Пока одобренные в ноябре прошлого года советом директоров Банка России и представленные в бюджетном пакете в Госдуму «Основные направления единой государственной денежно-кредитной политики на 2015 год и период 2016 и 2017 годов» никто официально не дезавуировал. Стало быть, черным по белому зафиксированные в этом документе положения о завершении многолетнего перехода к инфляционному таргетированию и проведении на его основе денежно-кредитной политики вроде бы продолжают действовать.
Тем не менее 12 февраля на встрече с представителями банковского сообщества в пансионате «Бор» Эльвира Набиуллина провозгласила, что инфляция более не является единственным критерием при решении вопроса об изменении ключевой ставки ЦБ. Теперь политических ориентиров у денежно-кредитной политики три: плюс к инфляционному таргетированию это поддержка экономики и курсовая стабильность.
Гром среди ясного неба? Не совсем. С логической точки зрения ничего удивительного в пересмотре позиции ЦБ, строго говоря, нет: противоречия и недостатки политики инфляционного таргетирования хорошо известны. Неслучайно в течение последних месяцев Банк России подвергался уничтожающей критике слева и справа за отрыв проводимой им политики от жизни. О том, что ее изменение уже по факту состоялось, свидетельствовало внезапное снижение Центробанком 30 января ключевой ставки с 17% до 15%, несмотря на явно нарастающий инфляционный тренд.
Поскольку со стороны Центробанка опровержений информационных утечек из «Бора» не последовало, профессиональное сообщество в целом приняло эту новость на ура и поспешило приветствовать долгожданное «возвращение к реализму», которое вроде бы должно повысить доверие рынков к главному банку страны. Проблема доверия сейчас действительно ключевая, но вот решится ли она в результате «смены вех» или нет — большой вопрос.
Сделанные на закрытом совещании с банкирами заявления Эльвиры Набиуллиной неизбежно порождают достаточно много вопросов, удовлетворительных ответов на которые у широкой публики на сегодняшний день нет.
Вот навскидку лишь некоторые из них:
1) Установлена ли заявленная политика «всерьез и надолго» или это составная часть пакета временных антикризисных мер российских властей?
2) Какой из трех заведомо противоречивых ориентиров изменения ключевой ставки (инфляция, курсовая стабильность, развитие экономики) является приоритетным для Банка России в нынешней конкретной ситуации и как могут меняться эти приоритеты в будущем?
3) Означает ли появление курсовой стабильности в перечне ориентиров для изменения ключевой ставки полный или частичный отказ от режима свободного плавания рубля, ранее заявленного в пакете с инфляционным таргетированием? Если нет, то каким образом Банк России будет проводить грань между необходимостью применения инструментария процентных ставок в целях стабилизации курса и ее отсутствием?
4) На какие параметры (динамика реального ВВП, объемов кредитования или промышленного производства, «разрыв выпуска», номинальная стоимость коммерческого кредита или какие-либо иные индикаторы) будет ориентироваться Центробанк, принимая решение об изменении процентных ставок в целях поддержки российской экономики?
5) Повлияют ли изменения политики Банка России на параметры сделанного им в последней редакции «Основных направлений» экономического прогноза? Или же последствия этих мер будут для экономики полностью нейтральны?
Но тогда непонятно, зачем их вообще вводить?
В самом по себе резком изменении политического курса ЦБ в принципе нет ничего плохого. Но хотелось бы, чтобы объявление о таком изменении производилось до того, как новая политика начнет воплощаться в жизнь. В нашем же случае недавнее решение о снижении ставки стало настоящей неожиданностью для подавляющего большинства специалистов, продолжавших свято верить в заветы «Основных направлений», — из 32 аналитиков, опрошенных агентством Bloomberg, только один смог предсказать такой результат! Теперь же рынок будет гораздо осторожнее относиться к любым принципиальным заявлениям ЦБ, понимая, что ничего святого на самом деле нет и в будущем любые принципы под давлением обстоятельств могут быть точно так же, без предуведомления, пересмотрены.
Вопрос об оптимальном соотношении принципов и дискреции (свободы действий) — один из ключевых в макроэкономической теории. Большая гибкость, безусловно, удобна регулятору, но на практике часто оказывается контрпродуктивной, поскольку увеличивает вариацию рыночных ожиданий и реакций, а также реальных результатов экономической политики. Осмысленное движение в сторону большей свободы действий требует высокого качества институтов, формирующих экономическую политику, в противном случае неизбежна быстрая ее деградация.
Таким образом, доверие к ЦБ в результате пересмотра политики скорее пострадает, чем повысится.
Единственным способом смягчить нанесенный ущерб является публичное разъяснение Банком России своих новых подходов и внесение в Госдуму вместе с кардинальными поправками в бюджетный закон новой редакции Основных направлений единой государственной денежно-кредитной политики, где будут официально даны четкие ответы об основных принципах и приоритетах действий этого института в нынешних непростых экономических условиях.
Если же эти принципы и приоритеты окажутся в серой зоне и принимаемые Центробанком меры будут всякий раз определяться на основе чисто сиюминутных конъюнктурных соображений «на глазок», то результат получится ничуть не лучше, чем с инфляционным таргетированием.