Отмена решения Совета Федерации о возможном применении вооруженных сил в Украине — первый недвусмысленный шаг Кремля, подтверждающий начало урегулирования конфликта на Юго-Востоке. Конечно, этому шагу недостает второго: такого же недвусмысленного заявления, что Кремль осуждает все те пророссийские формирования, которые ведут вооруженную борьбу, и приветствует исключительно мирное решение проблемы Донбасса. Но даже и само заявление о том, что прямой военной поддержки сепаратистам не будет, ставит важную точку на «игре в ожидания» у полевых командиров сепаратистских отрядов. В любом случае это хорошая новость, потому что означает, что Владимир Путин решил отказаться от тактики «не слышать» того, что говорят Ангела Меркель, Франсуа Олланд и Барак Обама. Это решение влияет и на переговоры в Донбассе, на которые возлагают надежды Евросоюз и Киев.
Но, конечно, нельзя не видеть трудное положение, в котором находится Петр Порошенко.
Кремль уже выставил в качестве хедлайнеров со стороны Донбасса Александра Бородая и Олега Царева. Они были приняты в Москве публично — в администрации президента и Совете Федерации, они сделали заявления о том, что пользуются политической поддержкой. Таким образом, они — в качестве участников не партизанского, а политического процесса — становятся главными инструментами Кремля в Донбассе. Бородай уже сформулировал свою позицию: «Никаких переговоров, а только консультации. Переговоры должны учитывать результаты референдума, т. е. речь не может идти о возврате в состав Украины даже на условиях так называемой федерализации». Бородай настаивает на том, что Донбасс — это государство. Таким образом, «боснийский сценарий», о котором на ранней фазе конфликта проницательно написал европейский политолог Иван Крастев, а позднее стали говорить и кремлевские эксперты, становится предметом переговоров со стороны самоназначенных лидеров Юго-Востока.
Порошенко не позавидуешь. Во-первых, доверять Кремлю трудно. Отзыв полномочий на использование ВС сам по себе не означает публичного отказа от теневой поддержки сепаратистов. Кремль может играть ими, давя на Киев. Во-вторых, Порошенко вынужден играть по правилам Путина. И хотя его позиция, вероятно, будет высоко оценена в Европе, во внутренней политике Украины это делает его крайне уязвимым. Полетят обвинения в предательстве. В-третьих, непросто будет довести Донбасс до возвращения к нормальной политической жизни в составе Украины даже после того, как какие-то соглашения на переговорах будут достигнуты. Сепаратисты не станут признавать полномочий Бородая — Царева.
Интересно, что утром 24 июня почти одновременно прошли сообщения о заявлении Путина и о взрывах на железных дорогах в Запорожье и на Луганщине. Что означает эта «рельсовая война»? Призвана ли она укрепить жесткие позиции Бородая — Царева на переговорах с Киевом? Или это знак того, что сепаратисты просто игнорируют тандем?
В любом случае Путин, начав дестабилизацию с угрозы использования военной силы, сам и заканчивает эту дестабилизацию, отказываясь от использования этой угрозы.
Он показывает, что ключи от управления кризисом у него в руках.
В некотором смысле он привел ситуацию к той, о которой писали многие: эскалация конфликта в Донбассе со стороны Кремля не ставит себе целью его присоединение, а является операцией по легитимизации захвата Крыма. «Крымнаш» теперь окончательно.
Что будет дальше?
Для нас важно то, что с окончанием ожидания военного вмешательства для российского общества наступают нелегкие времена. Вся энергия общественного настроения «Крымнаш» теперь должна полностью хлынуть во внутреннюю политику. Кремль в результате русско-украинской войны получил новое «посткрымское большинство». Само по себе такое большинство ничего не требует, не стремится влиять на повестку. Но при этом оно чрезвычайно пластично и готово принять любую форму, в которую его будет паковать Кремль с началом осени. Кремль должен что-то сделать с этим «посткрымским» гомогенным большинством, которое заполнило собой весь политический центр путинской системы. Придать ему какую-то форму.
Куда должна устремиться энергия «поколения победителей»? Это не простой вопрос. И он гораздо шире, чем просто вопрос о самоцензуре, полном разгроме оппозиции, дальнейшей священной войне с Западом — все это, конечно, сохранится. Это вопрос о том, будет ли это большинство мобилизовано на нечто не только «виртуальное» (как идеологическая война с США или «морально-нравственное возрождение»), но и на нечто реальное.
Реальное лежит в сфере экономического поведения, новых массовых социальных практик, появления новых социальных энергий. Крым — это синоним окончания «постсоветского транзита» для российского общества. Но образ этого общества, вышедшего из транзита, еще должен быть предъявлен миру в окончательной форме.