Это продолжение серии публикаций российских экспертов из Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА) о стратегических проблемах развития страны.
В последнее время официальные лица охотно говорят об успехах демографической политики и о небывалом росте рождаемости. Действительно, с тех пор как в начале 2007 года правительство начало принимать меры по повышению уровня жизни семей с детьми и стимулированию рождаемости, главным образом за счет вторых рождений, коэффициент рождаемости рос, хотя и не очень высокими темпами. Суммарный коэффициент рождаемости (наиболее точный показатель числа рождений в расчете на одну женщину) увеличился с 1,305 в 2006 году до 1,582 в 2011 году. Данные о рождаемости за 2012 год будут доступны только летом, но, по предварительным оценкам Минтруда, коэффициент за 2012-й может составить 1,7. Спустя пять лет руководство страны заговорило о необходимости поддержки уже не столько вторых, сколько третьих рождений в тех регионах, где демографическая ситуация в среднем хуже, чем по стране в целом. Впервые эта мысль прозвучала в послании президента Владимира Путина в 2012 году, в апреле он вернулся к ней в ходе «прямой линии».
Но есть ли основания утверждать, что Россия стоит на пороге перехода к расширенному воспроизводству населения, а многодетность скоро станет в ней массовым явлением?
Имеющиеся в распоряжении экспертов статистические данные и результаты исследований не позволяют сделать однозначный вывод о последствиях мер 2007 года. Очевидно, что в этот период росло число вторых и последующих рождений у женщин средних и старших репродуктивных возрастов. Скорее всего, действия правительства привели к сдвигу календаря рождений, как это уже происходило в 1980-е, когда население просто быстрее рожает тех детей, которые, скорее всего, появились бы и в отсутствие политики стимулирования рождаемости. Вместе с тем возможные эффекты политики 2007 года наложились на социально-демографические тенденции смещения рождения детей, особенно вторых, в сторону средних и старших репродуктивных возрастов и одновременного увеличения численности этой возрастной группы женщин. Разделить влияние этих трех факторов, по крайней мере на основе имеющихся данных, не представляется возможным. Поэтому остается только ждать: со временем станет понятно, повлияли ли усилия правительства на итоговую рождаемость реальных поколений женщин.
Сами граждане оценивают возможные последствия предложенных мер с умеренным оптимизмом. По данным третьей волны панельного обследования «Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе» (РиДМиЖ), проведенной Независимым институтом социальной политики (НИСП) в 2011 году, около четверти (27%) опрошенных оценили планы государства как неэффективные с точки зрения их возможности повысить рождаемость в России; немногим менее половины опрошенных (47%), напротив, отметили высокую эффективность каждой из предложенных мер. Наиболее высокие оценки получили материнский капитал, увеличение денежных выплат на время отпуска по уходу за ребенком, увеличение размера ежемесячного пособия на детей до 1,5 лет.
Но при переходе от общих оценок влияния госполитики на рождаемость к тому, способна ли она изменить личные планы самого человека, оценки становятся более консервативными, что подтверждают данные опросов как в 2007, так и в 2011 году. Так, подавляющее большинство (79%) респондентов РиДМиЖ, родивших ребенка в 2007-2011 годах, ответили, что новые меры демографической политики никак не повлияли на их решение родить ребенка. Около 5% отметили, что под влиянием мер этой политики они родили ребенка раньше, чем планировали (сдвиг календаря), и каждый десятый — то, что родили ребенка, которого до этого не планировали. Очевидно, что только последняя группа и может выступать источником реального увеличения итоговой рождаемости.
При этом доля этой группы в численности женщин репродуктивных возрастов (до 40 лет) составляет порядка 2,5%.
Одновременно следует понимать, что, наибольший отклик предложенные меры политики вызвали у представителей самой низкой доходной группы, с образованием ниже среднего профессионального. Это, в общем-то, закономерно, учитывая, что увеличившиеся выплаты на детей составляют более весомую долю в доходах именно малообеспеченных семей. Вместе с тем, учитывая, что представители средних классов в целом имели меньшее число детей и до введения новых мер семейной политики, ее реализация — в отсутствие дополнительных мер или благоприятных экономических условий — может привести к усилению дифференциации уровней рождаемости по социальным стратам.
Слабое влияние демографической политики второй половины нулевых на реальное репродуктивное поведение населения подтверждается и данными о намерениях родить ребенка в обозримой перспективе. По данным трех волн обследования РиДМиЖ, проведенных в 2004, 2007 и 2011 годах, готовность респондентов репродуктивных возрастов родить ребенка в течение 3 лет после опроса или позднее оставалась удивительно стабильной на протяжении 7 лет. Единственное, чего удалось добиться благодаря реализации семейной политики в 2007-2011 годах, это снижения склонности населения откладывать рождение детей за пределы 3-летнего интервала.
Столь же стабильным остается и показатель желаемого числа детей, измеряемый на основе вопроса о том, сколько всего детей (включая имеющихся) индивид хотел бы иметь, если бы у него (нее) были все необходимые условия. В 2004-2011 годах он незначительно варьировал вокруг 2 детей.
Двое детей — идеал как мужчин, так и женщин, как городских, так и сельских жителей и почти не отличается в различных образовательных и доходных группах.
Исследования показывают, что в своем репродуктивном поведении люди стремятся следовать этой почти универсальной социальной норме 2-детности, в результате чего существенные отклонения от нее вызывают неудовлетворенность собственной судьбой и усиливают намерения попытаться скорректировать существующее положение вещей. Именно поэтому лица с высшим образованием, более обеспеченные слои населения, представители средних классов, которые склонны чаще откладывать рождение первенца по сравнению с другими социально-экономическими группами населения, как правило, выражают более сильное желание завести ребенка.
Реальные жизненные обстоятельства не дают в полной мере реализовать эту норму, что приводит к значительной — особенно по сравнению с многими странами с близким российскому уровнем рождаемости — доле семей с одним ребенком. По данным Всероссийской переписи населения 2010 года среди всех домохозяйств с детьми до 18 лет почти 2/3 (65%) составляли домохозяйства с 1 ребенком, немногим более четверти (27%) — домохозяйства с двумя детьми, и лишь 7% приходилось на домохозяйства с тремя и более детьми.
Таким образом, социальная норма в отношении рождения детей пока в России звучит как «не менее одного, но и не более двух детей».
По данным обследования РиДМиЖ доля тех, кто хотел бы завести еще одного ребенка, резко падает при переходе от опрошенных с 1 ребенком к опрошенным, у которых уже есть двое детей. Процент нежелающих заводить третьего ребенка оставался почти неизменным в период с 2007 по 2011 гг. При этом известно, что отрицательные репродуктивные намерения – нежелание рожать ребенка – обладают наибольшей прогностической силой: за редкими исключениями они сбываются.
Доля окончательно бездетных женщин, к концу репродуктивного возраста, и особенно доля добровольной бездетности в России остается пока намного ниже, чем в развитых странах. Тем не менее различные опросы фиксируют тревожную тенденцию к — пока еще незначительному — росту масштабов добровольной бездетности в молодых возрастах, что особенно явно проявляется в Москве, которая, как известно, выступает своего рода проводником различных новаций.
Таким образом, если демографическая политика в дальнейшем будет фокусироваться на стимулировании рождения третьих детей, это означает, во-первых, что она будет адресована крайне незначительной доле российских семей. Во-вторых, ее эффекты опять-таки могут в наибольшей степени проявиться в увеличении рождаемости в малообеспеченных и малообразованных категориях населения. Тогда как в наиболее образованных слоях населения, и особенно среди женщин, нацеленных на профессиональную самореализацию, большее распространение может получить окончательная бездетность. Усиление дифференциации населения по уровню рождаемости в конечном итоге может отрицательно сказаться на динамике коэффициентов рождаемости.
Как ни банально это звучит, но третий ребенок может родиться только там, где появился первый, а затем и второй ребенок. Поэтому, на мой взгляд, акценты демографической политики должны быть смещены на поддержку рождения первых и вторых детей.
Это позволило бы сблизить фактическое и желаемое число детей для большинства населения за счет роста вторых рождений.
Динамика рождаемости в стране от этого только выиграла бы.
При этом, по-видимому, для получения заметного эффекта расходы поддержку материнства и детства должны быть увеличены в разы. Необходимо как наращивать финансирование системы детских пособий, предоставляя их, прежде всего, на основе принципа адресности малообеспеченным семьям с детьми, так и создавать условия для совмещения занятости и материнства, востребованные женщинами средних классов, что невозможно без развития социальных услуг по уходу за детьми, в том числе в возрасте до 3 лет, и распространения гибких и дистанционных форм занятости.