«Доллары, если их много, заменяют и ум, и знания, бездарный или заурядный предстает выдающимся, бесчестный и растленный — образцом для подражания, спекулянт и казнокрад превращается из объекта для уголовной полиции в субъекта, царящего в обществе, его столп. Миллионы долларов дают… их обладателям власть — не всегда заметную и поддающуюся точному учету, но реальную и практически неограниченную». Вердикт капитализму главный публицист-международник СССР Валентин Зорин вынес в книге «Некоронованные короли Америки», которая вышла в свет в 1968 году.
Главное здесь — глубокая вера во всемогущество капитала. Марксизм, служивший (хотя и в деформированном виде) предтечей советской догматики, рос из тех же корней, что и либеральная политэкономия. Так что методологически похоже, но с обратным знаком.
И неудивительно, что обрушение советской модели на рубеже 1990-х годов породило не рыночную экономику из западных учебников, а карикатурный капитализм, с которым сроднились, непрестанно атакуя его, профессиональные идеологические бойцы прежнего времени. И описание Зорина буквально применимо к развитию любой постсоветской страны — от России и Казахстана до Украины и Латвии.
Зорин замечает, что капитализм мимикрирует, имитируя распределение собственности и власти, но это очередной обман. Надо принять во внимание, что книга вышла в год потрясения западного мира, когда молодежь в Европе и США потянулась за леваками-ниспровергателями. И подавляющее большинство — вовсе не ради того, чтобы сокрушить устои. Они хотели лишь обновления общественной конструкции, закостеневшей за годы потребительского чуда и политической стабилизации на фоне «красной угрозы».
Воздействие оказалось очень долгосрочным. События заставили расширить рамки истеблишмента — левые, «зеленые» и гражданские активисты потеснили политико-предпринимательскую «аристократию».
Волнения стали предвестниками и новой экономической волны, связанной с технологической революцией, возникновением постиндустриального капитализма. Западная модель, пройдя через внутренний кризис, восстановила операционную гибкость, которую параллельно начала стремительно утрачивать модель советская.
Крах социалистической альтернативы сделал западный капитализм, а за ним и все остальное, глобальным.
Самый интересный вопрос с тех пор — об источниках и механизмах власти. Еще недавно считалось, что глобальным миром правит транснациональный капитал. Ярким символом стала атака Джорджа Сороса на Банк Англии осенью 1992 года, выбившая фунт стерлингов из европейского обменного механизма.
На рубеже веков на первый план стали выходить, с одной стороны, сырьевые гиганты, желавшие использовать повсеместное распространение рыночной модели для собственной капитализации за счет ранее недоступных государственных ресурсов. С другой — коммуникационные корпорации, владельцы виртуального пространства. На этом фоне управленческие возможности государства как института стали выглядеть настолько блекло, что заговорили даже о его закате в принципе.
Однако в 2000-х маятник пошел обратно. Призывы обуздать стихию глобальных рынков зазвучали из самого сердца мирового капитализма — из Америки. Государства, особенно с авторитарным правлением, занялись укреплением контроля над ресурсами, вытесняя «семь сестер» и прочих «родственников» с доминирующих позиций. И даже коммуникационные гиганты наподобие Google или Microsoft идут навстречу государству, поддаваясь его требованиям содействовать обеспечению общественной безопасности.
Последние события свидетельствуют о том, что политическая логика, как минимум в России и на Западе, из-за Украины отодвинула на второй план соображения экономической целесообразности. Глобальный охват дает бизнесу огромные возможности, но и объективно заставляет государство мобилизоваться для защиты своей власти. А источник власти все равно остается на национальном уровне — никто еще не придумал, как заручиться трансграничной легитимностью.
Государство использует естественный страх большинства населения перед утратой собственной самобытности по мере стирания границ, что заведомо способно рекрутировать поддержку оборонительной позиции. Объективно глобальный капитализм многократно превосходит национальный по своему потенциалу, но уступает по способности найти общественную опору, то есть фундамент реальной власти.
И если добавить сюда звучащие сейчас прогнозы о грядущей деглобализации, возможно, капитал в перспективе будет больше нацелен на игру «на своем поле», чем на поле какого-либо соперника.