Из-за ареста мэра Махачкалы Саида Амирова Дагестан снова оказался в центре всеобщего внимания. В последние годы самая крупная северокавказская республика регулярно попадает на страницы печати в связи с резонансными убийствами, террористическими атаками или диверсиями. Еще в 2005 году Дагестан, опередив Чечню, вышел на первое место среди северокавказских республик по числу терактов. При этом рассуждения о слабости государственной власти на территории отдельно взятого субъекта Российской Федерации и фактической подмене ее всесильными кланами стали уже общим местом не только на экспертных круглых столах, но и различных правительственных совещаниях. Не только профессиональные политологи, но и высокопоставленные чиновники признают, что в Дагестане практически существует параллельная система власти и управления. И недавнее назначение Рамазана Абдулатипова на пост главы республики было преподнесено как попытка центра наконец-то вмешаться в ситуацию и изменить ее к лучшему.
Мэр республиканской столицы стал первой крупной мишенью в процессе «наведения порядка».
До своего ареста Амиров считался одной из центральных фигур в дагестанской системе власти. Прежде чем впервые выиграть выборы мэра в феврале 1998 года он в течение почти семи лет занимал пост заместителя председателя республиканского правительства. Впрочем, бюрократический вес Амирова не ограничивался сферами его непосредственной компетенции. Его очень часто сравнивали с многолетним мэром российской столицы Юрием Лужковым, который был не обычным городским головой, а политиком общероссийского уровня. В случае с Амировым мы можем говорить не только об управленце республиканского масштаба, но и о влиятельном игроке, имевшим свои особые отношения с федеральными чиновниками и крупным российским бизнесом. Махачкалинская мэрия была самостоятельным центром силы, с которым приходилось считаться даже Кремлю. Можно ли говорить о том, что после его ареста в политике России на Северном Кавказе в целом и в Дагестане в частности наступает перелом? И если да, то в чем смысл этого перелома? И не окажется ли лекарство в конечном итоге хуже самой болезни?
Для ответа на поставленные выше вопросы было бы полезно задуматься над правильным диагностированием дагестанских социально-политических болезней. Сегодня нет недостатка в желающих представить мэра Махачкалы как персонифицированное зло крупнейшей северокавказской республики. Коррупция, теневой бизнес, непотизм, спекуляции по поводу связей с радикальным подпольем. Даже если все эти обвинения верны лишь отчасти, есть от чего схватиться за голову. Однако это всего лишь часть проблемы. Прежде чем произносить популярное ныне слово «клановость», стоит понять, какие условия сделали востребованными именно этот тип властных отношений. И, разобравшись в этом, понять, что
торжество неправовых и неформальных принципов появилось не благодаря каким-то этнографическим особенностям Дагестана, а его многолетней погруженности в вакуум государственной власти. И ответственность за это помимо местных элит и групп влияния по праву должна разделить и Москва.
Долгие годы Дагестан фактически был предоставлен самому себе. Республика была вынуждена соседствовать с сепаратистской Чечней, решать проблемы разделенных народов (лезгины, аварцы) с соседними Грузией и Азербайджаном без особой помощи и поддержки федерального центра. И все это происходило на фоне слома старой советской планово-распределительной системы экономики и формирования новых рыночных отношений.
Остроты ситуации добавляла и дагестанская полиэтничность. В отличие от других республик Северного Кавказа и вообще национально-государственных образований в составе РФ здесь не было и нет так называемой «титульной группы». На фоне острого дефицита земельных ресурсов и продолжающегося с советских времен процесса активного переселения с гор на равнины и из сельской местности в города происходило размывание традиционных этнических ареалов. Принципы частной собственности утверждались в этом контексте в непростой конкуренции с представлениями об «этнической собственности» на землю, в соответствие с которым представители «своего народа» могут иметь преференции при доступе к имущественным и властным ресурсам на той или иной территории. Добавим к этому процесс реисламизации республики, который разделил дагестанское общество на сторонников суфийского ислама, умеренных салафитов и радикальных джихадистов.
В этих условиях, когда сложнейшие социально-политические процессы развивались без должного контроля со стороны государства, а светский суд и правоохранительные структуры не гарантировали защиты и безопасности, на первый план вышли кланы и группы влияния, выстроившие систему общественных отношений и политический порядок по своему усмотрению. При этом не раз и не два они оказывали существенную поддержку Российскому государству, как это было, например, в 1999 году во время вторжения Басаева и Хаттаба в Дагестан. Под разговоры о том, что «террористов надо мочить в сортире», высокие чиновники в Кремле мало рефлексировали на темы, откуда идут деньги на вооружение и провиант для дагестанских ополченцев. Не лучше дело обстояло и с результатами голосования за правящую партию на выборах как республиканского, так и общероссийского уровня. Мало кого интересовало, например, резкое падение результатов дагестанского отделения КПРФ, имевшего некогда в республике значительный ресурс популярности. К слову сказать, амировский отряд также принимал участие в событиях 1999 года на российской стороне, а сам опальный мэр был далеко не на последних ролях в дагестанской «Единой России».
Трудно представить, что в Москве все его грехи в одночасье стали известны в 2013 году. Или в 2011-м (согласно недавно оглашенной информации правоохранительных структур, арест махачкалинского городского головы планировался за два года до этого).
Как бы там ни было, с чего-то и с кого-то нужно было начинать. И санацию республиканской власти можно было бы только приветствовать, если бы не несколько принципиальных соображений.
Во-первых, сама по себе смена лиц без кардинальной корректировки системы управления мало что даст. Если не менять правила игры, то вместо Саида Амирова появятся другие «клановожатые». Более аккуратные и умелые. Дагестанская история вызвала в памяти предыдущие попытки «очистки власти», предпринятые на закате Советского Союза («узбекское дело», назначение «равноудаленного» от кланов Абдурахмана Везирова на пост первого секретаря ЦК КП Азербайджана). Все они привели совсем не к тем результатам, на которые были рассчитаны. Напротив, практически повсеместно они вызвали мощную этнополитическую мобилизацию на основе неприятия политики центра. Но предложить свою альтернативу и навязать свою игру центр тогда не смог. Последствия этого известны. Ведь
мало выводить из игры сановных коррупционеров. Нужно предлагать иные социальные реалии, которые делают невостребованными клановость и непотизм.
Если нет возможностей для карьерного роста, ведения нормального бизнеса и реализации гражданских проектов, социальная активность уходит в радикальный ислам и этнический национализм, а любая спорная проблема решается через «отстрел» или шантаж. И уход с поста Саида Амирова сам по себе вне институциональных изменений не будет слишком полезен. Он так и останется на уровне «сигнала».
Во-вторых, к «сопротивлению материала» Москве нужно быть готовой уже сегодня. Уход Амирова — это не только освобождение начальственного кабинета. Это еще и раздел сфер влияния. И вот здесь критически важно, чтобы данные процессы не были пущены на самотек. Сегодня Рамазан Абдулатипов, скорее всего, повысит свою популярность у народа Дагестана. Однако не секрет, что у него нет крепкой команды, а без поддержки центра его устремления не будут слишком эффективными.
Если центральная власть будет упиваться пиаром и решать кратковременные задачи (временное умиротворение накануне сочинской Олимпиады), лекарство от коррупции может возыметь сильные побочные последствия.
Главный урок из истории с махачкалинским мэром более или менее очевиден. Москве пора прекратить практику «дистанционного управления» регионом. В проблемах Дагестана надо системно разбираться, вырабатывая адекватные методики разрешения острых социальных проблем (один земельный вопрос или внутренняя миграция чего стоят!), не решаемых годами.