Почему Россия может остаться без доходов от новых нефтяных месторождений

Новости о крупных нефтегазовых проектах в последнее время все более однообразны. Как правило, единственное, что обсуждается в связи с ними, — предоставление этим проектам крупных налоговых льгот.

В прошлом году правительство своим распоряжением ввело масштабные льготы разработчикам месторождений континентального шельфа — дифференцированные ставки налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ), нулевую экспортную пошлину, льготу по налогу на имущество. Похожие льготы были обещаны проектам «Ямал СПГ» и Приразломному месторождению, обсуждаются льготы Штокману. Региональные парламенты добывающих регионов штампуют законы о льготах по налогу на прибыль для компаний, осваивающих новые месторождения. Наступивший год начался с дискуссии между Минфином и другими ведомствами по идее обнуления газового НДПИ для месторождений Дальнего Востока и Восточной Сибири.

Пока мало кто решается посчитать последствия массовой раздачи налоговых льгот. И напрасно: если так пойдет дальше, через 10–15 лет Россия вообще может не получать доходов от эксплуатации нефтегазовых месторождений.

Звучит диковато, но все «обнуления» так или иначе ведут прямиком к этой цели. Например, «Газпром» экспортирует газ в Турцию через газопровод «Голубой поток» с нулевой ставкой экспортной пошлины. В 2005 году, когда доля поставок газа в Турцию составляла примерно десятую часть от общего экспорта в Европу, уплаченная в бюджет экспортная пошлина по европейским поставкам составляла примерно 27,5% от средней европейской экспортной цены. В 2012 году, когда турецкие поставки выросли примерно до одной пятой газпромовского экспорта, — уже 19% от средней экспортной цены.

Складывается ощущение, что, раздавая льготы новым проектам, правительство не оценивает системные последствия этих шагов.

А последствия для бюджета страны в долгосрочной перспективе могут быть ужасающими. Необходимость предоставления льгот обычно мотивируется более высокими затратами на реализацию проектов и низкой рентабельностью при обычном налоговом режиме. Но это вопрос цены, закладываемой в расчеты. Как правило, при бизнес-планировании компании используют довольно консервативные оценки будущих цен на продукцию. Однако последнее десятилетие показало, что цены на углеводороды могут преподносить приятные для их производителей сюрпризы. То есть могут быть существенно выше ожиданий. Могут быть выше, а могут и ниже. Это проектный риск, в данном случае труднопредсказуемый. Так почему же этот риск в случае новых нефтегазовых проектов целиком перекладывается на государство — собственника природных ресурсов, добровольно отказывающегося от получения будущих доходов от их эксплуатации? Лет 10 назад стоял непрерывный визг о «стратегическом ущербе» для государства от проектов, реализуемых на основе СРП — соглашений о разделе продукции. Грабительскими их называли и коммунисты в Госдуме, и либералы в Минфине, и даже прагматики из ЮКОСа, которые стремились подороже продать свою компанию иностранцам, закрыв им возможность прийти в Россию по схеме раздела продукции. Все они в едином порыве требовали отменить СРП.

Между тем СРП — куда более эффективный механизм распределения рисков между государством и инвестором.

В случае налоговых льгот инвестор полностью перекладывает ценовые риски на государство. В случае раздела продукции стороны распределяют риски пропорционально.

Если цены будут низкими, потеряют оба. Если высокими — оба выиграют. Во время обсуждения СРП много говорилось о важности этого режима для разработки нефтегазовых проектов в новых регионах. Но Зюганов, Кудрин и Ходорковский не хотели слушать. А теперь выясняется: зря в 2003-м загубили режим СРП. Может быть, пришло время вернуться к забытой схеме?