Большой маленький рынок. Как Запад преодолел зависимость от нефтяных цен

Владислав Иноземцев Автор

Живя в России, трудно не поверить в рассказы о том, что нефть находится в центре мировых геополитических игр, а Россия, как крупнейший ее производитель, выступает их важнейшим участником.

Действительно, нефть — наиболее активно торгующийся биржевой товар в мире, ее потребление в 2015 году оценивается в $1,86 трлн, причем 64,5% этого объема пересекает национальные границы. Нефть выступает основным источником дохода почти для каждого десятого жителя Земли — от нее критически зависят условия жизни граждан Нигерии, Анголы, Венесуэлы, Ирака, Ирана и ряда других государств, более 90% экспорта которых приходится на углеводороды. Несмотря на то что многие специалисты обещают наступление эры возобновляемых источников энергии (и таковая действительно имеет шансы стать реальностью), нефть до сих пор занимает почти 33% в глобальном энергетическом балансе. Но означает ли это, что ее роль остается и останется прежней?

Ряд экспертов связывают грядущие проблемы нефтедобывающих стран с тем, что глобальное потребление нефти сократится, товар этот станет излишним и цены на него рухнут. Такое утверждение, однако, кажется мне слишком прямолинейным и сомнительным — по крайней мере, катастрофические (для петрогосударств) ценовые минимумы 1989 и 1998 годов наблюдались на фоне растущего мирового потребления нефти (соответственно на 2,0% и 1,0%, что оставалось в пределах многолетней средней). Альтернативные источники энергии остаются довольно дорогими, и вряд ли их быстрое развитие возможно при падении цен ниже $50 за баррель. Проблема, на мой взгляд, состоит в другом — в том, что колебания на рынке нефти, оказывая не менее значимое, чем прежде, влияние на экономику ее производителей, уже практически не волнуют страны-потребители и, таким образом, радикально снижают шансы петрогосударств влиять на глобальные процессы.

Между 1973 и 1982 годами западный мир столкнулся с энергетическим кризисом — фактически единственным в своей истории. Резкий рост котировок нефти (с $2,48 за баррель в 1972 году до $35,9 в 1981-м в текущих ценах) привел к нарастанию инфляционных процессов (CPI в США в 1979 году достигла 13,3%), стремительному росту процентных ставок и обвалу инвестиций. Несмотря на то что с начала 1980-х ведущие экономики стали приспосабливаться к новой реальности, а затем и цены на нефть начали снижаться, удар нельзя было не признать очень чувствительным. Это был звездный час нефтяного и прочих сырьевых картелей, когда развивающимся странам показалось, что совсем немногое отделяет их от исторического реванша и установления нового мирового экономического порядка. Причина же такого положения крылась в одном довольно простом и очевидном факте.

Экономики большинства развитых стран в середине 1970-х относились к энергии и топливу как к ресурсу, предлагающемуся в избытке. В 1974 году все использовавшиеся в ФРГ автомобили потребляли столько же бензина и дизеля, сколько и все ездившие по дорогам объединенной Германии 40 лет спустя, хотя их стало почти втрое больше. В 1976-м двигатели самых больших американских легковых автомобилей по мощности превосходили двигатели легких бомбардировщиков времен Второй мировой войны. Все это и многое подобное приводило к тому, что общее потребление нефти в США (18,4 млн баррелей в сутки в 1979 году) оценивалось в текущих ценах в $213 млрд, или 8,3% ВВП Соединенных Штатов. В Европе показатели составляли 6,4–7,6%, но все равно не стоит сомневаться, что еще одного, например двукратного, роста цен ни одна западная экономика не выдержала бы без того, чтобы уйти в серьезный кризис, который мог затянуться не на один год.

За прошедшие 40 лет ситуация изменилась радикально. Если повторить тот же расчет и оценить в текущих ценах потребление нефти в США в прошлом году (даже не касаясь вопроса о том, какова в нем доля импорта), совокупный «чек» составит $370 млрд, или 2,1% американского ВВП. Иначе говоря, доля нефти в валовом продукте сократилась не на какие-то проценты, а в четыре раза — и ровно во столько же раз, рискну я предположить, снизилось и влияние петрогосударств, что бы они сами ни говорили о «возвращении истории», «вставании с колен» и неизбежном росте своей роли в глобальной политике. В отличие от 1970-х годов, рост цен на бензин в США с $0,96 за галлон в феврале 1999 года до $4,11 за галлон в июле 2008-го не привел к сокращению его потребления. Экономика стала слишком большой и диверсифицированной, чтобы замечать, сколько долларов надо отдать Чавесам и Путиным за импортируемые нефть и газ.

Рынок, который казался лидерам нефтедобывающих стран третьего мира гигантским, не утратил своего абсолютного масштаба — он скорее стал видеться экономикам-лидерам куда менее значимым. Именно поэтому сейчас не западные страны ссорятся друг с другом из-за того, как и где будут закупаться энергоресурсы (а именно это происходило тогда, когда европейцы решились увеличить закупки газа у СССР против воли США — вспомним знаменитую сделку «газ — трубы»), а производители борются друг с другом и с международными регуляторами за право поставить дополнительные объемы нефти и газа на наиболее привлекательные рынки.

В 2000-е годы, особенно в первой половине десятилетия, когда отечественные прогнозисты не могли поверить в новый тренд цен на сырье, были популярны рассуждения о том, выше какого уровня цен на нефть — $40, $70, $100 или $120 за баррель — мировую экономику ждет крах. Видимо, напрочь забыв об этих упражнениях ведущих российских исследователей, президент Владимир Путин в октябре 2014 года удивил мир утверждением о том, что такой результат станет неизбежен при падении цен ниже $80. Однако сейчас ясно, что ни сверхвысокие цены 2008-го и 2011–2013 годов, ни провалы начала 2016 года никого, кроме профессиональных трейдеров в развитых странах да работников министерств финансов в петростолицах, не волнуют.

Западному миру сегодня не нужно «полностью преодолевать» зависимость от нефти — она давно уже полностью преодолена. Ни сегодня, ни в будущем цены на энергоносители не способны спровоцировать кризиса; никогда больше эмбарго и иные искусственные ограничения не смогут дезорганизовать ведущие экономики мира. Именно поэтому новые картели нефте- и газодобытчиков сейчас нежизнеспособны: они не могут и не смогут выставлять ультиматумы противоположной стороне. Напротив, позволяя ценам колебаться под влиянием чисто спекулятивных факторов, западные державы «разрешают» петрогосударствам время от времени «накапливать жирок», а их руководителям — ощущать себя хозяевами жизни, рассуждающими о становлении многополярного мира.

Собственно говоря, в этом нет ничего нового. Ровно то же самое мы видели в 1980-х годах, когда за десятилетием высоких цен на сырье последовало их снижение — и в то же время, запустив инфляцию в развитых странах и повышение там процентных ставок, развивающиеся сами подписали себе финансовый приговор, поскольку оказались не в состоянии обслуживать собственные займы. Сегодня экспортеры нефти запредельно завысили свои обязательства уже не перед иностранными кредиторами, а перед собственными подданными — что также грозит в будущем большими проблемами (пример тому Венесуэла, но будут и другие).

Эксперты, как и генералы, готовящиеся к прошлой войне, часто полагают, что мировая динамика зависит от неких «мегатрендов», от появления новых великих секторов экономической деятельности, от возникновения каких-то источников чуть ли не неограниченного богатства. Но, как говорил знаменитый Фрэнсис Бэкон, оставшийся в памяти людей как выдающийся философ, «я не совершил ничего великого, но лишь счел незначительным то, что считалось великим».

Именно так и посчитали пионеры современной экономики: они не произвели на рынках великого переворота, но сделали так, что нечто, казавшееся великим, вдруг стало не слишком существенным.