что-то вроде толстовского «опрощения» из-за просветления по поводу истинных ценностей и тщетности суеты. В России, правда, термин привился в тучные 2000-е и обрел дополнительный оттенок — праздное существование на ренту. Но и в нашем лексиконе он предусматривает отказ от избыточных устремлений, расслабленность.
В случае России как государства это не так. С момента обвального падения в международной иерархии после исчезновения СССР российское руководство (еще до Путина) стремилось восстановить позиции, вернуться в высший эшелон. Наиболее четко эта цель проявилась в 2000-е годы, когда Москва по-разному добивалась признания своего национального престижа. Сначала за счет встраивания в глобальную (читай: западную) систему, потом, напротив, противопоставляя себя ей. Сейчас эта тенденция дошла до предельных проявлений — резкими внешнеполитическими движениями Россия пытается закрепиться на одном из лидерских мест в формирующейся расстановке сил. Относиться к этому можно по-разному, но это не дауншифтинг, а наоборот.
Если обратиться к экономике, то и тут не очень клеится. Опора на сырье как на конкурентное преимущество фактически провозглашена в 2000-е годы, тогда появился даже лозунг «энергетическая сверхдержава». Задачей было не почить на лаврах, а достигнуть энергетическими инструментами новых высот в политике и экономике. Такое целеполагание было, очевидно, ошибочным, но его никак не назовешь осознанным «схождением вниз».
Если не быть буквоедом, а обратиться к сути претензий, интересен вопрос: какую внешнюю политику следовало бы проводить, чтобы избежать отставания? Греф ведь еще сказал о «технологическом порабощении» России, то есть о критической зависимости от развитых держав. Обычно предлагается такой рецепт — сближаться вплоть до интеграции с этими самыми державами. Однако опыт стран, которые пошли таким путем (Центральная и Восточная Европа, западная часть бывшего СССР), как раз и можно характеризовать как сознательный дауншифтинг.
Свежий и наглядный пример — Украина. Соглашение о расширенной и углубленной зоне свободной торговли с Евросоюзом — символ, знаменующий политический и идеологический выбор Киева в пользу Европы. С экономической точки зрения это односторонняя адаптация Украины к единому европейскому рынку. Производственной ценности Украина для ЕС не представляет, страна важна как пространство сбыта и зона предоставления отдельных услуг. В большей или меньшей степени это относится ко всем государствам, присоединившимся или стремящимся к европейской интеграции с конца прошлого столетия. Выбор, заведомо обрекающий на второ- или третьестепенное положение и крайне слабую дееспособность на случай неудачи общего проекта.
Четвертая промышленная революция, главная тема Всемирного экономического форума в Давосе в 2016 году, означает дальнейший отрыв лидеров от аутсайдеров, и тут Греф совершенно прав. Но что делать, чтобы догонять?
В существующие системы можно встроиться на условиях обслуживания запросов их лидеров. Сейчас под вопросом и вариант застолбить скромное, но гарантированное место на обочине какого-то сообщества. Пример ЕС показывает, что в кризис продвинутое «ядро» готово укреплять свои позиции за счет периферии вплоть до «сбрасывания балласта». Автаркическое протекционистское развитие ведет в тупик — у России не хватит ни человеческого капитала, ни емкости рынка, чтобы в достаточном количестве разрабатывать проекты, конкурентоспособные на глобальной арене.
Остается вариант гибкого подхода к формированию технологических альянсов с теми, кто заинтересован в развитии какого-то конкретного направления и способен содействовать как интеллектуально, так и за счет расширения рынка. Это могут быть (по разным проектам) и страны БРИКС, и европейские государства, и Иран, и государства Евразии, вероятно, кто-то еще.
От внешней политики же требуется баланс между неконфронтационностью и дистанцированием от интеграционных, обязывающих отношений с кем-либо из партнеров. Ну и, конечно, активность в поиске и предложении экономических возможностей как задача из области безопасности. По сравнению с нынешней установкой на престиж и высокое место в иерархии — явный дауншифтинг. Назад к реальности.