Хорошо бы стать автором единого учебника истории — почету много, но, главное, гонорары порадуют. Впрочем, по моим наблюдениям, еще лучше быть не сочинителем, а издателем единого учебника, поскольку какие бы цифры ни стояли в договоре, автор дождется лишь тех сумм, что милостиво уделит ему издательство от своих никем не считанных щедрот.
До открытого конкурса дело вряд ли дойдет, а если дойдет, то вряд ли он окажется честным. А если даже — чудо из чудес! — пройдет безукоризненно, то как будет решаться, какой из претендентов лучше передал «единую логику непрерывной российской истории», а какой — хуже? Разве кто-нибудь из профессиональных историков рискнет утверждать, что он сам в точности постиг эту самую логику? Такую смелость позволяют себе лишь политики — причем чем скромнее у них образование, тем легче им это удается — ведь в их представлении Рюрик высадился на берегу Ильменя только ради того, чтобы в положенный час им было где насладиться деньгами и властью. Общественная миссия историка состоит не в том, чтобы давать простые ответы на бездарно сформулированные вопросы, тем более когда эти ответы ему назойливо подсказывают — притом отнюдь не историки и отнюдь не из возвышенных соображений.
Введение единого национального учебника до сих пор не относилось к характерным признакам государства демократического, да к тому же федеративного.
Скорее наоборот. Невозможно представить себе, чтобы школьники в Бремене учились истории по тем же учебникам, что их сверстники в Баварии или Саксонии. Еще труднее вообразить, чтобы в Гамбурге или Шлезвиге, в Сааре или Мекленбурге со страниц местного учебника школьникам, например, отрекомендовали Гитлера в качестве «эффективного менеджера». В Германии школьное и вузовское образование, как известно, отнесено к компетенции отдельных земель, а не центрального правительства. Это, кстати, урок, усвоенный из опыта как тоталитарного, так и авторитарного прошлого, и это же одно из средств не допустить возврата в такое прошлое. Разумеется, есть и федеральная инстанция — постоянная конференция министров культуры (и образования). В 1972 году она приняла действующие сегодня «Принципы одобрения школьных учебников», которыми обязаны руководствоваться земельные власти. Этот нормативный документ состоит из десяти коротких пунктов и помещается на странице. К содержанию учебников тут только два требования: они должны, во-первых, не противоречить конституции и другим правовым нормам, а во-вторых, соответствовать в содержательном, методическом и дидактическом отношении учебным планам и рекомендациям по построению соответствующих дисциплин. Разрешение же печатать тот или иной учебник земельные власти дают (или не дают) самостоятельно. Списки дозволенных учебников висят на сайтах соответствующих земельных министерств культуры.
Во Франции немецкие правила сочли бы жестоким попранием свободы. Там дело государства — только сформулировать национальные программы (кстати, сейчас критикуемые со всех сторон), а уж как их будут интерпретировать в каждом конкретном учебнике — забота его автора и общественности, научной и школьной. Лицеи сами выбирают подходящие для себя учебники, причем их содержание может в конечном счете оказаться весьма далеким от буквы государственной программы. Поэтому правые требуют ввести государственное лицензирование учебников, а левые настаивают на сохранении давних свобод.
Германия и Франция — отнюдь не исключение в западном мире. Стоит ли заводить речь об Америке, если даже в старинных европейских монархиях творится, на наш нынешний взгляд, полный беспорядок. Как красиво — с гербами — смотрелись бы единые «королевские» учебники истории в Великобритании, Бельгии или Испании. Увы! Впрочем, понятное дело, все эти примеры нам никак не указ, поскольку и демократия у нас своя, и федерализм тоже свой...
Между тем, когда в конце 1980-х годов советская государственная машина производства школьного официоза сама собой распалась, у нас появилось множество интересных учебников истории, о которых раньше и мечтать было нельзя.
Учителя по призванию были счастливы наконец-то открывшемуся выбору, учителя по службе сразу же затосковали.
Думать своей головой им было непривычно, а привычно было вбивать (да и то лишь с грехом пополам) в чужие головы то, что угодно сиюминутному начальству. Им требовалась предельно ясная догма, пускай и противоположная по смыслу догме вчерашней. Если Троцкий и Бухарин вчера были сатанинским отродьем, а сегодня станут ангелами во плоти — это ничего. Лишь бы не эта противная неопределенность, когда приходится думать самому и заставлять думать учеников — в чуть более сложном режиме, чем различение «черного» и «белого».
Но «лихие девяностые» постепенно проходили, и начальный безбрежный плюрализм суждений полегоньку загоняли во все более сужавшееся русло. Та самая «широкая учительская общественность», к которой постоянно апеллируют сторонники унификации и догматизации школьной истории, приободрялась на глазах. Теперь же ее ждет просто праздник, если, конечно, объявленный проект создания единого учебника и впрямь будет реализован. Сказано-то об этом было не столь категорично, как порой излагают: «Возможно, стоит подумать о единых учебниках истории России для средней школы...» Ведь бывает, что подумают-подумают, запустив пробный шар, да потом и раздумают...
На моей памяти последние лет тридцать ни одно совещание по учебникам не обходилось без чьего-либо (обычно весьма вдохновенного) монолога о том, что школьный учебник должен быть хорошо написан. Нередко тут же воспроизводилась апокрифическая байка неизвестного происхождения о какой-то стране, где якобы собрали лучших писателей и заставили их сочинять школьные учебники, отчего всем стало приятно. Боюсь, что «творческий коллектив» из дюжины директоров, академиков, министров, да еще и членов «старейших общественных объединений» может выражать свои суждения только суконным бюрократическим языком. В качестве примера достаточно открыть любой из многочисленных советских «единых» учебников, отвечавших в глазах их авторов и заказчиков всем требованиям научности, идейности, объективности и высокой социалистической морали. Неужели все так быстро забылось?
Даже если единый учебник и введут, интеллигенции биться в истерике не стоит. Плохому учителю единый учебник, конечно, некоторая подмога, но и хорошему не препятствие. Хороший учитель и в советские времена преподавал то, что по совести считал нужным, а не то, что было пропечатано на казенной бумаге с министерским грифом. Он понимал, что задача школьной истории — помочь будущим согражданам научиться думать сложно и творчески, поскольку от свободы их мышления в конечном счете зависит судьба страны.
Впрочем, не был ли контекст, в котором прозвучали эти фразы, уже, чем заподозрил с перепугу «креативный класс»? Ведь намеки делались, похоже, только на создателей сепаратистских картин прошлого, искажающих такие его моменты, как, например, обстоятельства вхождения какого-либо сообщества в состав России. Иными словами, речь шла об унификации «правильных» трактовок не Петра I, Николая II или Сталина, а, скажем, Ермолова, Шамиля, Ермака. Коли так, то решение предлагается странное. Если допустить, что в Федеральный список учебников попали неправильные, то что мешает либо их оттуда целиком изъять, либо интонации нужным образом поправить? Если нехорошие учебники проникают в региональный компонент образования (что вероятнее), то как тут поможет распространение общероссийского «правильного» учебника? Он так и будет существовать параллельно с местными, их никак не вытесняя. Тут надо бы скорее с региональными министерствами образования поработать...
Какие бы цели ни имели в виду авторы злополучных слов про возможное появление единых учебников, удивляет то, что они ожидают от него какого-то результата.
Или только делают вид, что ожидают? На дворе уже не 30-е годы прошлого века, и никакой школьный учебник давно уже не может послужить средством введения единомыслия в России. Роль любого учебника истории в формировании мировоззрения школьника сегодня весьма скромна — это подтвердит любой социолог. Так что к счастью или нет, но «единый учебник» не поможет ни сократить оппозиционеров всех мастей от анархистов до нацистов, ни вывести на корню сепаратистов. Скорее даже наоборот — как и всякая идеологическая концепция, навязываемая сверху безальтернативно и беспардонно.